Черная земляника: Рассказы - С. Коринна Бий

Сначала Жермен себя не помнил от смущения, он словно ослеп и оглох, он не понимал, как это ему прежде удавалось ходить по земле. Но теперь, когда его любимая была рядом, когда его руки обняли ее талию, радость и смелость вновь окрылили его.

Танцуя, он принялся разглядывать девушку. Его изголодавшиеся глаза жадно упивались ее чертами. Никогда еще он не видел ее так близко, и теперь сделал несколько открытий: на ее щеках золотились веснушки, точно первые звездочки в еще светлом небе; на нижней губе виднелась трещинка; на подбородке была ямочка. И еще он заметил, что ресницы у нее не рыжие и не белые, а золотистые, каким иногда бывает песок на берегу Роны… Вот почему вместо того, чтобы портить ее лицо, они придавали ему какое-то неземное выражение. Выражение ангела или демона? Жермену было все равно.

* * *

С этого дня они каждое воскресенье прогуливались вместе. «Гляди-ка, ему удалось приручить ее!» — говорили люди. Однако до свадьбы было еще далеко. Флавия никак не решалась дать согласие и находила множество предлогов, чтобы отодвинуть это событие. Жермен исходил от нетерпения: он так долго ждал ее!

«Ты любишь меня, да или нет?» Она отвечала утвердительно, глядя ему прямо в глаза, но Жермену казалось, что она не видит его. «Ты как будто все время грезишь, — мягко упрекал он Флавию, — никак не пойму, что у тебя на уме». И, стараясь приглушить беспокойство, обнимал ее; в этот миг он забывал все.

В будни ему случалось мельком увидеть ее в окне дома или на улице. Она таинственно кивала ему головой, покрытой, как у всех местных женщин, яркой, цветастой косынкой, завязанной под подбородком. В этих суровых краях с долгими зимами людям нравится носить пестрые ткани в цветочек, вышивать цветы на передниках и украшать ими, живыми, подоконники. Но для Жермена самым прекрасным, самым благоуханным цветком была сама Флавия.

«Либо любовь полностью изменит ее и сделает доброй женой… либо Жермен обручился с призраком», — говорили деревенские мудрецы. В этих словах звучала легкая ревность мужчин, которым не повезло, да и девушек тоже. Покинутая Жюстина плакала, утирая слезы косынкой в пунцовых розах; ей приходилось ходить окольными путями, чтобы не встречаться с Жерменом.

А Флавия все колебалась. «Похоже, она боится, — думал Жермен, — ну и странная же девушка!» Он был совсем сбит с толку. Однажды вечером он пришел к своему дяде, деревенскому кюре. Тот всегда благоволил к племяннику. «Он мне поможет», — надеялся парень.

— Никак ты явился заказывать оглашение свадьбы? — с широкой улыбкой спросил кюре.

— Да… Нет…

Бедный жених никак не мог объяснить причину своего прихода.

— А что у тебя не ладится?

— Да вот… я из-за Флавии.

— Ты сделал прекрасный выбор.

— Оно верно… Но только мать у нее хворала…

— Так теперь она здорова!

— Именно что здорова…

Священник ничего не понимал.

— Конечно, это все выдумки Флавии, — продолжал Жермен с принужденным смехом, — может, ничего такого и нет, но она упряма, как черт…

— Все женщины упрямы.

— Так вот… чтобы ее мать выздоровела, она дала обет.

— И что же она обещала?

Парень вздохнул поглубже и наконец решился:

— Она дала обет девственности.

Дядя прыснул со смеху:

— И поэтому ты ходишь, как в воду опущенный?! Не переживай, мой мальчик, она дала свой обет сгоряча, не подумав. Мы освободим ее от него, а взамен предпишем небольшое паломничество.

— Ладно, — ответил Жермен, но вид у него был далеко не радостный. — Только вот какое дело: она за него держится…

— Уж не хочет ли она нарушить его с тобой? — забеспокоился священник.

— То-то и оно, что нет…

— Ну, значит, она просто решила тебя подразнить.

И пыльная сутана снова всколыхнулась от смеха.

* * *

Свадьбу назначили на последний день июля. Утром, десятого числа, о ней было объявлено перед проповедью воскресной мессы.

После службы обрученные сидели под лиственницами. Флавия прошептала: «Как хорошо пахнет лес!» Жермен ответил: «Да, но ты еще лучше!» Склонившись к ней, он жадно вдыхал ее запах, покусывал щеки — слегка, только чтобы напугать. Потом впился поцелуем в губы. Флавия вырвалась, в уголке ее рта зарделась капелька крови. Жермен растрепал ее волосы и начал исступленно целовать шею, затылок; она больше не противилась, но он не видел, как потемнели ее глаза.

Вдруг он воскликнул в порыве счастья:

— Флавия! Теперь ты моя жена!

