Девочка, которая любила Ницше, или как философствовать вагиной - Вика Соева

— А… а-а-а… а где бюстгальтер?

Торопеть — очередь противной стороны. Слово-то какое — не лифчик какой-нибудь, а — бюст-галь-тер!

— Считаешь, он нужен? — прикрываю соски пальчиками — мистер Питкин в тылу врага. — Так и будешь там стоять?

Барбудос входит. Веник к себе жмет. Почему считается, что женщины от цветов дуреют? Как пчелы. Этакий глубоко законспирированный намек — тебе цветок и жужжи на кухни пчелкой. Фривольное подношение. Что есть бутон, как не самая обычная ботаническая вагина? Вон какие острошипы приволок, бутончик в опасности!

Бородач в некоторой растерянности. Розы без обертки, совать их нагой даме — исколоть объект перспективной пенетрации до безобразия. Стою. Развлекаюсь. Зад мерзнет.

— Вика… — физик откашливается. — Вика… Вы… выходи… за меня…

— За тебя? — заглядываю ему за спину. — А что там такое?

— Замуж… — Барбудос совершенно неожиданно краснеет, что очень подходит к его всклокоченной бороде. — Выходи за меня замуж!

— Не надо так громко и пафосно, — морщусь. — Чтобы перевести девушку в горизонтальное положение, вовсе не обязательно на ней жениться. Иногда достаточно и цветов.

Размышляю. Вспоминаю минувшую ночь. Что-то там происходило на столе. Все видится, как сквозь мутную оптику. Иногда мужикам нравятся, что их жен прилюдно поебывают. У каждого свой вкус, сказал факир и проглотил шпагу. Но тут Барбудос весьма оригинально выражается:

— Ты меня любишь?

Ohuyevayu.

— ?

— Ты меня любишь?

На глупый вопрос требуется мудрый ответ. Не мой:

— Любить следует тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть… Любить следует великих путешественников, ибо они великие почитатели… Любить следует тех, кто не ищет за звездами основания, чтобы погибнуть и сделаться жертвой… Ты такой?

— Вика, это глупо. Сейчас, в такое время…

— Философствовать не глупо в любое время. Кто-то философствует молотом, кто-то — вагиной. Что плохого в том, чтобы любить того, кто исполняет всегда больше, чем обещает?

Глаза Барбудоса опечаливаются.

— Я… я правда… я люблю тебя…

А ведь он что-то там поминал о жене на восточном побережье. Вытираю губы. Диагноз ясен. Необходимо срочно лечение.

— Подними веник повыше, — командую. Опускаюсь на колени, распускаю ширинку, достаю, беру. Прочтем болту Соссюру, как остроумно выражается дитя. Примечательно, но клиент не дергается и быстро возбуждается. Значит, не все потеряно для физики. Не люблю, когда пытаются натянуть девушку еще и руками, поэтому цветы очень способствуют языковому творчеству.

Окей. Теперь все должно быть в полном порядке. Механическая работа. Феллация. Ничего особенного, ничего примечательного. Даже физиологическим отправлением не назовешь. Отправление… И кто куда здесь отправляется? Остаюсь на месте. Для самовозбуждения — не время и не место. Разве возбуждается сексопатолог, выслушивая похотливые медитации пациентов над кляксами Роршаха? Хотя… Кто их знает…

— Не молчи, — отрываюсь на мгновение от кажаной флейты, — рассказывай что-нибудь!

— Что?

— Лекцию. Ты ведь лекции читаешь студенткам? Представь, что ты объясняешь нерадивой студентке какую-нибудь трудную тему.

— Х-х-хорошо…

— «Хорошо» — в смысле буду читать или «хорошо» — в смысле скоро кончу? — прикусываю зубками.

— Буду читать… Скоро кончу…

— Никакой определенности, — вздыхаю.

— С… су… существующие экспериментальные до… дока… доказательства… довольно…

— Как довольно?!

— …довольно основательно свидетельствуют в пользу идеи… в пользу идеи…

Отстраняюсь слегка:

— Очень интересно, — одобряю. — Но если кончишь раньше, чем закончишь лекцию, то разговаривать будет точно не о чем. Понятно?

— …в пользу идеи, что можно говорить о фундаментальных симметриях. Закон природы, лежащий в основе спектра частиц, из взаимодействия, строения и истории космоса, определяется, вероятно, некоторыми фундаментальными симметриями, например, инвариантностью при преобразованиях Лоренца, вращениях в изопространствах, изменениях масштаба…

— Никогда не думала, что квантовая механика настолько сексуальна! Все как сейчас — изменение масштаба при вращении в оропространстве с полным сохранением симметрии! — от восторга сжимаю инструмент чересчур энергично, инструмент дергается и извергает бравурную мелодию весьма густой тональности. Сколько же он не трахался?

