Давайте все убьем Констанцию - Рэй Брэдбери

Генри фыркнул.

– Вообразил, она пришла этим ходом, чтобы проверить надписи?

– Или спустилась из кинотеатра.

– Эй! Воды прибыло!

Из отверстия дохнуло ветром, очень холодным.

– Господи Иисусе! – вскричал я.

– Что?

Я всматривался.

– Я что-то видел!

– Не знаю, как ты, но я – точно!

Луч фонарика забегал отчаянными дугами по зеркальной комнате: Генри схватил меня за локоть и потянул от дыры.

– Мы идем куда надо?

– Господи, – отозвался я. – Надеюсь!

Глава 33

Такси высадило нас на обочине за белой арабской крепостью Раттиган.

– Боже мой, – вздохнул Генри и добавил: – Этот счетчик нащелкал лишнего. С нынешнего дня водить буду я.

Крамли ждал не под дверью у берега, а дальше, у бассейна, с полудюжиной стаканов мартини, два из которых были уже пусты. Окинув стаканы любовным взглядом, он объяснил:

– Теперь я подготовлен к вашим дурацким номерам. Подкреплен. Привет, Генри. Генри, тебе не досадно – притащился из Нью-Орлеана расхлебывать эту кашу?

– Один из этих напитков попахивает водкой, так? Давай сюда, и мне досадно не будет.

Я протянул стакан Генри и поспешно взял один себе, так как Крамли хмурился, недовольный моим молчанием.

– Ладно, выкладывай, – потребовал он.

Я рассказал ему про Граумана и гардеробные с зеркалами в подвальном этаже.

– Плюс я составлял список.

– Держи. Ты меня протрезвил. Прикончу-ка еще один. – Крамли поднял стакан в шутливом приветствии. – Хорошо, зачитывай свой список.

– Мальчик из бакалейной лавки на горе Лоу. Соседи Царицы Калифии на Банкер-Хилл. Секретарша отца Раттигана. Киномеханик с верхушки Китайского театра Граумана.

– Что еще за джентльмен? – вмешался Генри.

Я описал Раслера среди штабелей старой пленки, стены в фотографиях грустных женщин с потерянными фамилиями.

Генри задумался.

– Слушай. Ты не составил список этих дам на фотографиях?

Я стал читать из блокнота:

– Мейбл. Хелен. Мэрили. Аннабел. Хейзел. Бетти Лу. Клара. Поллианна…

Крамли выпрямился.

– Есть у тебя список имен на зеркалах в подвале?

Я помотал головой.

– Там было темно.

– Чего уж проще. – Генри стукнул себя по лбу. – Хейзел. Аннабел. Грейс. Поллианна. Хелен. Мэрили. Бетти Лу. Обнаруживаешь сходство?

По мере того как Генри произносил имена, я ставил галочки в моем карандашном списке. Совпадение полное.

Тут сверкнула молния. Освещение погасло. Слышно было, как ревет прибой, обдавая соленым потоком пляж Раттиган, пока бледный лунный свет серебрил берег. Загремел гром. Это дало мне время подумать.

– У Раттиган есть полный комплект ежегодников Академии, с фильмами, годами жизни, ролями. Все эти дамы ей соперницы. Есть связь со снимками наверху и зеркалами внизу, да?

Послышался отзвук грома, огни снова вспыхнули.

Мы вошли внутрь и извлекли книги Академии.

– Поищите имена с зеркал, – посоветовал Генри.

– Знаю, знаю, – проворчал Крамли.

Через полчаса у нас в руках были ежегодники Академии за тридцать лет, заложенные скрепками.

– Этель, Карлотта, Сюзанна, Клара, Хелен, – читал я.

– Невозможно, чтобы Констанция ненавидела их всех.

– Не исключено, – качнул головой Генри. – Что еще у нее на книжных полках?

Еще через час отыскались альбомы для вырезок, посвященные некоторым актерам; в них было полно снимков, довольно давних. На одной была сверху надпись с именем Дж. Уоллингтон Брэдфорд. Я прочитал: «Также известный как Таллула Вторая, также Свенсон, Глория ин Эксцельсиус, также Кривляка».

У меня в затылке тихонько зазвенел колокольчик.

Я открыл другой альбом и прочитал: «Альберто Шустро. Актерские трюки. Исполняет все роли в «Больших надеждах». Разыгрывает «Рождественскую песнь»[85]; Скрудж, Марли, Три Рождественских Духа, Физзиуиг в «Рождественской песни». «Святая Иоанна», несгораемый. Альберто Шустро. Мгновенные превращения. Родился: 1895. Свободный актер». Тихий колокольчик звякнул опять.

– Погодите. – Я поймал себя на том, что шепчу. – Снимки, зеркала, а теперь этот парень, Брэдфорд, в нем сидят все женщины. И еще другой парень, Шустро, в нем все мужчины, каждый мужчина. – Колокольчик заглох. – Констанция их знала?

Двигаясь как сомнамбула, я взял Книгу мертвых, принадлежавшую Констанции.

Ага.

Брэдфорд на одной странице, ближе к началу книжки.

Шустро – ближе к концу.

– Фамилии, однако, не обведены красным. И что? Живы они или мертвы?

– Почему бы не проверить, – предложил Генри.

Ударила молния. Электричество снова вырубилось.

