Девочка, которая любила Ницше, или как философствовать вагиной - Вика Соева

Л. пододвигает в себе пепельницу, ковыряется в носогрейке зубочисткой, выскабливая пепел.

— Это все философия. Морализм и красивые слова.

Зверею. Хватаю стакан и запускаю в Л. Посудина невозмутимо минует писателя и скрывается в пучине содрогающихся под звуки музыки тел:

— Ненавижу морализм и красивые слова! И вообще, искусство — это костыли, которое изобрело человечество, и чья основная задача состоит в воспроизводстве, сборке, удержании того, что именуется личностью. Воспроизводить память, чувства, ритуализировать до самых мельчайших моментов человеческое бытие, превратив всю жизнь в бесконечную похоронную церемонию, где за плотной завесой скорби и плача не остается и крохотного местечка для подлинного чувства. Если он, — тыкаю в Барбудоса, — могильщик всего человеческого, то вы — мелкий клерк похоронной конторы. В идеальном государстве Платона совершенно справедливо нет места трагикам и комедиантам — подлинной личности нет нужды в костылях, которые, однажды втиснутые под мышки, затем начинают жить совершенно иной, собственной жизнью, усугубляя хромоту…

— Да вы — ницшеанка! — внезапно догадывается Л.

— Неужели и писатели что-то читают, кроме самих себя?

— Ницше? — Танька через силу приподнимает голову. — Он… он вожделел… собственную сестру!

— А как можно не вожделеть собственной сестры? — замечает Барбудос.

Приближается ночь.

24. Сучья течка

Бубны. Танцы. Маракасы. Горькое льется в рот. Холодная прозелень впивается в мозг. Мелькают в стробоскопных вспышках рожи. Лакированные рты. Рыжие парики. Бубенцы. Рев. Вопли. Запах. Запах плоти. Возбужденной. Эрегированной. К щеке прижимается ледяной фужер. Плавится лед в светящемся озерце. Вспыхивают ребристые солнца. Какофония. Абсурд. Внизу мокро. Пальцы стискивают лодыжки. Толчок. Еще толчок. Нет ритма. Лишь прерывистый стон.

Не могу, слезливо твердит малыш. Опять не могу. Крови. Пришли крови.

Охуела?! Бери! Бери!

Бьется бутылка. Медленно разворачивается в плотной атмосфере. Осколок. Сверкающий осколок. Свинцовая оболочка исчезает. Тело пробивает током. Изгибается. Кричит. Кто так кричит?

У всех — крови! У всех — крови!

Кричит тело. Кричат два тела. Расшвыривая стаканы. Расшвыривая бутылки. В окружении злобных скоморошечьих морд. Платье спущено. Соски терзаются неумелыми пальцами. Что выискиваешь?! Освобождение. Освобождение ради порабощения. Тело ломается — бракованная кукла. Вот — бракованная кукла. Его разламывают пополам. Им мало вагины. Они громоздятся. Отыскивают отверстия. Проникают. Нет унисона. Ничего нет.

Там все занято, стонет Лярва. Там все занято. У всех — красный день календаря. Безумие! А! А! Больно!!!

Больно?! Разве это — больно? Скатерть самобранка…

Мозг и сперма — вещества аналогичные…

Для вас — куна, эдельвейс, балалайка… Ее нужно долбить, шприцевать, драть, пихать… Смех. Разбирает смех. Развинчивают руки. Разъединяют пальцы. Вылущивают глаза. Отлепляют рот. Отдирают волосы. Соскабливают груди. Вынимают сердце. Все — лишнее. Все — прочь. Лишь — вагина. Хищное создание. Впивается в гениталии ядовитым инстинктом.

Беспредельная кончаловка. Мир кончает. Ночь кончает.

Танька блюет. Визуальный контакт. Медленный ритм. Окровавленные пальцы. Пена сползает по подбородку. Фонтан. Извержение. Кислый запах. Лишняя нотка в оргии потусторонней ночи.

Тулпега, презрительно выносит приговор Л. Выбивает пепел носогрейки на голову. Лярва воет.

Пора кончать, предлагает Барбудос.

Я уже, замечает Л.

А как же девушка?

Надоело, выплевывает сперму девушка.

Какая она липкая!

Толпа воет. Ритуал оплодотворения прерван.

Господа, вы не правы! Барбудос отвешивает тумак ближайшей скоморошечьей харе. Господа, вы не правы! Еще один удар вбивает неудовлетворенного в плотный ряды.

Помочь? — предлагает Хряк. Я ей обещал мобилу. А она мне его — в жопу. За такое отвечают по понятиям, братан!

Она ответит, заверяет Барбудос. По понятиям. Она понятливая.

Глоток воздуха сквозь кляп феромонов. Пчелки жужжат и суетятся. Продолжить бы, фря. Ночь в угаре. Ты еще хочешь? Становись в хор. Продолжим даян эбан гачки. Универсалка. Пальцы вцепляются в подбородок. Универсалка, шпрехен зи дойч? Yebyetsya не pizdoj, а мозгами?

Yeb… Откуда крыска?

Милое дитя… Зачем?!

Садимся? Едем? На первом ряду. Ледяной воздух в морду. Во рту — как икры наелась. За рулем — дитя.

Со скольки лет агу-агу, подруга?