— Нет еще.

— Да мы же обручены, обратного хода нет!

И он в восторге опрокинул ее на ковер из рыжей хвои. Но она яростно оттолкнула его и выпрямилась. «Надо же, она сильнее, чем я думал», — сказал он себе, и это ему понравилось.

Флавия заговорила:

— Знаешь, тот обет, что я дала… Гляди, я ведь не шутила. Уж коли я дала обет, то буду его держаться до конца.

— Да ведь кюре освободил тебя!

— Что ты понимаешь! Обет — дело святое.

Жермен, счастливый, уверенный в себе, со смехом сказал:

— Ладно, скоро ты запоешь по-другому. Все женщины на один лад…

Но Флавия ответила:

— Вы все увидите. Вспомнишь тогда мои слова.

Жермен опять затосковал. Он сидел рядом с ней, безмолвный, убитый, не чувствуя, как сухие иглы впиваются ему в ладони. Но, вернувшись в деревню и увидев на фасаде Дома Коммуны свадебное объявление, он забыл слова Флавии. Он снова был настоящим мужчиной, силачом; он готов был горы свернуть.

И вот наступил день свадьбы. Флавия сшила себе костюм из тонкого черного сукна с длинной бахромой на рукавах и юбке. На голове у нее высился пышный кружевной чепец с широкой черной бархатной лентой, расшитой золотыми нитями, яшмовыми бусинками и металлическими висюльками. Шейный платок ей не понадобился: ее рыжие волосы, собранные в круглый низкий шиньон и обрамлявшие темные плечи, сияли ярче любого шелка.

Увидев ее в этом наряде, Жермен воскликнул:

— Да ты прекраснее любой святой!

Он думал о тех статуях святых в золотых нимбах, в сверкающих тиарах, что стояли у них в церкви, закутанные в тяжелые одеяния.

Кюре был вне себя от радости: Флавия такая серьезная девушка; кто-кто, а она-то сумеет воспитать своих детей в любви к Господу! Он уже воображал, как они — дети Флавии — поют у него в хоре, обряженные в скуфьи и кружевные стихари… И их будет много — по одному каждый год. Она подаст добрый пример, она станет плодовитой матерью, в назидание другим, слишком скупым родителям. Поистине это благословение Божье! Как хорошо, что она не ушла в монастырь, вслед за сестрами; ее место в миру. Жермен — тот относился к религии весьма прохладно. Теперь жена обратит его к Богу и заставит почаще ходить в церковь. Да, все сложилось как нельзя лучше.

Когда новобрачные вышли из церкви, рожь в полях волнами ходила под ветерком, а луга вокруг деревни золотились свежескошенным сеном. Жермен нагнулся к жене и, обняв ее за талию, шепнул на ухо:

— Нынче вечером я тебя тоже покошу.

И его рука стала твердой, как лезвие косы.

Тем вечером покинутой Жюстине было так горько, что она вышла из дому и стала бродить по темным проулкам. Ей хотелось уйти на луг или на опушку леса, но, несмотря на свою печаль, она побаивалась ходить там одна.

Поднявшийся ветер шнырял вокруг нее бесшумно, как вор. Темные тучи бежали по небу куда-то вдаль испуганной гурьбой. Казалось, деревня, подобно кораблю, снялась с якоря и уплывает в открытое море. Жюстина шагала, не чуя под собой ног, словно лишилась тела, словно от нее осталась одна душа, изболевшаяся от горя. Она говорила себе: «Зачем умирать, если даже в могилу уносишь с собой гнет своей скорби?.. Если даже за гробом ничего не изменится, ровно ничего».

Все огни уже погасли, только кое-где еще горели лампочки, местами освещая темные улицы. Внезапно Жюстина поняла, что стоит перед домом Жермена. Она не могла сделать ни шагу, ноги ее словно вросли в землю. Ах, улететь бы сейчас вместе с ветром, стать и впрямь душою без тела, которое вдруг окаменело и сделалось таким неподъемно тяжелым!..

Новобрачных поселили на втором этаже узкого дома, сбоку похожего на черный корабль, плывущий по волнам ночи. Туда вела каменная лестница с деревянными перилами. Жюстина стояла, не спуская глаз с двери наверху, и вдруг эту дверь отворили — медленно, осторожно, но она все равно скрипнула. Из нее вышел мужчина; с минуту он постоял неподвижно, прислонясь к перилам. Может быть, он всматривался в самого себя, стараясь понять, что с ним происходит? Затем он спустился по лестнице, и хотя ступал все так же осторожно, но подбитые гвоздями подметки легонько простучали по камням. Девушка не верила своим глазам, она ждала, что видение вот-вот исчезнет. Но Жермен уже стоял перед ней. Теперь он увидел ее, и у него вырвалось ругательство.