Моривасэ Моногатари - Сергей Бережной

— Ничего интересного, он ссыт в подворотне. С ним всё в порядке.

Самурай снял наушники и внимательно на них посмотрел. На одном наушнике было написано «R», на другом «L». Он покрутил их в руках и решил установить их не как положено, а наоборот.

— ...с наушниками, — сказал баритон, переехавший вместе с правым наушником в левое ухо.

— У меня тоже вечно с ними какая-то фигня, никак не могу приличные подобрать, — пожаловался тенор, переехавший направо.

Самурай возобновил движение, но на всякий случай мобилизовался до состояния готовности. Конечно, о том, чтобы сосредоточиться на внутреннем, теперь не могло быть никакой речи.

— О, мой кого-то заметил, руку на саблю положил, — обрадовался тенор.

— Ты, Какадзе, хуже абитуры, — насмешливо сказал баритон. — Он же самурай, а не казак, у него не сабля, а меч.

— Ах, ну да.

— Запиши себе в тетрадку, чтобы в спешке не забыть.

— Иди нахрен. За своим следи.

— Ничего интересного, он в мусорку полез.

— Вот и следи, чтобы он чего там не нашёл.

— Он там коробку от «Хеннеси» нашёл. Во дурак, неужто думает, что кто-нибудь по ошибке вместе с бутылкой коробку выкинет?

— Мой уже к Красным Воротам подходит. Прислушивается. Что ж у него там в наушниках играет?

— Так ты плеер его просканируй.

— Пробовал, не сканируется почему-то. Надо передвижку подгонять, спутник не тянет ни хрена.

— Не гони на космос, землянин... Ого, мой какой-то портфель из помойки вытянул.

— Поздравляю, джекпот!

Затем баритон и тенор, периодически начиная вяло переругиваться, обсудили внешний вид найденного в помойке портфеля и его убогое содержимое, не представляющее оперативного интереса, приход в контору нового зама, мелкую, но подозрительную аварию, в которую попал какой-то Лысый... Самурай за это время успел догулять по Садовой-Черногрязской до Покровки.

— Свернёт направо у магазина, — уверенно сказал тенор.

— До сих пор всегда прямо шёл, — возразил баритон. — И сейчас на Земляной вал выйдет. Спорим?

— На что?

— На бутылку «Хеннеси».

— Идёт.

Цюрюпа Исидор остановился. Он действительно мог свернуть на Покровку, а мог двинуться дальше по Садовому кольцу в сторону площади Курского вокзала. В принципе, ему было всё равно, куда идти. Но это означало бы, что один из споривших выиграет, а другой проиграет. Самураю показалось, что это могло бы нарушить сложившееся между ними равновесие, а быть причиной нарушения равновесия ему сегодня не хотелось.

Конечно, думал самурай, Будда вряд ли сочтёт его решение гармоничным. В конце концов, если бы Цюрюпа Исидор не слышал таинственных голосов, он не стал бы озадачиваться выбором направления и пошёл туда, куда метнулись воробьи, или куда полетели облака, или где прозвучал смех — то есть, воспользовался бы подсказкой свободной природы. Получилось же так, что главным при принятии решения стало для него обстоятельство неестественное, угнетающее, отдающее пыльной конторской скукой: то, что за ним следили, а он об этом случайно узнал.

Ну, следили. И что? Не услышал бы этой ерунды в наушниках, ничего бы и не подозревал, был бы свободен в мыслях и движении, мог бы сосредоточиться на внутреннем. Но вот стоило услышать тайные разговоры — и ощущения свободы как не бывало...

(«А может, и слежка эта, и голоса — тоже подсказки свободной природы?» — усмехаясь, думал гипсовый Будда, примостившийся на тумбочке в комнате самурая).

Цюрюпа Исидор снял наушники, выкинул их в урну и двинулся в обратном направлении, в сторону Красных Ворот, стараясь не думать о том, что скажут по этому поводу баритон и тенор.

Поэтому он так и не узнал, что тенор всё-таки вызвал передвижку, которая больше часа тащилась за самураем по переулкам, пыталась просканировать записи в его плеере. И отстала только тогда, когда было совершенно точно установлено, что плеера у Цюрюпы Исидора при себе нет.

Собственно, у самурая вообще плеера никогда не было. Нафиг самураю плеер?

О важности правильной постановки вопросов

Однажды самурай Цюрюпа Исидор, сопровождая господина Мосокаву во время посещения оным нового завода по производству сакэ, оказался в процессии вместе с самураем Каннуки.