В темноте Генри произнес:

– Не говори, дай мне угадать.

Глава 34

Крамли высадил нас у старого многоквартирного дома и укатил.

– Ну, – спросил Генри, – что мы тут делаем?

Внутри я поднял голову, разглядывая трехэтажную лестничную клетку.

– Разыскиваем Марлен Дитрих, живую и благополучную.

Еще не успев постучать, я через дверь почуял духи. Чихнул и постучался.

– Господи боже, – послышалось за дверью. – Мне и набросить на себя нечего.

Дверь распахнулась, на пороге появилось пышное кимоно в бабочках, в него судорожно куталась какая-то викторианская древность. Оставив в покое кимоно, странное создание обмерило взглядом мои ботинки, колени, плечи и наконец добралось до глаз.

– Дж. Уоллингтон Брэдфорд? – Я откашлялся. – Мистер Брэдфорд?

– Кто спрашивает? – поинтересовалось существо в дверях. – Господи Иисусе. Входите. Входите. А это с вами кто?

– Я – Всевидящий Глаз этого парня. – Генри втянул носом воздух. – Это кресло? Думаю, я сяду. Здесь сильный запах. Не примите за обиду.

Расправив усыпанную конфетти грудь, кимоно сделало размашистый жест рукавом.

– Надеюсь, вы не по делам пришли. Садитесь, а Мама пока нальет джин. Большую порцию, маленькую?

Прежде чем я успел открыть рот, он наполнил высокий стакан прозрачной, сапфирно-голубой жидкостью. Я отхлебнул.

– Молодчина, – проговорил Брэдфорд. – Вы на минутку или с ночевкой? Боже, он покраснел. Это насчет Раттиган?

– Раттиган! – подскочил я. – Как вы догадались?

– Она была здесь и ушла. Раз в несколько лет Раттиган исчезает. Так она расходится с новым мужем, старым любовником или своим астрологом. Quien sabe?[86]

Я растерянно кивнул.

– Она приходила несколько лет назад, спрашивала, как у меня это получается. Все эти люди, сказала она. Я ответил: а ты, Констанция, сколько жизней ты прожила? Кошке не угнаться? Тысячу? Тебе ли спрашивать, в какой я юркну дымоход, под какую нырну кровать?

– Но…

– Никаких «но». Матушка Земля знает все. Констанция придумала Фрейда, вбросила Юнга и Дарвина. А знаете, что она уложила в постель глав студии, всех шестерых? Это она поспорила с Гарри Коном в «Коричневом котелке». Пообещала оприходовать Джека Уорнера и всех его братьев[87].

«Всех за один год?» – оторопел Кон.

«Кой черт, год. За неделю, воскресенье – выходной!»

«Ставлю сотню, не сможешь!»

«Ставь тысячу, и по рукам».

Гарри Кон вытаращил глаза.

«А что ты поставишь против?»

«Себя», – говорит Раттиган.

«Идет!» – крикнул Кон.

Она и пошла.

«Держи это!» – Раттиган кинула на колени Кону свои трусы и улепетнула.

Дж. У. Брэдфорд, задыхаясь, продолжал:

– Знаете, что однажды я был Джуди Гарленд[88]. Потом Джоан Кроуфорд, потом Бетт Дэвис[89]. Был Банкхед в «Спасательной шлюпке»[90]. Полуночник, поздняя пташка, гуляка. Вам нужна помощь, чтобы найти Раттиган? Могу составить список ее отбросов. Некоторые достались мне. Хотите что-то сказать?

– А ваше настоящее «я» хоть где-нибудь имеется? – вырвалось у меня.

– Господи, надеюсь, нет. Жуткая картина: обнаружить себя в постели, где только я один! Раттиган. А вы искали в ее доме на берегу? Там жил Арти Шоу, после Карузо[91]. Его она заполучила, когда ей было тринадцать. Он от нее полез на стенку «Ла Скала». Когда она турнула Лоренса Тиббетта, он пел сопрано[92]. В тридцать шестом у ее дома дежурила «Скорая помощь», пока она искусственным дыханием загоняла Тальберга на Лесную Лужайку[93].

– Ушам своим не верю.

– Возьмите еще джина. Так говорит Таллула.

– Вы поможете нам найти Констанцию?

– Если не я, то никто. Миллион лет назад я одолжил ей весь мой гардероб. Отдал свою лишнюю косметику, научил, как пользоваться духами, поднять брови, поднять уши, укоротить верхнюю губу, сделать шире улыбку, сгладить или увеличить грудь, делаться выше или ниже. Я служил ей зеркалом; сидя напротив, она следила, как я всматриваюсь, щурюсь, изображаю угрызения совести, настороженность, отчаяние, восторг, пение в золотой клетке, ныряние в пижаму, разрыв сердца. Она бывала то гарцующим ученым пони, то целым выводком балерин. Вошла она одним человеком, а вышла другим. С тех пор миновало тысяч десять водевилей. И много всего прочего, так что ей уже ничего не стоило вытеснить из фильма какую-нибудь другую актрису, а при желании и увести чужого мужа… Ну ладно, красавчик. – Дж. У. Брэдфорд начал что-то царапать в блокноте. – Здесь еще фамилии тех, кто любил Констанцию. Девять продюсеров, десять режиссеров, сорок пять свободных актеров и один рябчик на грушевом дереве.