Девочка и призрак - Ханна Алкаф

не ожидала.

Цзин Вэй увезли на «Скорой». Выли сирены, красные и синие огни отбрасывали странные тени на бежевые школьные стены.

Всем сказали, что она упала с лестницы.

Однако когда Сурайю увела школьная медсестра (которая дала ей холодный сладкий шоколадный напиток и уложила в медицинском кабинете, чтобы она «оправилась от потрясения»), девочка увидела, как чиновники с серьёзными лицами повели Дивью и Камелию в кабинет директора напротив и закрыли дверь. Подруги выглядели бледными, испуганными и на удивление кроткими. Когда они проходили мимо, Дивья схватила Сурайю за руку.

– Мы этого не хотели, – прошептала она хрипло. Ладонь была потной, голос пронизан тревогой и сожалением. – Так вышло. Несчастный случай.

Позднее, выглянув из окна медицинского кабинета, Сурайя увидела их родителей: маму Камелии, изящную и светловолосую, на высоких каблуках и с надменным выражением лица, и маму Дивьи, пухлую и встревоженную, с выбившимися из пучка на затылке волосами с проседью.

Сурайя пролежала на бугорчатом матрасе единственной койки медицинского кабинета, казалось, не один час. Всё это время она вспоминала потное лицо Цзин, искажённое болью, физиономии Камелии и Дивьи (она ещё никогда не видела их такими напуганными), гримасу Розика и его злорадную улыбку, когда полчище комаров опустилось на играющих детей. На каждом лице, которое возникало у неё перед глазами, были разные эмоции. Сначала беспокойство, затем гнев, потом разочарование – и страх. С каждой минутой они разрастались и переплетались между собой всё сильнее. Ей показалось, что она лопнет от такого переизбытка чувств.

Учебный день наконец подошёл к концу. Перед тем как сесть в автобус, Сурайя достала Розика из кармана и поднесла его близко к лицу – так он мог видеть её твёрдый взгляд, раздувающиеся ноздри и стиснутые зубы. В её ладони было тяжело дышать.

– Поговорим дома, – сказала она, чеканя каждое слово, и убрала его обратно в карман.

Они ехали молча всю дорогу до деревянного дома у рисовой плантации.

Глава четырнадцатая. Девочка

КОГДА ОНИ ВЫШЛИ из автобуса, их ждал знакомый силуэт, худой и высокий. Сурайя удивлённо заморгала. Мама никогда ущё не встречала её на остановке.

– Привет, мама, – сказала она и замолчала, не зная, что добавить.

– Привет. – Бледное лицо мамы освещали лучи заката: небо было объято пламенем солнца, тянущегося к горизонту. – Звонили из школы. Мне рассказали про твою… подругу.

– О, – Сурайя опустила глаза, вспомнив бледное лицо Цзин, забрызганную кровью форму.

– Она поправится, – мама протянула руку и неуклюже похлопала её по плечу.

Мама Цзин, наверное, сгребла бы Сурайю в охапку. Крепко прижала бы её к себе, позволяя теплу просочиться в уставшие одеревеневшие конечности. Поцеловала бы раскалывающуюся голову. И всё же Сурайя понимала, что на большее не могла и рассчитывать, и оценила мамин жест, несмотря на его скупость.

– Да, – произнесла она с уверенностью, которой не ощущала. – Поправится, непременно.

– Ну и хорошо. – Мама повернулась и направилась к дому. – Идём, – бросила она через плечо. – Я приготовила рыбный карри и креветочную пасту. Вымойся перед ужином, ты в крови.

Сурайя оглядела себя: действительно – пятна крови на коленях и ещё одно на предплечье. Она и не заметила.

В животе заурчало, и девочка поняла, что всё-таки голодна.

Она медленно пошла за мамой в дом.

В темноте Сурайя подыскивала правильные слова.

Она подбирала их уже долгое время: в ду́ше, глядя, как вода стекает по бледно-голубым плиткам в сливное отверстие у ног; за ужином, где тишину прерывали лишь жевание, втягивание воды из стаканов, звон и скрежет металла по керамике, когда Сурайя с мамой накладывали еду на тарелки; за молитвой, когда она сгибалась и наклонялась.

До этого момента.

Сурайя лежала в постели. Свет проникал лишь через щель под дверью, да ещё в окно глядела слабая луна.

Затем наконец заговорила:

– Розик.

– Да?

Молчание.

– Зачем ты это сделал?

Он помолчал, словно размышляя над вопросом.

– Не знаю, – произнёс он наконец. – Она мне не нравится, и мне хотелось увидеть, как ей больно.

– Но почему она тебе не нравится?

– Не знаю, – ответил дух. – Просто не нравится.

– Всё ты знаешь. – Голос Сурайи был тихим. – Ответь, почему тебе не нравится Цзин, Розик.

Прошло некоторое время, прежде чем он снова заговорил.

– Потому что она нравится тебе, – сказал он угрюмо. – Она не нравится мне, потому что нравится тебе.

– Да, она мне нравится. Цзин моя подруга. Первый настоящий друг, который у меня появился. Благодаря ей я наконец СЧАСТЛИВА. Впервые за всю мою жизнь.

Водянистый лунный свет упал на глаза кузнечика, и в темноте показалось, будто они вспыхнули.

– А я? Разве мы не были счастливы вместе – ты и я? Кем тогда всё это время был я?

– Не знаю, – ответила она честно. – Ты – это… ты. Ты не можешь быть таким другом, как Цзин, Розик. – Было непросто произнести это вслух.

– Тогда каким другом я должен быть?

– Для начала таким, который не вредит другим моим друзьям. – Повисло молчание. Сурайя уставилась в окно на огоньки вдали, молясь, чтобы ей хватило сил произнести то, что, как она знала, сказать необходимо. – Я тут думала, Розик. – Она почти задыхалась от волнения, говорить было тяжело. Сурайя замолчала, и вместе с ней, казалось, весь мир смолк в ожидании слов, которые всё изменят. Когда они наконец прозвучали, то хлынули потоком, словно для них было облегчением сорваться с языка. – Думаю, тебе пора перестать всюду следовать за мной. – Послышался свист, как если бы сдулся воздушный шарик. Однако Розик ничего не сказал. – Мне уже двенадцать, почти тринадцать. Я завожу новых друзей. У меня новая жизнь. Ни к чему, чтобы ты ходил за мной по пятам и крушил всё вокруг, когда тебе вздумается.

– Я привязан к тебе, – сказал тогда Розик почти шёпотом. – Я привязан к тебе до конца.

– Тогда это конец, Розик. – Слова дались ей нелегко.

– Ты смеешь прогонять меня?! Так просто?! После всего, что я для тебя сделал?!

– Сделал для меня? – Внутри вспыхнула искра ярости. – Хочешь сказать, я должна быть признательна?!

– Я всего лишь защищал тебя. Всего лишь был тебе другом. – Он помолчал. – Долгое время твоим единственным другом. – Лёгкий язвительный упрёк был едва уловим, но всё же прозвучал, и Сурайя его услышала.

– А я никогда не просила твоей защиты! Ничего этого не просила! Ты выпил мою кровь без моего согласия, а теперь думаешь, что я должна тебе в ноги поклониться?! Ты ни разу не дал мне выбора! – Она сбросила одеяло и села в кровати, испепеляя его взглядом. – Я