Командор Кощей. Книга первая - Роман Борин

Всё вроде верно говорила Яга, да только, слушая её слова, наш Иванасий рассердился:

– А ты как будто рада этим переменам, – вмиг «протрезвел» он, вспомнив, что находится сейчас не где-нибудь, а под Кощеевой горой – вполне возможно вовсе не в гостях, а в самом настоящем плену. – Только и знаешь род людской чернить. А и что с тебя взять! Нечисть какой бы пригожей не прикидывалась – всё одно на сердце у неё зло затаилось!

– Дурачок ты, Ванюша, – простодушно отмахнулась Яга. – Вроде бы взрослый мужчина с виду, а на деле – совсем ещё глупый мальчишка.

– А ты видать очень умная! Как же! Колдунья дурой не бывает. Это я дурак: силу вражью в тебе не углядел – польстился на ласку чародейскую, – закипела в парне обида на самого себя: попался, дескать, как карась на крючок, как муха в паутину – нечистую силу за доброю деву принял.

Но Яга и виду не подала.

– Может я, Ваня, и вправду колдовать умею. Только ласка моя не чародейская. По сердцу ты мне пришёлся, по душе. Да, мне на самом деле почти триста лет уже от роду. Но я не нечисть. Нечисти, Ваня, вообще нет среди таких, как я. Вся нечисть – среди человеков. И ты знаешь, о ком я говорю. А мы, коши, добры и простодушны. Может, оттого нас люди по большей части и поубивали в бессильной злобе.

– Вас перебьешь, – буркнул Иванасий, невольно теряя вспыхнувшую было агрессивность. – Сколько ни трави вашего брата, а нечисти разной в степях да перелесках всё одно полно шастает.

– Не надо, Ванюша, не разочаровывай меня, соколик. Не будь я старше на целых три-четыре жизни человеческих – отлупила бы тебя в сердцах за оскорбление памяти погибших кошей. Но знаю: не от сердца ты ведешь столь злые речи. Ума у тебя просто не хватает. Как и у всех вас, людей маложивущих. Только добром своим внутренним ты меня к себе притянул… А коши… Их ведь когда убивают, в ловушку загнанных, они, сердешные, даже тогда боятся поранить человека. Любим мы вас, дурачков. Больше себя любим, больше собственной жизни…

Не устоял Иванасий перед тихой речью бабы Яги – успокоился, пришёл в себя, забыл о вражьих чарах. Но сомнения в нём всё-таки задержались:

– Ну а ежели не чарами ты меня опутала, то как объяснить твоё столь быстрое превращение? Маску что ли сняла и горб? А голос почему из старушечьего в девичий превратился?

– А это, Ванюшка, уметь надо. Это, друг мой, искусство. Кабы знал ты о театре не как о балагане, понял бы меня.

Грусть, что звучала в голосе хозяйки, и впрямь не казалась Иванасию поддельной. Ему даже как-то неудобно стало: неверием своим тоску навёл на женщину, которая, кем бы она ни была, приютила его, обласкала, накормила, мужчиной по-настоящему дала почувствовать. Да и вдруг женщина эта никакая не прислужница Кощея, а просто одинокая отшельница, знающая толк в травах и умеющая ладить со зверями.

Думая сгладить хозяйкину грусть, Иванасий заинтересованно спросил:

– А зачем тебе, такой красивой и нежной женщине, какой-то старухой притворяться? Ловко у тебя это получается – ничего не скажешь. Только смысл в этом какой? Кто ещё кроме меня видел твой маскарад?

– Вот ты о чём, Ванюша. Дело-то в том, юноша, что в этих местах то и дело разбойники появляются. А они до молодых да красивых девок ох как охочи. Всё пристать норовят. И вот так всегда у вас, у людей, – снова отвлеклась Яга. – Как молодая да пригожая – так притягивается к ней всякая шваль, отбросы общества. А те, кто этой молодой, красивой да нежной, достойны – сидят себе посиживают где-нибудь в тени, не торопятся своё счастье найти. Вот ты, Ваня, к примеру. Чего так долго один оставался? Что, достойных тебя девчат рядом не было? Ни за что не поверю!

– Опять ты за своё, – поморщился Иванушка. – Что тебе до меня? Я ж о тебе спросил, не о себе.

– Ладно, ладно, соколик, не сердись, – снова улыбнулась Яга. – Гордый ты, смотрю, откровенный. Так вот. Дабы всякое отребье бандитское ко мне не липло и мне не пришлось бы применять то, что ты принимаешь за волшебство, то есть, не гневить Бога – я решила отбить им охоту с помощью маскарада. Сам ведь знаешь: старую да страшную и самые отпетые боятся. Была бы моя воля, давно бы я всем этим браткам мозги повправляла. Жаль, что нельзя. Вот и приходится в старуху даже ночью наряжаться. Они ведь, разбойнички удалые, и ночами шатаются здесь.

