Мощь Великая - Сергей Конышев

Но вот однажды, на уроке рисования, дети неожиданно получили задание нарисовать всё что угодно – проявить фантазию. В первый раз Алёше стало интересно. Ещё бы! Вместо обычных срисовок яблок, чашек, кувшинов и горшков можно было изобразить что-нибудь интересное. С невиданным доселе энтузиазмом принялся Алёша за дело. Работал он самозабвенно, усердно, с любовью. И вот, сделав финальный штрих, Алёша отложил кисть, взял свой рисунок, выставил перед собой на вытянутых руках и с пристрастием осмотрел. Футуристический трактор шёл по залитому солнцем полю. Стремительный профиль, переливающийся серым металлическим блеском корпус, вместо гусениц или колес – воздушная подушка, на случай мобилизации – лазерная пушка! Управлял таким чудом техники плечистый тракторист, облачённый в специальный серебряный костюм, напоминавший скафандр космонавта. Техника письма была на высоте, и обошлось почти без помарок. Здорово! Теперь Алексей посмотрел на рисунки одноклассников, чтобы сравнить, и обомлел – все рисовали пресловутые яблоки, чашки, кувшины, горшки… Как же так? Ведь их так всегда хвалила учительница, особенно девочек, им ставились пятёрки, и тут такое задание – прояви себя, художник, никаких ограничений! И вот тебе раз – горшки. Алёша упивался своим превосходством перед одноклассниками и предвкушал пятёрку, возможно – даже с плюсом, отчётливо понимая, что на этот раз выполнил задание лучше всех. Единственным минусом рисунка можно было считать следы его пальцев по краям листа, оставшиеся после того, как он брал рисунок в руки, оценивая его. Но это же такая ерунда! Рисунок-то хорош – и фантазия проявлена, и техника на высоте, и краски гармонируют! Он положил своё творение на парту и ждал часа триумфа – вот сейчас учительница похвалит его перед всем классом и устыдит остальных, что они не в силах были выразить себя.

Урок приближался к концу, и учительница начала подходить к ученикам по очереди, расставляя оценки. К удивлению Алёши, горшки и кувшины получали привычные четвёрки и пятёрки. Но вот наступил долгожданный момент. Учительница подошла к Алёше, склонилась над его партой, обдав его тяжёлым запахом пота вперемешку с удушливым парфюмом. Перед взором Алёши возникла морщинистая старческая шея, переходящая в не менее морщинистую грудь, видневшуюся из декольтированного платья. И тут Алёша к своему ужасу услышал: «Эх, Коврин, ну никак ты рисовать не хочешь, опять всё неаккуратно, грязно. И вообще, что это такое? Где ты такой трактор видел? В колхозе разве такие ездят трактора? Как он вообще поедет, если у него колёс нет? И пятен опять грязных наставил. Да… Коврин – хуже всех, как всегда». И грубая тёмная рука с толстыми пальцами, со следами мела, вывела под шедевром Алёши огромную жирную красную тройку с длиннющим минусом.

Разочарованию не было предела. Обида ядовитым плющом вползла в молодую чистую душу и пустила там корни.

Выбрав место парковки так, чтобы самому оставаться неприметным, но при этом хорошо обозревать весь двор, Коврин заглушил двигатель, выключил фары и приготовился к ожиданию.

Через несколько минут из-за угла дома появился неброско одетый мужчина лет пятидесяти. Уверенной пружинистой походкой он подошёл к двери с вывеской «Тропа Йогина. Ом», отворил её ключом и скрылся за ней. Коврин встрепенулся – вот оно, началось! В течение следующих пятнадцати минут в «Тропа Йогина. Ом» зашли ещё шестеро мужчин и четыре женщины. Следующим в «Тропа Йогина. Ом» вошёл Саша. Причём он пришёл пешком, видимо, оставив свой «Фольксваген» где-то по соседству. После Саши прошло ещё пять человек. Коврин просидел в ожидании ещё двадцать минут и, резонно положив, что все, кому надо, пришли, покинул автомобиль и пошёл к входу «Тропа Йогина. Ом». Дверь была плотно прикрыта, никаких окон или щелей, чтобы заглянуть внутрь, не обнаружилось. Звуков тоже расслышать никаких не удалось. Войти Коврин не решился. Да и что бы он сказал!? «Здрасте, это у вас тут секта, да?» Коврин в нерешительности походил туда-сюда, с досады пнул комок грязного снега и вернулся в машину. Выкурив сигарету и разогнав клубы сумбурных мыслей, Коврин решил обойти дом с другой стороны – вдруг там есть окно. Он немедля так и сделал, и действительно – узкое окошечко светилось прямо над землёй. Коврину пришлось присесть на корточки, чтобы заглянуть внутрь. Рассредоточившись в свободном порядке по бежевому светлому залу, в причудливых позах сидели обездвиженные люди. Чем Коврин дольше смотрел на них, ожидая активности, тем дольше они сидели неподвижно. Вдруг во всепоглощающей тишине раздался какой-то резкий шум. Коврин от неожиданности подскочил на ноги и огляделся. Сзади два гастарбайтера в грязных оранжевых спецовках мерно мели тротуар, совершенно не обращая внимания на взвившегося, словно ужаленного, человека в палисаднике. Коврин с облегчением выдохнул, взял комок снега и обтёр им лоб и щёки, после чего бросил взгляд на так и не двинувшиеся тела и отправился обратно в машину, где сидел в полной прострации, не ощущая времени, не улавливая в бешеном мыслительном потоке ни одной рациональной идеи. Сквозь дымку мыслительного шлака безучастно наблюдал он, как из «Тропа Йогина. Ом» выходят люди. Когда вышел последний – тот неброско одетый, который отпирал дверь, Коврин, подчиняясь неведомым силам, вдруг выскочил из машины и крупными, неуклюжими, но частыми скачками побежал к нему. Мужчина ещё запирал дверь, а запыхавшийся Коврин стоял уже, тяжело дыша, у него за спиной.

