Командор Кощей. Книга первая - Роман Борин

Едва Кощеевы драконы спалили нанятую Амиром шайку разбойников, он в этот же вечер явился в усадьбу Дарсина Светлоголового. Старший брат ждал его. Разумеется, он уже знал, чем кончили амировы набежники. И ничуть не сожалел о случившемся. Наоборот, Амиру сразу показалось, что Дарсин злорадствует да ещё и не особенно это скрывает – ишь улыбается, будто язвит.

Но встретив сердитого брата, Дарсин тут же приказал подать только что зажаренного барашка, самого лучшего своего вина и больших сочных груш, кои Амир с детства обожал. Такой приём всегда действовал безотказно. Не подвёл он и в этот раз. Увидев красиво сервированные кушанья, Амир умаслился и подобрел. А выпив с братом на брудершафт и вовсе успокоился.

Братья уединились в плотно запертой горнице – в сером неказистом домике на заднем дворе поместья Дарсина. Устроенные в нём апартаменты явно не отвечали вкусам Амира, привыкшего к роскоши. Обставлены они были, прямо скажем, убого. Однако хозяина нищая скромность обстановки совершенно не смущала. Дарсин вообще всегда старался показать своему братцу, что, в отличие от него, не стремится к «пестроте», как он любил говорить на сей счет. А тот неказистый домик Дарсин считал самым надёжным и безопасным местом в своём хозяйстве.

Амир прискакал к Дарсину к ночи, а окна в горницу и без того были плотно закупорены кусками толстой кабаньей кожи. В горнице стоял уютный полумрак. Стол с едой, разложенной по блюдам из серебра, освещался десятком свечей, горевших в установленном в центре стола бронзовом подсвечнике. Тонкой работы был этот подсвечник – очень искусный мастер отлил его в форме тигра, изготовившегося к прыжку. Амир даже глаз на него положил, хотя и отлично знал, что Дарсин ни за что его не подарит и не продаст: слишком он для него дорог был, символичен.

Поначалу братья неторопливо ужинали в полном молчании. Амир опасался начинать разговор первым: вдруг рассердится Дарсин. Хотя в глубине души Амир и сам был зол на старшего брата. Уж больно ехидная улыбка застыла на его сухих и тонких губах.

Неожиданно Дарсин дружески хлопнул Амира по плечу:

– Не горюй, дружбан. Вчера тебя пожгли, сегодня меня. Кто-то у нас обоих в большом долгу теперь.

Амир с удивлением глянул на Дарсина: и чего это он, шельмец этакий, так спокойно об этом говорит?

– Ты что городишь? – зло буркнул Амир. – Тебя пожгли! Разве не твои люди разорили тот поселок вольных пахарей?

– Ну, положим, это ещё вопрос – вольные ли они были, – Дарсин повернулся к подносу с жареным барашком и маленьким разделочным ножиком принялся сосредоточенно выпиливать кусок. – Это они так считали, что вольные.

Прямо ножиком он отправил себе мясо в рот, смачно сжевал его, потом, сглотнув, продолжил рассуждения:

– Независимые. А если разобраться, кто нынче и от чего независимый? Разве что от своей совести.

– Ага. И чести, – буркнул Амир, поднося ко рту бокал с вином.

Всё-то у него просто, у этого Дарсина. И ведь не придерёшься!

– То-то! – Дарсин многозначительно икнул, повернув острием кверху десертный ножик с кусочком мяса на конце. – К тому же задолжали мне эти свободолюбивые людишки крупную сумму – за охрану их полей от Кощея Бессмертного.

Амир фыркнул прямо в бокал, едва не разбрызгав вино:

– Ха-ха! Знаем мы, как ты любишь охранять от Кощеевых набежников! Не твой ли Кудеяр ловил по деревням разным красных девок с детишками да здоровых парней, чтоб продать баюновым отродьям?!

– А ты не смейся, не смейся, брат, – Дарсин и глазом не моргнул, даже жевать баранину не перестал. – Ежели бы не я, тех пахарей ещё лет пять назад кто-нибудь съел бы. Я на последней сходке круто сказал братанам, что земли Прилесья, которые ни за кем конкретно не числятся, беру под свою опеку – чтоб никто туда не совался. Так что пусть те так называемые пахари, ежели кто из них жив ещё остался, меня в одно место поцелуют. Я не против, если только мысленно.

Амир не выдержал – скривился:

– Да ладно! Тоже мне – головной пахан. Ты лучше скажи мне прямо: не Кудлатый ли сдал Улана Папаше? И что ты вообще думаешь насчет Папаши? Так и будем терпеть?

Тут же прекратив жевать, Дарсин вперился глазами в брата.