Я тебе не подруга, культ-соска… Maldita puta! Ревнивая злость сквозь зубы. Шубка расстегнута. Белые кружева. Под шубкой — все виды на улицу. Незрелый сухостой. И на pizdye пара волосиков.

Грубишь старшим.

Она такая, подтверждает Л.

Смирная, хрюкает хряк. Злится на папика, а может пальчик хочет попробовать?

Запросто, выплевываю лимон. Люблю Роттердам.

Тормози.

Ot'yebis'.

Тормози, blya. Счас черемуху тебе устроим.

Ныряю вниз. Не за что держаться, одно недоразвитие… Но сика разработана по полной программе. Потеет и пахнет.

Так ее, так… Blyat', тесно. Один пальчик, второй пальчик.

Мне не видно, предупреждает Барбудос.

Не huya смотреть, дела делать надо, ржет Хряк.

Всегда мечтал написать что-нибудь для детской аудитории, замечает Л.

Мне нужны прокладки, блеет Лярва.

А как насчет волторны?

Нет, нет, нет…

Маткин берег! Да она ее в обе дырки!

Отталкивают. Дерут волосы. Слабые пальчики скользят по щекам. Первичная реакция анально-вагинального отторжения. Но затем все будет в порядке. Сделаем пухавочку по полному абсцессу.

Сколько ей?

Гонореи не хватит, веселится Хряк.

Гонорара, мудак. Я о возрасте, мудила.

Удочерить желаешь? Полька, слышь, тут тебе еще один папик набивается! Отсосешь?

Я не фонд Соссюра, tamoot ya zevel, верещит крыска. Без бабок не отсасываю, jou kwas.

Как скучно, господа!

Крыска запахивает шубку. Раскраснелась. Прикусываю язычок.

Высший класс! Возбуди ближнего своего… Куда теперь? Замутим мульку?

Нужны бабки, заявляет Хряк. Конкретные бабки под конкретное дело. О собачьих боях слышали? Сильная развлекуха!

С каких таких пируэтов у пацанов бабки развелись? TК qiftК qeni qorr? — фыркает Крыска. Ее ладошка уже на бедре новоиспеченной подружки. Нравится.

Не дуй в жопу, животное, злится Хряк, говорю, бабки нужны.

У Пеппи Длинныйчулок нет проблем с баблом, гордо вещаю, кати тарахтелку до той хибы.

Pupulak, дорогая передача, фыркает Крыска, первый раз, isap kote anjing, многостаночницу встречаю. Huj ли ты, Kepala Butoh, у первой же бикса прелки кусаешь?

Нравится. Люблю молоденькое с кислинкой. Пилотаж!

И шо, братан, про зайцев рОманы чирикаешь? Хочешь прикол, сегодня услышал? Мусора на зоне скрестили псарню с кроликами. Теперь собаки не только отмороженных ловят, но и опускают, ха-ха-ха…

Мне — здесь, заявляет Барбудос, у светофорчика.

Не советую, качаю головой. На эту ночь — мы все — один хор Пятницкого.

Хряк толкает задремавшего Л.

Не спи! Замерзнешь!

И когда это кончится, бормочет зевая Л. Тоже домой хочу.

25. Путешествие слона в жопу таракана

— Банк закрыт, — корчит козью морду охранник. — Приходите утром.

Трясу связкой ключей:

— Сейф там, понимаешь? Компрандеву, хомбре? Сейф с баблом! С моим. Личным!

Ватага выползла из машины и наблюдает.

— Целку и то легче ломать, — говорит Хряк.

Та еще компания. Барбудос впал в самую черную меланхолию. Л. пристроился около Польки и что-то шепчет на ушко. У Лярвы — линька. Но Хряк крепко держит ее за лодыжку.

— Господа, я последний раз повторяю — банк закрыт и не обслуживает клиентов. Если вы сейчас же отсюда не уйдете, то я буду вынужден… — подмусорок кашляет, хватается за грудки, падает подкошенным на мраморное подворье.

— Полный uyebon, — заявляет Полька. — Кто положил? Папик, bun chut, твое гнилье?

— Закрой хлебало, животное, — Хряк пинает неподвижного охранника. — Я тут ни при чем.

— Отряд не заметил потери бойца, — замечает Л.

— Сердце, — предполагает Барбудос.

— Что делать будем? — встревает Лярва. Лежать на спине с задранной ногой ей уже надоедает.

Ночь стрекочет. Колоссальная, отвратная личинка ворочается в плотном комке выжранной плоти и готова выдавиться наружу в потоке гноя и крови.

Хряк отпускает Таньку, поднимается по ступенькам, дергает дверь. Та распахивается. Изнутри новоявленного храма Золотому тельцу веет теплом и баблом. Немерянным. Хряк принюхивается, шевелит пятачком.

— Сигнализация должна сработать, — поет Барбудос.

— Счас, сработает, — ворчит Хряк. — Нам ихнего вообще ничего не надо. Эй, дуй сюда…

Дую. Беспредел хоть и укладывается в некие лингвистические правила, но логике обыденности соответствовать отказывается. Тихо. Темно. Светятся огоньки камер слежения. Болтаю ключами. Позваниваю со значительностью хозяйки. Ведь это МОЙ банк! Рекламный слоган. Слова. А за слова отвечать надо, Blyahyer-nahyer. Очко играет. Пеппи хочется пи-пи.