Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных - Оливер Беркман

А другим – что решение, которое они примут, окончательное. В последующих опросах выяснилось, что именно люди из второй группы (те, у которых было только одно решение, и, следовательно, они не отвлекались мыслью о том, что потом можно выбрать что-то получше) больше довольны своей работой{61}.

Чтобы подтвердить эту точку зрения, необязательно нужны психологи. Исследование Гилберта применимо к институту, глубоко укорененному во многих культурных традициях, а именно институту брака. Обещая оставаться вместе в горе и в радости, а не сбегать при первых же трудностях, супруги заключают соглашение. Это соглашение не только позволяет им пережить бурю, но и в хорошие времена обещает больше удовлетворенности жизнью, потому что, выбрав один конечный вариант развития событий, они вряд ли станут тратить свое время на томление по фантастическим альтернативам. Сознательно делая необратимый выбор, они отказываются от фантазий о бесконечных возможностях в пользу того, что я в предыдущей главе назвал радостью упущенной выгоды, – признания, что именно отказ от альтернатив и делает их выбор значимым. По той же причине совершение действий, которых вы боялись и которые откладывали, может иметь неожиданно успокаивающий эффект: подать заявление об увольнении с работы, стать родителем, начать решать сложную семейную проблему или купить дом. Когда назад пути нет, тревога пропадает, потому что направление теперь одно: вперед, к последствиям вашего выбора.

5

Проблема арбуза

Однажды в пятницу, в апреле 2016 года, когда напряженная президентская гонка в Америке набрала новые обороты, а по всему миру произошло более 30 вооруженных конфликтов, примерно 3 миллиона людей провели часть дня, наблюдая за тем, как два корреспондента с BuzzFeed натягивали резинки на арбуз{62}. В течение 43 мучительных минут напряжение росло – как психологическое на людей, так и физическое на арбуз, пока на 44-й минуте на него не натянули 686-ю резинку. То, что произошло дальше, вас не удивит: арбуз лопнул, заляпав все вокруг. Корреспонденты дали друг другу пять, стерли брызги с очков, поели арбуза. Трансляция завершилась. Земля продолжила вращение вокруг Солнца.

Я говорю об этом не для того, чтобы дать понять, будто потратить 44 минуты на наблюдение за арбузом в интернете постыдно. Напротив, учитывая все, что произошло с жизнью онлайн в последующие годы, когда тролли начали вытеснять видео с котиками и викторины, а социальные сети постепенно превратились в бесконечный думскроллинг – депрессивное поглощение плохих новостей из бесконечных лент, – приключение с арбузом на BuzzFeed уже звучит как история из счастливых времен. Но ее стоит упомянуть, поскольку она иллюстрирует проблему, о которой не принято говорить, но которая напрямую связана с тем, что я уже сказал о времени и тайм-менеджменте. Эта проблема – отвлечения. Какие бы усилия вы ни прилагали, чтобы использовать свое время наилучшим образом, в этом нет толку, если ваше внимание изо дня в день перетягивают на себя вещи, о которых вам никогда и думать не хотелось. Можно не сомневаться: ни один из этих 3 миллионов человек не проснулся тем утром с намерением потратить время на созерцание лопающегося арбуза. А когда момент все же наступил, они вовсе не считали, будто свободно выбрали это. «Я так хочу перестать смотреть, но уже втянулся»{63} – вот один из проникнутых сожалением комментариев на Facebook. «Я уже 40 минут смотрю, как вы натягиваете резинки на арбуз, – написал кто-то еще. – Что я делаю со своей жизнью?»{64}

Более того, история с арбузом напоминает нам, что в наши дни мы отвлекаемся почти исключительно на события виртуального мира – вот что случается, когда на пути наших попыток сосредоточиться встает интернет. Но это обманчивый вывод. Проблема отвлечений беспокоила философов по меньшей мере со времен древних греков, которые видели проблему не столько во внешних отвлекающих факторах, сколько в характере человека – в его внутренней неспособности посвящать время тому, что он, как он сам считает, ценит превыше всего. У них была очевидная причина воспринимать отвлечения как серьезную проблему, и для нас эта причина должна быть столь же очевидной: то, на что мы обращаем внимание, определяет наше восприятие реальности.

