Бельгийская революция 1830 года - Алла Намазова

18 сентября Жандебьен, к тому времени член Комиссии общественной безопасности, спешно покинул Брюссель под удобным предлогом встречи с де Поттером в Лилле, где тот назначил ему свидание. К сожалению, мы не располагаем документом, раскрывающим подробности встречи Жандебьена с де Поттером. Но совершенно очевидно, что Луи де Поттер осудил Жандебьена за его нерешительное поведение накануне решающего сражения восставших бельгийцев с голландскими войсками. Не найдя поддержки у де Поттера, Жандебьен присоединился в Валянсьенне к Ван де Вейеру. Как только эти малодушные буржуа узнали о том, что голландские войска, вошедшие в Брюссель, встретили там смелое сопротивление, Жандебьен и Ван де Вейер решили вернуться и присоединиться к защитникам бельгийской революции.

25 сентября в Брюсселе было учреждено Временное правительство, в которое вошел и Жандебьен.

Другой крупной фигурой из числа посланных в Гаагу делегатов был граф Феликс де Мерод — выходец из старинной аристократической семьи. Он родился в Маастрихте в 1791 г. Его детские годы прошли в Германии, куда отец его эмигрировал после французской оккупации Нидерландов. Семья вернулась на родину только в 1800 г., в период Консульства. В 1809 г. Феликс де Мерод женился на Розали де Граммон, дочери маркиза де Грам-мона и племяннице Лафайета. До 1830 г. Феликс де Мерод жил во Франции. В связи с последовавшей 18 февраля 1830 г. смертью отца он прибыл в Брюссель, где его застала революция, в которой он принял активное участие.

Вернувшись 1 сентября в составе делегации из Гааги в Брюссель, де Мерод 8 сентября был избран членом Комиссии общественной безопасности. В первые сентябрьские дни богатый граф де Мерод сделал широкий жест — пожертвовал значительную сумму денег рабочим, оставшимся без работы в результате революционных событий. Однако после 20 сентября, когда народные массы разоружили и изгнали из ратуши буржуазную гвардию, вопреки увещеваниям Феликса де Мерода и Комиссии общественной безопасности, отношение графа к рабочим резко изменилось. Так же как и ряд других представителей господствующих классов, напуганных волной народного гнева, Феликс де Мерод покинул Брюссель под благовидным предлогом встречи с матерью в своем родовом замке. Здесь де Мерод узнал подробности сентябрьской битвы, восхищался смелостью народа, оставшегося без руководителей, и решил немедленно вернуться в Брюссель. 26 сентября Феликс де Мерод вошел в состав Временного правительства.

Итак, миссия делегатов, посланных в Гаагу, не увенчалась успехом: король ответил им, что установление ответственности министров перед парламентом противоречит конституции и что он не хотел бы, чтобы на него оказывали давление и требовали отставки того или иного министра. Соглашаясь уступить в вопросе о созыве Генеральных штатов, Вильгельм с особой силой подчеркнул, что он оказался бы в смешном положении в глазах Европы, если бы отступил перед бунтовщиками, все жалобы которых, по его мнению, ни на чем не основаны.

Голицын в очередном донесении из Гааги от 7 сентября с тревогой сообщал Ливену: «События, разыгрывающиеся в Бельгии, с каждым днем приобретают все более серьезный характер. Мятежный дух не только проник во все южные провинции, но даже перешел через прусские границы. Серьезные беспорядки имели место в Аахене и Кельне. К счастью, прусское правительство энергичными мерами сумело подавить зло в самом зародыше. Требования мятежников возрастают вследствие мягкости и снисходительности, которые были проявлены к ним… Для разработки необходимых мер по восстановлению порядка и спокойствия принцем создана комиссия, которая как выразительница желаний подавляющего большинства жителей настаивает на полном отделении южных провинций от северных, не допуская никакой связи между ними, кроме царствующей династии»[225]. Члены Генеральных штатов, находившиеся в Брюсселе, открыто заявили, что они не явятся на очередную сессию в Гаагу. «Таким образом, — с горечью добавляет Голицын, — чтобы выполнить требования жителей Брюсселя, пришлось бы изменить основной закон, пришлось бы создать две совершенно раздельные администрации, которые, не будучи руководимы одной и той же властью, в конце концов привели бы королевство к крушению и распаду»[226]. «Теперь уже нет сомнений в том, — писал в заключении Голицын, — что толчок был дан из Парижа не французским правительством, но той же якобинской партией, которая только что произвела революцию во Франции»[227].

