Меняла - Андрей Снегов

нужно, ангелы не едят земную пищу, – я взял в руки меню и приложил к нему большой палец. – А девушке принесите бутылку шампанского.

– Как скажете, – официант удивленно пожал плечами и понесся прочь.

– Еще два бокала и ассорти, – крикнул я вслед, и ласково, как ни в чем не бывало, посмотрел во взбешенные глаза моей визави.

– Это – твой фирменный стиль общения с девушками, или я отстала от модных течений? – Аня раздраженно смяла салфетку в тонких нервных пальцах.

– Мне нравится, когда девушки краснеют, – я скользнул взглядом по румянцу на ее щеках. – Это говорит о том, что они впитали субкультуру, близкую к традиционной земной.

– Ты всегда такой?

– Какой?

– Игриво-ироничный, но какой-то искусственный, ненастоящий…

– Разрешите? – подошедший официант разлил в высокие хрустальные бокалы.

– Я не искусственный, – мои пальцы отбивали на белой поверхности скатерти сигнал «SOS». – Сегодня я играю не ту роль.

– А какой ты без игры?

– Я скучный. Скучный и тусклый, как неграненый алмаз, – я усмехнулся. – А еще я скромный. А еще вышивать могу, на машинке, крестиком…

– Скромный Нарцисс, – Аня теребила в руках сумочку и задумчиво смотрела на пузырьки, струящиеся по стенкам моего бокала. – А ты стихи писать пробовал? У тебя должно получиться.

– Пытался, конечно, – я взял в руки фужер. – Предлагаю тост за примирение и перемену места дислокации.

– И куда понесут нас бурные воды судьбы?

– К океану романтики, где навсегда утонет мой цинизм.

– А что всплывет взамен?

– Может быть, хрусталь души? Ведь стекло – это расплавленный песок, а душа, она как стекло, чтобы стать прозрачной, должна подвергнуться высокотемпераментной обработке любовью.

Я протянул вперед свой бокал.

– Ударили в голову кровь и вино,

– Глаза источают любовь и желанье,

– И губы зовут к поцелую давно,

– Так выпьем за то, чтоб мечты стали явью!

Я закончил декламацию и встретил ее наэлектризованный взгляд.

– За мечты! – сказала она, и в воздухе рассыпались искры хрустального звона.

Потом мы пили шампанское и говорили. Говорили много и обо всем. Мы были разными людьми. Я родился на цветущей Земле, Аня – на умирающей Хлое, ее поступление в Академию было продиктовано искренним желанием, а мое стремление в космос было привито любящими родителями из-под палки, она горела театральными страстями, а я – гладиаторскими боями. Она не любила ничего из того, чем жил я, а мои мысли витали в миллионах парсек от ее, но искра, проскочившая в перекрестье наших взглядов, уже привела нас к берегу океана и звала дальше, в пьянящую неизвестность ожидания.

– Давай присядем? Вон на тот камень у воды, – я обнял ее за плечи и, вытянув руку, указал на серый валун у кромки прибоя.

Мы сели на обточенный волнами кусок базальта и замолчали. Океан урчал огромной довольной кошкой, растянувшейся у наших ног. Волны лениво накатывались друг на друга, разбивались в белую пену и рождали мириады брызг, которые яркими бриллиантами сверкали в лучах заходящего солнца.

– Кстати, стихотворный тост твой? – Аня щурилась, глядя в раскрашенное закатом небо.

– Мой, – я обнял ее за талию. – Сочинил персонально для тебя.

– А кроме меня, есть кому сочинять?

– Нет. Есть только ты и ветер моих мыслей, рвущийся в темные закоулки твоей души. Открой мне душу?

– Дар, у меня уже есть парень! – сказала она и грустно на меня посмотрела.

– Завидую ему! – я скользнул поцелуем по теплым манящим губам и весело улыбнулся. – Я вызову его на дуэль, мы будем сражаться, пуская солнечные зайчики в глаза друг другу, и умрем, задавленные сотнями тушек пушистых зверьков!