– Аа-э… ху… ху… простите… пожалуйста, извините… Можно вас на минуточку! Я… э-э…

Мужчина запер дверь, положил ключи в карман, и только потом посмотрел на Коврина.

– Да, слушаю?

– Простите, я много наслышан о вашем… центре…

– Каком же это?

Мужчина держался очень уверенно, что ещё более сбивало с толку и без того не готового к разговору Коврина.

– Я имею ввиду вот, – Коврин неуклюже ткнул пальцем в вывеску позади мужчины, – «Тропа Йогина. Ом» здесь же занимаются йогой, и я хотел бы присоединиться к вам.

– С чего вы взяли, что здесь занимаются йогой?

– Ну, название… и мне говорили…

– Вам же никто не говорил подобного, и вы врёте, не так ли? – отчеканил мужчина с интонацией, очевидно свидетельствующей, что отрицательного ответа на этот вопрос быть не может.

Коврин, обладавший природным стыдом, почувствовал жар на щеках.

– Ну, почему же… я… я…

– Правильно, потому что вы следили за мной вон из того «Мерседеса», а ещё подглядывали в окно.

Коврин, обескураженный прозорливостью собеседника, не знал, куда себя деть от неловкости.

– Понимаете, я журналист… – затянул было Коврин обычную отговорку, но мужчина твёрдо оборвал его.

– Не оправдывайтесь, – сказал он безапелляционно и вцепился в Коврина немигающим сканирующим взглядом.

Коврин, вконец деморализованный, решил было, извинившись, ретироваться, но мужчина вдруг смягчённым тоном произнёс:

– Хорошо. Будем считать, что я вам поверил. Мы действительно занимаемся йогой. Только здесь занимаются уже продвинутые йогины, которые уже не один год практикуют. Вы же, как я вижу, новичок. Вам стоит, – если вы действительно хотите заниматься йогой, – обратиться в группу для начинающих. Но это не здесь. В Лужниках есть дворец спорта «Дружба», знаете?

Коврин на всякий случай кивнул. Мужчина достал коричневый блокнотик и что-то черкнул в него коротким карандашом, потом вырвал листок, сложил его второе и протянул Коврину.

– Найдешь там дядю Игната – его там все знают, передашь ему эту записку. Только сам не читай. Ни в коем случае.

Проявленное вдруг амикошонство со стороны собеседника Коврин воспринял не иначе как свидетельство возросшего к себе доверия.

– Спасибо.

– Счастливо, – коротко сказал мужчина и ушёл.

Некоторое время Коврин постоял в рассеянном раздумье, перебирая пальцами бумажку, затем поехал домой.

* * *

Спал Коврин долго, самозабвенно. В итоге переспал, из-за чего чувствовал себя каким-то разобранным, разбитым, дискретным. Он плеснул себе в лицо холодной водой и какое-то время ходил по квартире, пытаясь собрать окружающий мир в одно целое. Захотелось есть. Открыв холодильник, Коврин обнаружил там только банку, некогда набитую маленькими хрустящими корнишонами, а теперь содержащую лишь странного цвета жидкость, и пачку, некогда содержавшую майонез. Коврин сглотнул слюну и подумал, что всё-таки необходимо держать в доме какую-то еду – слишком хлопотно всё время бегать куда-то, чтобы перекусить, и засобирался в магазин.

Блуждая вдоль сверкающих стеллажей, изредка скидывая в тележку нужные товары в ярких упаковках, Коврин случайно бросил взгляд на стоящего поблизости покупателя, разглядывавшего какую-то пачку. Его лицо показалось Коврину знакомым. Он стал мучительно вспоминать, кто же это. И, только когда покупатель был уже в другом конце зала вспомнил… Ну, конечно! Это был Паша Зайчиков. Они учились в одной школе, в параллельных классах. Но общаться им тогда не пришлось.