Тяжелого прямого взгляда Дарсина Амир страшился, как удара кулаком в челюсть. Поэтому он тут же отвернулся, сделав вид, будто просто потянулся к вазе с фруктами. С полминуты оба молчали, при этом гость напряженно хрустел крепким зелёным яблоком. Наконец Дарсин совладал с собой и ответил по-прежнему спокойно:

– Что касается Кудеяра. Во-первых, не тебе меня обвинять в двойной игре. Ты сам хорошенько вспомни все свои делишки за пределами твоей вотчины. Во-вторых, чтоб твоя душа была довольна – Кудеяра больше нет. Из всей его команды в живых осталось только десятеро. Так что никакой торговли с Баюном не получается, как ты сам понимаешь (после этих слов глаза Амира заблестели радостью. Однако он тут же постарался это скрыть). А в-третьих… В-третьих… А, насчёт Папаши! То бишь господина Бессмертного, – Дарсин прервался, чтобы съесть кусочек мяса и запить его вином. – Сходка когда была последний раз?

– Пять лет назад, зимой, – сухо уточнил Амир.

– Стало быть, этой зимой она опять… Короче, созываем внеплановую сходку. Там и поставим вопрос о Кощее. Что сходка решит, то и будем делать, – и немного покушав и попив, Дарсин загадочно заключил: – Только мы с тобой должны склонить их к одному.

– Война? – с недоверием и затаенным страхом в голосе спросил Амир после минутной паузы.

– Война, – уставившись на одну из свечек, медленно выговорил Дарсин.

Коварный план Дарсина

И снова пламя большого пожара. По улицам пылающих домов мечутся полуголые люди. Красный петух застал их тоже под утро и в постели. Снова всадники, сверкая саблями, ведут охоту на людей. Только теперь они в красных кафтанах и рогатых шапках. В жуткую музыку сливаются вопли их жертв. Отдельные мужчины пытаются сопротивляться, кидаясь на разбойников с дрекольем, топорами или просто вилами в руках. Но тут же падают под ударами сабель и стрел. Всё, как и в предыдущие разы.

Да только на согнанных на площадь юных и красивых пленников внезапно с неба падает большая сетка. Волшебным образом больше ста человек оказываются в этой сетке, которая начинает быстро подниматься в воздух.

Разбойничий атаман без удивления поднимает голову и видит гигантского дракона, который сетку с пленниками тащит в могучих когтистых лапах. От взмахов крыльев пламя на домах словно прижимается к земле, разгорается и гудит сильнее и сильнее. И вдруг настоящая стена огня выстраивается вокруг горящего поселка. Разбойники отчаянно воют и кричат проклятья, сбиваясь на площади бывшего поселка в кучу. Тонко ржут, почуяв близость смерти, лошади разбойников.

А с холма, что в полукилометре от пожара, всё это действо видится одним гигантским умопомрачительным костром, от которого дракон уносит в сетке кучу малу людишек. И смотрит на сие прощальное пожарище тот самый голоногий воин из поселка вольных пахарей Прилесья.

***

План Дарсин придумал простой и подлый. Амир в глубине души не хотел его принимать, но куда же ему было деваться. А состоял этот план в следующем.

Чтобы взять в Отрантурии верх, Дарсину требовалось не только сделать свою армию самой сильной, но и здорово ослабить армии остальных королевичей. Лучшим способом добиться этого во все времена считалось стравить противостоящие силы между собой. Но тридцать восемь королевичевств – это сила серьезная. Попробуй-ка страви хотя бы половину из них – пупок надорвёшь.

Древние мудрецы, что придумали священные заветы для потомков, всё рассчитали верно. Даже десять сынов короля в междоусобице способны полностью похоронить страну. Но сорок! В цифре этой противовес гражданскому побоищу заложен. Вероятность того, что большая часть королевичей погрязнут в бесконечных войнах друг с другом, при их общем количестве не менее сорока очень и очень мала. Войной увлекутся два, три, пять, шесть, ну семь королевичей. Остальные будут придерживаться нейтралитета и укрепят свои границы. Таким образом, основная часть Отрантурии сохранит свое население, имущество и запасы продовольствия.

А главное – никакой самый хитрый и настойчивый заговорщик ни при каких условиях не сумеет за свою короткую жизнь столкнуть лбами почти сорок своих братьев, оставшись при этом в стороне. Десять, пятнадцать, даже двадцать – ещё можно перессорить. Если иметь к этому гнилому делу великий талант. Больше тридцати – никогда.

Эту истину Дарсин понимал не хуже составителей священных заветов. К тому же он видел среди братьев и тех, кто, как он сам считал, на благородстве и равенстве были просто помешаны. В первую очередь Дарсин возненавидел за это качество королевича Алана, справедливо и по-доброму правившего северо-западным уделом Отрантурии.