Каннуки был интересным собеседником и опытным воином — до того, как стать самураем, он успел защитить докторскую диссертацию по теме «Способы организации сложных химических производств», закончить аспирантуру при философской кафедре (хотя и без финальной защиты) и дважды стать чемпионом по карате Кёкусинкай среди тяжеловесов Южного федерального округа. Из-за чрезвычайно высокого роста и внушительного сложения его часто приглашали сниматься в кино — понятное дело, всегда на роли бандитов или дебилов. Каннуки был настолько покладист, что приглашения такие не отклонял и отправлялся к господину Мосокаве с просьбой отпустить его на съёмки. К чести господина Мосокавы следует заметить, что тот, прежде чем дать разрешение, всегда требовал на прочтение сценарий будущего фильма и отпускал Каннуки лишь в тех случаях, если сценарий нравился его наложницам (все они были девушками высококультурными и требовательными). В итоге самурай Каннуки снялся пока только в двух фильмах, но оба раза это достойно послужило чести клана Мосокава.

На премьерах своих фильмов Каннуки был самой заметной фигурой, хотя никогда на сцену не поднимался, — напротив, он садился в самом заднем ряду или даже на полу возле выхода. При росте в один кэн, один сяку и ещё два суна, даже сидя на полу он оказывался на две головы выше любого зрителя в зале. Стоит ли говорить, что на экране он смотрелся восхитительно — независимо от того, обо что ему приходилось стучать главным героем.

Самурай Цюрюпа Исидор симпатизировал Каннуки и как-то даже предложил ему познакомиться с мудрым наставником Кодзё, дабы гигант мог ещё более полно раскрыть миру не только свой физический, но и духовный рост. Каннуки, впрочем, отказался — как показалось Цюрюпе Исидору, из присущей великану стеснительности.

Стеснительность он, однако, демонстрировал далеко не всегда и не со всеми. В бою Каннуки был безжалостен и эффективен с любым оружием, наводя на врагов клана естественный ужас; а ещё он терпеть не мог дураков и журналистов (по какому-то странному совпадению, первые часто оказывались также и вторыми). Сам Каннуки на них, конечно, не нападал, но стоило кому-нибудь задеть его, не проявив при том достойного интеллекта, как на неосторожного обрушивался космических масштабов ураган замысловатого сарказма и язвительных умозаключений. Иногда образование играло с Каннуки злую шутку и использованные им построения оказывались для оппонента слишком уж невнятны; заметив это, гигант давал поправку и переключался на интонацию преподавателя, пестующего дурака-абитуриента. Это было для него неприятно, но срабатывало всегда.

И надо же было такому случиться, чтобы на заводе, куда самураи сопровождали господина Мосокаву, оказалась съёмочная группа телевидения. Само собой, телевизионщики не могли пропустить колоритного Каннуки, и, завидев его, тут же начали издали нацеливать на него объективы камер. Если господин Мосокава ожидал встретить здесь журналистов, подумал Цюрюпа Исидор, то Каннуки он взял в свиту наверняка для отвлечения оных. И верно: господин Мосокава, похоже, вовсе не был доволен встречей — он приказал Цюрюпе Исидору и Каннуки сдерживать прессу, а сам быстрым шагом направился к выходу из цеха.

Каннуки расправил плечи, выставил челюсть на полсяку вперёд и грозно сдвинул брови. Самурай Цюрюпа Исидор отвязал рукава.

Телевизионщики накатились на них и остановились, благоговейно разглядывая самураев сквозь видоискатели, очки и линзы. Микрофон с эмблемой популярного молодёжного канала держал юноша, восторженный взгляд которого не оставлял никаких сомнений в его интеллектуальных качествах.

Юноша, через раз забывая выдыхать, окинул Каннуки тем самым взглядом, каким турист окидывает десятиметровый гранитный член, открывшийся ему во время экскурсии в дебри таиландских джунглей.

Самурай приготовился к худшему. Каннуки, видя, что отпугнуть врага не удалось, сменил позу на менее напряжённую и изобразил вежливое равнодушие.

Юноша открыл рот, выдохнул, вдохнул и задал вопрос.

Нельзя сказать, чтобы вопрос был из неожиданных — смысл его оказался именно таким, каким и должен был оказаться. Нельзя сказать, что юноша проявил внезапный интеллект или такт — увы, увы, увы. Однако нюансы постановки вопроса не оставили Каннуки возможности использовать привычную стратегию.

— Скажите, — спросил юноша, обращаясь к Каннуки, — а что вы делаете с идиотами, которые достают вас вопросами о вашем потрясающем росте?

В ту же секунду самурай Цюрюпа Исидор понял, что эту схватку Каннуки проиграл. Юноша был очевидно не умён, хотя соображал довольно быстро: уже задавая вопрос, он успел понять его бестактность и выразить это понимание в самой формулировке вопроса. Легко высмеять человека, который не осознаёт своей глупости; но издеваться над человеком, который только что назвал идиотом самого себя, столь же бесчестно, как убивать бросивших оружие и сдавшихся в плен. Каннуки, конечно, мог и промолчать, но Цюрюпа Исидор совершенно не представлял, как в данном случае это поможет ему спасти лицо. Самурай откровенно растерялся.