Сажусь почти что девонькой-паинькой — ладошки на коленочках, все щечки в сперме:

— Тебе понравилось? — хлопаю глазками.

Физик взирает сумасшедшими глазами.

— Твои лаборанточки тебе так не отсасывали? — хлопаю глазками.

— Они не просят при этом читать лекции, — признается Барбудос.

— Что за молодежь! Один секс на уме! Так что ты там говорил? Насчет предложения?

Барбудос краснеет:

— У тебя… у тебя на лице… извини…

— Хотел прямо в ротик? — сочувствую. — Извини, не успела.

— Может… может вытрешь… — шарит в кармане, протягивает платок.

Отклоняюсь:

— Это теперь не твоя проблемя. Все, что отдал, — уже не твое. Хочу — вытрусь, захочу — и так обсохнет. Так на чем мы остановились?

— Вика, я действительно хочу… — веник падает на голову.

— Все-таки опять хочешь? Запустили тебя лаборантки, запустили, — не дожидаясь возражений возвращаюсь к очередной проверке фундаментальных симметрий при изменении масштаба. Главное доказательство научного открытия — повторяемость решающего опыта.

— Зачем? Зачем ты это делаешь?! — Барбудос нервничает. Тем не менее, возбуждается. Могуч, могуч… И веник не отпускает.

Скрипит дверь, открывается, на пороге, протирая глазки, стоит полностью разнагишенное дите. Полина.

— Брлк… — свирепо произносит очумевший физик.

Оторваться тоже уже не могу, лишь свирепо кошу глаза на добродушно разглядывающее нас создание. Хоть бы прикрылась, развратница. А кто здесь не развратница? Притон, одним словом.

Немая сцена. Наконец Полина хриплым голоском вопрошает:

Asa sekkusu-suru-no suki?

Барбудос вздрагивает и делает мощный аккорд. Консистенция квинтэссенции пожиже, но приходится сделать пару глотков, прежде чем, наконец, освободиться:

— Кыш отсюда! — свирепею.

Полинка пожимает плечиками:

— Думаешь я порнуху, monge bobo, только по телеку смотрела? Te voy a hacer la sopa! — тем не менее удаляется.

Борода сползает по стенке на пол.

— Ну так что насчет любви? — интересуюсь. — Говорят, любовь — это то, что остается после соития. У тебя осталось? — игриво тереблю окоченевший инструмент. — А если ты все еще насчет брака, то, конечно, спасибо, но… Во-первых, брак основывается не на любви, а на половом инстинкте и инстинкте собственности. Удовлетворять половой инстинкт можно и без всяких формальностей. Мы же не дети! И чтобы потрахаться, чужого благословения нам, слава богу, не нужно. А от инстинкта собственности надо избавляться! У сексуального партнера могут оказаться разнообразные вкусы…

— Несовершеннолетние девочки, например, — говорит Барбудос. Шок постепенно проходит, и ремиссия социально приемлемой программы поведения начинается, как обычно, с наиболее ханжеских реминисценций.

— Во-вторых, брак потерял всякий смысл после того, как был лишен принципиальной нерасторжимости. Поверь, семейный философ уместен в комедии, а не в жизни. Уж лучше мастурбировать, чем раздвигать ноги во исполнение обязанностей… Впрочем, ut desint vires tament est laudanda voluptes.

Целую сморщенного дружка и поднимаюсь:

— А что касается Полины, то за нее заплачено. Золотом. И, можно сказать, честью. Она теперь домашнее животное. Сам понимаешь, сношаться с домашними любимцами — это уже какое-то запредельное извращение.

28. Полина

— Doko-ga kanjiru-ka oshiete! — порочный домашний питомец продолжает исследование распростертого тела хозяйки.

Не хочется ни возражать, ни показывать. Истома. Посторгазменный синдром. Подобные утренние стрессы, даже в выходные, даром не проходят.

— У тебя сиськи почти как у меня… Nimaai… и baal тоже нет… или ты бреешь? CoCo san prel. Я тоже… хотя и брить-то особо нечего… Хотя у меня, конечно, уже… с такой жизнью тебе все там разработали… UnК tК qij me kollodok! — язычок шустрый, прохладный. Не кошечка, но собачка, точно. Сучка. Норовит показать зубки. — А ты и правда — философ? Первый раз такую тетку имею… Diu lei lo mo k ta fa hai. Чтобы и etchi suru, и omonkuu, и котелок варил.

Порочная звезда порочных поколений.

— Yarashite?

Домашний питомец… Запредельное извращение… Слова, потерявшие всякое значение после того, как высказаны. Тем не менее, почему-то почитается высшей добродетелью следовать впопыхах сказанному. Необходимо отстраниться, оттолкнуть развратное дитя… Но тело послушно каждому ее касанию. Словно прохладная, хрупкая змейка скользит вниз, вниз, вниз…