Властелин рек - Виктор Александрович Иутин

с двух сторон. — Ясырь изображал темными мозолистыми пальцами, как он все это совершал. — Сунул в зубы и — плюх — в воду!

— С головой? — спросил кто-то из молодых казаков.

— А как же! С головой, трубку наверх! Дышу, стало быть, гляжу сквозь воду — татары подъехали, стоят, ждут! Ох, и долго они, нехристи, там топтались! А я дышу, думаю, проваливайте уже, мать вашу, так и эдак…

— Вот брехло! — не выдержав, хрипло выпалил Карчига. — В прошлый раз говорил, мол, они мимо прошли!

— Они и прошли! Ты до конца слухай, потом рот разевай! — возмутился Ясырь. Кто-то из мужиков свалился на землю от хохота. Смеялся и Мещеряк, поглядывая на Архипа. Тот сидел, улыбаясь, сумел отогнать мрачные мысли.

— Да я за все эти годы наслушался! От баек твоих мне нехристи татарские каждую ночь снятся! — натужно хрипел Карчига, надувая на шее синие вены.

— А ты посиди с мое в воде! С головой! Посиди! — стал кричать Ясырь, брызжа слюной.

— С чего? Я вместе с новгородскими ушкуйниками этих татар всю жизнь бил, и лучше бы помер, чем жопу свою под клеймо подставил!

Ясырь дернулся с места и сходу ударил Карчигу кулаком в лицо. Пока Иван поднимался, утирая кровь с лица, Ясыря уже держали мужики, а он дергался, силясь достать обидчика.

— Силы побереги, Гришка, — услышали все и обернулись. Мимо с прочими есаулами проходил сам Ермак, с усмешкой глядя на мужиков.

— Да он, да я, — остывая, начал оправдываться Ясырь. Атаман уже уходил, и столь короткое появление его разом охладило пыл казаков. Вскоре все уже сидели мирно и хлебали из одного котла горячее вязкое варево из ячменя. Архип потом еще долго вспоминал это мгновение, удивляясь тому, какую власть имеет пал этими бесстрашными воинами этот невзрачный с виду человек!

— Он нам всем вместо отца, — не раз говаривал Мещеряк и ранее, и тогда. Иные, кто знал Ермака давно, помнили, каким страшным казаком он был в лихой юности — и русских купцов, и ногайских крестьян резал нещадно, и, говорят, мол, детей тоже не чурался убивать. С годами присмирел, однако остался суровым атаманом, у коего до конца жизни руки по локоть были в крови…

Тушили костры — лагерь готовился ко сну. Дозорные выступали на свои посты, воеводы объехали лагерь, проверили заставы. Мещеряк, как и прочие казаки, снял пояс, увешанный разными футлярами и мешками, отцепил от пояса саблю и лёг прямо на землю, положив рядом свою пищаль, с коей не расставался. Испросив дозволения, Архип впервые взял в руки пищаль, ощутив непривычную тяжесть незнакомого оружия. Внимательно взглянул на истертые деревянные цевье и приклад, осмотрел ствол.

— Она заряжена, не балуй, — усмехнулся Мещеряк, закидывая руки за голову и вытягиваясь. — Землица прогрелась, хорошо как…

— А покажи, как ее заряжать? — попросил Архип, протянув оружие хозяину.

— Ну-у-у, отец, — закряхтел Матвей, — то дело такое, долгое!

— Научи! — настаивал Архип, по-прежнему протягивая пищаль. Матвей искоса взглянул на него, снова покряхтел и принял оружие.

— Ну, гляди! — вздохнув, сказал он. — Вог фитиль, его надобно поджечь при стрельбе. Пока он тлеет, сымай его, убирай сюда. — Он показал на прицепленный к снятому поясу железный футляр, весь в отверстиях. — Это дабы воздух был и фитиль не погас! Гляди! Берем эту зарядцу. — Он указал на множество прицепленных к поясу небольших футляров размером с мизинец. — Сыпем из нее в ствол порох. Опосля пулю в ствол и об землю ее, вот так. — Он легонько стукнул прикладом. — Потом сюда немного пороху, где фитиль снял. Надел фитиль, стреляешь. Все.

— Да-а-а, — протянул Архип и почесал затылок, — премудрость целая.

— Ничего. Ежели бой будет, заряжать тебя заставлю. Не все ж тебе с саблей бежать на врага. А ежели у них стрелки токмо будут? Далеко убежишь? Вот так вот! — откладывая пищаль, молвил Мещеряк и лёг на бок. Архип тоже лёг на землю, прижал к себе свою саблю, придвинулся к товарищу ближе, дабы ночью было теплее, и закрыл глаза. Думать ни о чем не хотелось — усталость скосила его напрочь.

Казалось, едва он уснул, Матвей толкнул его в плечо легонько:

— Все, вставай, отец! Уходим.

Архип поднялся и, протирая глаза, огляделся. Предрассветное небо было красно-лиловым, туман стелился над полями и извилистой рекой. Царило великое оживление — лагерь снимался, воины, собираясь, сновали всюду. Казаки готовили струги к отплытию. Есаулы Ермака торопили мужиков, бранились. Сам атаман уже был в своем струге, Архип увидел его издали, когда они с Матвеем уже отчаливали от берега. Конное войско уже снялось, а Передовой полк, как говаривали, выступил еще затемно.

Архип, еще чумной ото сна, глядел на укрытый туманом берег, зевал, мелко крестя рот. Было зябко и серо.

— Ты приляг, отец, — сидя на носу струга, предложил с улыбкой Матвей.

— Даст Бог — на том свете отоспимся, — отшутился Архип.

— Все одно в бой первым ты не рвешься, — усаживаясь рядом с ним, тихо проговорил Матвей.

— Ежели ты о том, как мы Дубровно и Оршу брали, то разве ж можно это боем назвать? Избиение крестьян, простых людей, как мы с тобой, — без улыбки отвечал Архип, сведя к переносице брови.

— Вот как! — хохотнул Мещеряк. — Стало быть, литовцев пожалел!

— А что ж они, не люди? Такие же православные, как и мы с тобою…

— Не пойму я тебя. — Мещеряк уже перестал улыбаться. — Так зачем же ты на войну пошел? Ты же сказывал, что жил послушником в монастыре, чего потянуло-то на подвиги?

— Землю свою защищаю, — ответил Архип, стиснув зубы.

— Так защищай! — Во взгляде Матвея, обращенном на Архипа, сверкнуло что-то недоброе. — Защищай! И ежели приказано атаманом — грабить, бить, значит, надобно грабить, жечь, бить!

Прочие мужики, что плыли с ними в струге, уже перестали переговариваться меж собой, глядели на Мещеряка. Назревала драка. Но Архип был спокоен и невозмутим, молчал, пристально глядя в стелящийся над водой туман. Он понял, что молодой казачок решил перед товарищами утвердиться, но нисколько не обижался на этого мальчишку.

— Я тебе сразу ничего не сказал, но думал много о том, — продолжал Матвей, — и все никак