В действительности же правительство Луи-Филиппа, верное провозглашенному им принципу невмешательства во внутренние дела других государств, оставалось совершенно чуждым бельгийской революции. Об этом свидетельствует письмо доверенного лица нидерландскому министру иностранных дел барону Верстольк де Селен от 29 августа 1830 г.: «Командующий Северной дивизией, генерал-лейтенант Корбино высказал мне свои сожаления по поводу событий в Брюсселе и свои опасения, что у его величества короля Нидерландов может возникнуть мысль, что французское правительство причастно к мятежному движению. Он меня уверял, что король Франции и его министры огорчены этими событиями, и при этом сообщил мне только что полученную им телеграфную депешу, составленную в следующих выражениях: „Я вам приказываю оставаться совершенно в стороне от бельгийских событий и не допускать какой-либо связи с виновниками этих беспорядков. Правительство не желает вмешиваться ни в какие дела других государств"»[228].

В очередной депеше Ливену от 1 сентября Голицын также подчеркивал, что французское правительство с большим огорчением узнало о взрыве, который только что произошел в Бельгии. Граф Моле, министр иностранных дел Франции, заявил, что Франция не намерена поощрять восстание, напротив, «отдан приказ по телеграфу всем властям пограничных городов со стороны Бельгии, что каждый француз, который захочет вмешаться в дела своих соседей, будет сурово наказан»[229].

Тем временем события в Бельгии, как отмечал Гурьев в одном из своих донесений, развивались с «ужасающей быстротой». 27 августа произошло кровавое столкновение между восставшими брюссельцами, желавшими немедленно добиться провозглашения независимости Бельгии, и буржуазной гвардией. А 28 августа начались репрессии. Буржуазная гвардия произвела более 100 арестов, которые были разрешены голландскими властями[230]. Адвокат Плэзаи занял пост директора полиции и приказал арестовать руководителей рабочих, которые разрушали заводы. Один из них, Фонтан, был осужден на 20 лет тюрьмы[231].

Для подавления мятежа Вильгельм I решил послать в Брюссель небольшую армию в 6 тыс. человек во главе со своими сыновьями — принцем Вильгельмом Оранским и принцем Фридрихом. Штаб-квартира этой армии находилась в Вильворде. Письмо нидерландского министра иностранных дел Верстольк де Сёлена русскому министру иностранных дел К.В. Нессельроде от З августа 1830 г. полно радужных надежд, что в ближайшие дни беспорядки в южных провинциях прекратятся, что принцу Фридриху удастся подавить мятеж. «За последние дни положение вещей в южных провинциях не ухудшилось, — писал Верстольк де Селен. — В Брюсселе гарнизон по-прежнему расположен перед дворцом короля и принцев, а гражданская гвардия занимает другие части города и охраняет их от грабителей и поджигателей. Значительные вооруженные силы двигаются из северных провинций к Антверпену и Маастрихту. Принц Оранский и принц Фридрих находятся в Антверпене. Перед их прибытием гражданская гвардия вынуждена была открыть огонь против напавшей на нее толпы. В результате этого столкновения двое или трое были убиты, а несколько человек ранены. После этого в Антверпене установилось полное спокойствие. Крепость находится в оборонительном состоянии. В Брюгге мятежники сожгли дом господина Санделина, члена Генеральных Штатов, но порядок в городе был восстановлен. В Генте, несмотря на некоторое возбуждение в народе, порядок также поддерживался. Так же обстоит дейо в Монсе и Намюре. В Маастрихте — полное спокойствие. В Люттихе — сильное брожение, однако организовавшаяся там гражданская гвардия поддерживает спокойствие. Создана комиссия, в состав которой входят члены оппозиционной партии. В равнинных местностях спокойно. В Вервье спокойствие, по-видимому, еще не восстановлено. В Лувене сформирована также гражданская гвардия. В этом городе, так же как и в Брюсселе, носят городские и брабантские цвета. Две комиссии, одна из Брюсселя, а другая из Люттиха, находятся в Гааге, они направлены в качестве депутатов к королю. Вполне можно надеяться, что войска, посланные из Антверпена в Брюссель, смогут беспрепятственно занять город»[232].

Однако тон депеши Ф.Голицына Ливену от 1 сентября совсем иной. Голицын утверждал, что эти события «нельзя больше рассматривать как народное возмущение, но как настоящую революцию». Далее Голицын пишет, что, хотя в войсках царит еще бравый дух, «их действия полностью парализованы в Брюсселе буржуазной гвардией, которая одна хочет занять все посты и поддерживать порядок и спокойствие. Народ почти весь вооружен… Пока невозможно в первый момент волнений узнать в действительности, какие движущие силы вызвали это движение, но, без сомнения, оно произошло по наущению партии, которая хочет только свержения трона и которая всеми возможными способами разжигает волнения, подрывает уважение к принцам и к королевской семье и проповедует доктрины, пагубные для всякого порядка. Народ, привлеченный приманкой грабежа, — орудие этой партии»[233].