– Послушай, Ягуся! А какого рожна разбойникам здесь нужно? Нешто здесь караваны купеческие проходят, чтобы их ограбить можно было?

– Представь себе, парень, проходят. Многие думают, что, мол, у границ Кощеевых владений поживиться нечем. Дескать, из-за страха перед злодеем никому и в голову не придёт под горой Кощея с товарами пройти. А купцы, представь себе, точно также соображают: раз все думают, что здесь никто не пойдет, стало быть и разбойники сюда не сунутся. Значит, путь свободен. Страх перед Кощеем этот путь охраняет. И всё бы ничего. Только купцы язык за зубами держать не умеют.

– Напьются и давай друг перед другом хвастать: я, мол, под охраной самого Кощея свои товары из города в город провожу, на сильной охране экономлю. А разбойники везде свои уши да глаза имеют. Вот и поджидают иной раз здесь какого-нибудь богатенького простофилю. Два-три каравана пропустят, чтобы других не напугать. А следующий пограбят.

– При том как хитро они, подлецы разбойные, слухи об этом ограблении распустят! Дескать, баба Яга, костяная нога, над ними командир. Во как! Попробуй кому докажи, что это вранье. Тем более, что они, братки эти лукавые, ко мне на самом деле любят заглянуть – кваску холодного попросить. Недавно вот на берложника моего глаз положили. Захотелось им, вишь ты, жареной медвежатины. Я, разумеется, им такую острастку задала, что они потом повсюду растрепали про злобность и коварство Бабы Яги, черти эдакие!

– Понятно, – задумчиво кивнул Иванасий, машинально отхлёбывая из кружки горячего настоя. И вдруг словно спохватился, глянул Яге в глаза с проснувшимся внезапно интересом: – Всё-таки, Ягуся, никак не возьму я в толк, каким таким чудесным образом ты красоту свою сохранила. С одной стороны, как сердце мне подсказывает, сейчас передо мной ты в своём истинном обличье. С другой – сомнения разум всё-таки одолевают. Ежели тебе на самом деле триста лет, то почему такая несправедливость: все простые женщины уже в пятьдесят старыми кажутся, а ты – в триста молодка. Неужто совсем-совсем без колдовства обходишься?

– Совсем-совсем, Ванюша, – с серьезным видом кивнула Яга. – По крайней мере без того колдовства, о котором в народе думают.

Иванасий сделал вид, будто последнюю фразу Яги не расслышал:

– Может, хотя бы молодильные яблоки лопаешь?

– Какие ещё яблоки, бог с тобой, Афонюшка, – рассмеялась Яга. – Любишь ты, однако, сказки всякие. Да здесь, в горах, окромя дичков кислых и не водится ничего. А сохранилась я так хорошо, Ванюша, потому, что я, как и все другие коши – не вашего, человеческого рода-племени.

– Это и так ясно, – бурчит Иванас, продолжая изучать Ягу пытливыми глазами.

– Ага, – как бы невзначай соглашается хозяйка. – Точнее, я человек, но другой, не такой, как ты и все остальные отрантурийцы. Сыны и дочери нашего древнего племени живут раз в десять дольше, чем нынешние люди. То есть, по нашим меркам мне сейчас столько же, сколько по вашим тридцать лет.

– Может, ты от меня родить собралась? – подшутил Иванасий, допивая настой.

– А вот это нет, дорогой мой, – Яга ответила серьезно и даже как-то печально. – Ни зачать, ни выносить, ни тем более родить я не могу. Не только я, но и все наши бабы, кто ещё жив. Это беда нашего племени, его катастрофа. Мы ведь не от Бога столь долгую жизнь получили. Мы действительно пили эликсир молодости. И те, кто нам начало дал, тоже в себе многое, как ты говоришь, наколдовали.

– Так все-таки было колдовство!

– Было, Афонюшка, – Яга вздохнула. – Но не то, какое ты себе представляешь. И тогда это называлось научным экспериментом. Мы, те, кто родился от «наколдовавших» в себе, стали действительно очень долго расти. В твои тридцать я внешне пятилетней девчонкой была, хотя владела силой, простым смертным неведомой. В сто я стала подростком, и только в сто пятьдесят меня начали сватать, думая, что мне всего семнадцать. Нам всем пришлось уйти в непролазные чащи, дабы людям глаза не мозолить. А двадцать лет назад мне сюда пришлось переселиться. Знаю, что спросишь. Затем, что Кощей меня вызвал.

– Так ты, стало быть, Кощею служишь? – глаза Иванасия вмиг похолодели.

– Так я и знала, – лицо Яги тоже сделалось строгим, непроницаемым. – Не хочешь мне верить. Я могла бы подчинить тебя только подумав об этом. Вам, простым смертным, такая сила не дана. Да, я владею колдовством. Но не придуманным вами, людьми, а реальным, научно объяснимым. Но я не хочу тебя неволить, Ванюша. Знаю, ты заблудился – думаешь о Кощее как о великом злодее мира. А это не так, Афонюшка!