Даже комментаторы, которые только и делают, что сетуют на сегодняшний кризис отвлечения внимания, кажется, редко понимают всю глубину проблемы. Например, мы часто слышим, что внимание – конечный ресурс, и это, безусловно, так: согласно подсчету психолога Тимоти Уилсона, мы способны сознательно обрабатывать примерно 0,0004 % информации, которая обстреливает наш мозг в отдельно взятый момент{65}. Но называть внимание ресурсом – значит неправильно понимать его центральную роль в нашей жизни. Большинство других ресурсов, от которых мы зависим как индивиды, такие как еда, деньги и электричество, облегчают жизнь, и иногда без них, пусть и недолго, можно прожить. Напротив, внимание – это и есть жизнь: весь наш жизненный опыт – это не что иное, как сумма всего, на что мы обратили внимание. К концу жизни, оглянувшись назад, мы поймем: все наше существование было наполнено тем, на что мы обращали внимание каждую секунду. Поэтому, уделяя внимание тому, что мы не особенно ценим, мы, без преувеличений, платим за это своей жизнью. С этой точки зрения отвлечение внимания – это не только секундные нарушения концентрации, например, когда вы отвлекаетесь от работы из-за сигнала о новой СМС или ужасающего репортажа в новостях. Отвлекать может и сама работа: она требует, чтобы мы вкладывали часть своего внимания и, следовательно, жизни в нечто значащее для нас меньше, чем многое другое и, возможно, доступное.

Именно поэтому Сенека в трактате «О скоротечности жизни» так яростно критикует сограждан за то, что они делали политическую карьеру, которая их не очень интересовала, закатывали роскошные пиры, которыми не особенно наслаждались, или просто «прожаривали свое тело на солнце»{66}: они как будто не понимали, что, уступая этим развлечениям, тратят зря то, что составляет самую сущность их жизни. Сенека говорит почти как чопорный аскет (в конце концов, что плохого в том, чтобы немного позагорать?), и, честно говоря, подозреваю, что таким он и был. Но речь не о том, что посвящать время отдыху на пляже из репортажа BuzzFeed – неправильный выбор. Смысл иной: отвлекаясь, человек вообще лишается выбора. Его внимание захватили силы, которые действуют не в его лучших интересах.

Сегодня нам часто говорят, что правильная реакция в такой ситуации – полностью отгородиться от внешних влияний: познать секреты непрерывной концентрации, обычно с помощью медитации, приложений-блокировщиков, дорогих наушников, убирающих шум, и еще раз медитации, чтобы решить проблему с вниманием раз и навсегда. Но это ловушка. Стремясь к полному контролю над своим вниманием, вы делаете ошибку, учитывая лишь один аспект правды о человеческих ограничениях: то, что наше время ограниченно и его нужно использовать правильно. Но при этом вы забываете о другом ее аспекте: о том, что получить полную власть над своим вниманием почти наверняка невозможно. В любом случае возможность поступать со своим вниманием именно так, как вы хотите, была бы крайне нежелательной. Если бы внешние факторы хотя бы частично не привлекали внимание помимо нашей воли, вы бы не смогли уйти с пути приближающегося автобуса или услышать, что ваш ребенок плачет. Это свойство внимания дает преимущества не только в экстренных случаях: оно же позволяет нам любоваться красивым закатом или встретиться взглядом с незнакомцем в другой части комнаты. Но эволюционировали мы таким образом именно потому, что это необходимо для выживания. Охотник-собиратель эпохи палеолита, невольно обращающий внимание на шорох в кустах, явно имел больше шансов на благополучие, чем тот, который обращал внимание на шорох лишь после того, как сознательно решил прислушаться.

Нейробиологи называют это непроизвольным вниманием, и без него выживание давалось бы нам с трудом. Но от умения воздействовать на другой вид внимания, произвольный, может зависеть разница между хорошей жизнью и адской. Классический и крайний пример – австрийский психотерапевт Виктор Франкл, автор книги «Человек в поисках смысла», который, оказавшись в Освенциме, смог противостоять отчаянию лишь потому, что сохранил способность частично направлять внимание на единственную область, в которую охранники лагеря не могли вторгнуться, – внутреннюю жизнь. Это