Бентли Литтл, Глория - Бентли Литтл

жилье кому-нибудь другому? Более нормальному человеку.

— Да. Думали, — солгала Глория, — но существует так много правил и предписаний, что почти невозможно выгнать кого-то, если он практически не совершил преступления.

Максин подалась вперед.

— Знаешь, на днях я вышла на утреннюю прогулку и обнаружила на дорожке перед своим домом фекалии. Человеческие экскременты.

Глория не была уверена, что когда-либо слышала слово "фекалии" в лексиконе своего окружения. Вопрос о том, кто тут странный встал с новой стороны. Но, кроме того, она намекала, что мать Глории испражнялась у нее во дворе.

— Это похоже на то, что делают подростки, — сказала Глория. — Уверена, это чей-то прикол.

— На этой улице нет подростков. Вообще никаких детей. Это всего лишь мы, старики, за исключением вашего нового жильца. И пока я смывал его из шланга, я посмотрел на другую сторону улицы и увидел ту женщину, которая стояла на крыльце и наблюдала за мной. Она... она улыбалась!

Максин откинулась на спинку стула, как будто это все доказывало.

Глория должна была признать, что, как бы странно это ни было, она не могла автоматически отбросить мысль о том, что ее мать, в каком-то странном обострении необъяснимой вражды, пошла в туалет посреди ночи на дорожку своей бывшей подруги Максин. Но любой ответ, который она могла бы дать на это невысказанное утверждение, был отброшен в сторону, когда на другой стороне улицы из дома ее матери вышел мужчина и направился к "Транс-Ам", припаркованному на подъездной дорожке.

И этим мужчиной был никто иной как — Бобби Перес!

Глория тут же забыла о Максин и о том, что та сказала в последний раз. Все ее внимание было приковано к сцене на другой стороне улицы, и она наблюдала, как Бобби садится в то, что, очевидно, было его машиной, выезжает и мчится прочь, двигаясь слишком быстро для такой жилой улицы.

Три дня назад ее мать сидела на кухне и клялась, что понятия не имеет, кто такой Бобби Перес. И вот теперь он покидает ее дом после тайной встречи.

О чем они говорили? О ней?

Глория поежилась от холода. Это было неправильно. Она чувствовала это всеми костями и фибрами души. Но кому она могла рассказать об этом? Пойти в полицию? Кто-то из местного правительства, правительства штата или федерального правительства? Кто поверит в дикую историю о встрече двух мертвых людей, которые неожиданно вернулись к жизни? И даже если кто-то из начальства ей поверит. Что дальше? У кого может быть юрисдикция в отношении таких вещей? И что они будут делать? Эксгумировать тела ее матери и Бобби Переса, чтобы убедиться, что они все еще в своих гробах?

Кстати, а что, если тела все еще там? А что, если это не так?

От всех этих вопросов зависших без ответа у нее заболела голова. Максин странно наблюдала за ней с противоположного дивана, и Глория извинилась, объяснив, что плохо себя чувствует.

— Я вернусь и навещу тебя, когда буду чувствовать себя получше, — сказала она. — Было так приятно снова тебя увидеть. Всего тебе... хорошего!

— Ты тоже береги себя, — сказала Максин. — И я надеюсь, что ты подумаешь о том, чтобы выселить эту ужасную женщину. Если нужно, чтобы я поклялась в чем-нибудь или подтвердила, что она сделала что-то плохое, я всегда здесь.

— Спасибо, — искренне поблагодарила Глория. Кое-что пришло ей в голову. — И если ты увидишь что-нибудь странное, что-нибудь, о чем мне следует знать, запиши это. Время, даты, все. У тебя ведь есть мой номер, если он тебе понадобится?

Максин решительно кивнула.

— Да, есть в записной книжке.

— Тогда ладно. Скоро увидимся. И спасибо за кофе и гостеприимство.

— Ты же знаешь, тебе всегда тут рады. Твоя мать была моей лучшей подругой, и я знаю тебя с самого рождения. Я считаю тебя членом семьи.

— Я тоже, — сказала Глория. Еще раз попрощавшись, она вышла на улицу.

На какое-то мгновение она подумала о том, чтобы перейти через улицу к дому матери, но вид Бобби Переса вывел ее из равновесия, и она обнаружила, что боится идти туда. Она боялась оставаться наедине с матерью. Выезжая из этого района тем же путем, каким приехала, Глория не посмотрела на дом своего детства, не желая знать, наблюдают ли за ней через одно из окон.

Вернувшись домой, она тут же позвонила тете Рут. Что-то, какое-то смутное чувство страха, до сих пор удерживало ее от встречи с родственницами. И хотя тетя Рут не узнала женщину, появившуюся после похорон, Глория решила, что пришло время им встретиться. Если кто и знал ее мать, то только родная сестра.

— Я хотела спросить, не могли бы вы прийти завтра на ленч, — сказала Глория после болтовни о том, как они с мальчиками держатся.

— После церкви?

Глория совсем забыла, какой религиозной была тетя Рут. В вопросе тети прозвучал упрек, но Глория предпочла проигнорировать его и просто сказала:

— Да.

— Я не смогу приехать раньше часа дня. Служба заканчивается в полдень...

— Это чудесное время, — сказала Глория.

Повисла неловкая пауза.

— Есть причина, по которой ты меня приглашаешь? Не то чтобы тебе нужна была причина, — быстро добавила она. — И, конечно, я всегда рада видеть вас, Брэда и Люка.

"Брэдли и Лукаса", — чуть было не сказала Глория, но придержала язык.

— Нет, — солгала она. — Совсем нет причин.

Глория поняла, почему она спросила. Если не считать двух недавних похорон, в последний раз она видела тетю на Рождество. На самом деле она видела тетю только на Рождество.

— Тогда я буду там с колокольчиками, — сказала тетя Рут.

Глория понятия не имела, что это значит, но была довольна, что смогла привести свой план в действие, и повесила трубку, чувствуя себя удовлетворенной. Вопрос был только в одном: как ей свести сестер вместе? Глория не хотела приглашать мать, так что оставалось только пойти к ней домой, и она совсем не была уверена, что сможет убедить тетю Рут пойти с ней. Может быть, если бы она сочинила историю о том, что ей нужно вернуться и проверить какой-то предмет, который ее мать хотела, чтобы Рут…

Но что делать с мальчиками?! Она не могла позвонить родителям Брайана и