– Ты невозможен! – она прижалась ко мне и склонила голову на плечо. – Мне кажется, что я знаю тебя всю жизнь.

– Ты веришь в любовь с первого взгляда? – я заглянул ей в глаза, чтобы она утонула в моих.

– До сегодняшнего дня не верила, – Аня взъерошила мне волосы на затылке, – а теперь влюбляюсь в соперника по «Охоте», представляешь? И нам с ним нужно пройти Испытание Первой Ступени [1]. И выхода нет: в Академии останется тот из нас, кто парализует другого.

– Аня, выход есть всегда! – возбужденно прокричал я и прижал указательный палец к ее губам. – Можно не стрелять. Вообще не стрелять! И тогда ты вылетишь из Академии вместе с соперником, который влюбился в тебя без памяти!

– Это невозможно! – она достала из сумочки станер и перевела его в учебный режим. – Знаешь, как зовут моего соперника?

– Догадываюсь, его зовут Дар, – я вытащил именное оружие из кармана куртки и выбросил его в океан.

Прости! Прости меня, если сможешь! – она направила на меня ствол, нажала на курок, и мир рассыпался на тысячи осколков.

– Так мы познакомились с Вашей бабушкой, – седой подтянутый старик обвел взглядом пятерых ребятишек, зачарованно внимающих его рассказу, и налил себе красного вина.

– Деда! – возмущенно закричал семилетний мальчуган. – Ты специально поддался, а она выстрелила! Тебя из Академии выгнали, как же ты после этого на ней женился?

– Вырастешь – поймешь! – старик положил морщинистую руку на вихрастую макушку.

– Дед, а ведь бабушка не была навигатором, она учителем математики всю жизнь проработала!

– Она прошла испытание и ушла из Академии через неделю после меня. Только ей ничего не говорите! Обещаете? – старик заговорщицки подмигнул и широко улыбнулся.

– Да! – ответил нестройный хор детских голосов.

– Я есть хочу! – заплакала девочка лет пяти. – Баба Аня пирог обещала!

– Несу, несу! – седовласая сухонькая старушка просеменила к столу с ароматно дымящимся яблочным пирогом на деревянном подносе. – Кушайте, дорогие мои!

– Бабушка, а расскажи нам про Академию…

[1] Испытание Первой Ступени – термин, характерный для периода 3210-3236 годов, обозначает слепой поединок между двумя студентами Академии Космического Флота Доминиона, в котором каждый знает лишь психологический портрет соперника и должен первым парализовать его выстрелом из учебного станера. В Академии остается победитель, проигравший студент подлежит отчислению.

Танцы Богов

Ночь серой влажной тенью плыла над землей, куталась в пряный саван уходящей осени и навевала тихую грусть, что топит остатки летнего веселья в холодных, но еще живых на вид прудах и речушках. И я плыл сквозь вязкую темноту аллей, прыгал через коричневые лужи и задыхался от горького аромата увядающих листьев, которые густым желто-красным ковром устилали дорожки городского парка.

Они появились передо мной из пустоты, проявились на фоне промозглого вечера, как размытое изображение на сером пустом негативе. Их было трое, три безликие и безмолвные тени, три одинаково холодные и безжалостные машины для уничтожения всего живого. Моя рука привычно потянулась к ножнам, но я остановился.

Сомнения. Колебания. Раздумья. Скольких людей погубили эти антиподы логики и холодного расчета. А троица все ближе.

И снова раздумья, и мысли о мире, что отогрел, стал моим домом, укрыл от друзей и врагов в минуту смертельной опасности. Я стал слишком похож на его обитателей, стал подвержен их глупым, но так приятно волнующим страстям и страстишкам, стал человеком более чем это необходимо. Но мозг пробуждался. Бесшабашность и азарт, спрятанные в