Черный кабриолет, или кабриолет без дверцы. Из четверологии романа «Франсуа и Мальвази» - Анри Коломон

После же омовения на чистое тело одеть грязную одежду было просто невозможно, пришлось стирать и полоскать. После смехотворного отжимания еще не набравшими силу слабыми руками, он стал напяливать на себя свои мокрые латы, как вошел с ведрами Саидка.

– И куда вы собрались? – спросил вошедший сникшим голосом, отчерпывая из бочки ведрами.

– Какое тебе дело? В город я собрался.

С ведрами полными воды Саидка бросился за ним. Выходя Эртени даже не стал за собой закрывать дверь на массивную задвижку, наоборот даже открыл дверь пошире.

Выйдя и поставив ведра на пол Саидка вцепился в него, стал заворачивать обратно.

– Пошел отсюда! – оттолкнул его Эртени обратно к ведрам. Но тут же почувствовал за собой полет Саидки, обернулся и при всем своем желании не смог увернуться от удара ногой в бок в прыжке… Врезавшись в стену, Эртени сразу же с разворота напал на обидчика, и даже нанес как-будто два сильных удара… впрочем по непоколебимой голове. Далее ему и самому пришлось отражать поток ударов, от прыгающего перед ним в борьбе как в танце Саидки, который в конце концов доканал его на столько, что он подставился и был подсечен на обе ноги самым дурацким образом.

Сетуя на свою вялость, что он не смог совладать с каким-то маленьким человечком, Эртени со злости налетел на того и начал уже вроде выправлять дела, но кончил более чем плачевно. Его руку как-то вдруг неожиданно свело в судорогах и далее получая страшные удары, уже в лежачем положении схватился за ногу.

– Все, хватит драться… – вынужденно попросил он. Пришлось встать и возвратиться обратно. Руку все так же тянуло и Эртени уселся на корточки, облокатясь спиной на бочку. Саидка подошел к нему, дернул руку как костоправ, ущипнул. Сразу стало легче.

Эртени сразу нашел оправдание своему поражению.

– Ну, ничего, станет мне легче, ты допрыгаешься…

Саидка только посмеялся над ним, отчего его глаза еще более сузились.

– Вы, месье – хвастун!

У Эртени снова повело (уже правую) руку, (после тычка) и раздираемый судорожной болью он через силу вскричал. Снова прежним методом был избавлен от мучений и почувствовал свою руку.

– … Сайдка всегда всех биль и всех училь бить. И Саидка никогда больше не будет бить цыпленка (то есть его, Эртени), если он будет хорошо себя вести у Саидки. Если Эртени будет плохо себя вести я буду его бить как эту бочку.

Возле уха Эртени после удара вытянутыми пальцами дощечка бочки проломилась и на его плечо потоком полилась вода. В течение минуты Саидка уделал деревянный сосуд вместе с содержимым так, что по полу валялись только переломанные и разбросанные рейки, кое-где они плавали.

Эртени представилась еще одна возможность бежать. Ночью он как и полагается спал, пока не был разбужен.

– Кто здесь? – вопросил стоявший перед ним в темноте человек. Он очевидно пришел только что со стороны и ничего не зная, захотел переночевать там, где обычно это делал раньше.

Эртени не растерялся и вышел в оставленные ему открытые двери (открытые в том смысле, что они не были заперты снаружи на засов). Выйдя на улицу он пошел не к воротам, а в право.

Почувствовавшая его собака, одна из уцелевших шарахнулась от него в сторону поля, оправдывая свое действие предупредительным лаем.

После схватки с Саидкой тело его трещало, руки слушались вяло и поэтому когда он ухватился за гребень стены и ногами соскользнул с того на чем стоял (на чем-то покатом и скользком), руки его не выдержали нагрузки и он свалился вниз, сильно зашибившись головой.

Наутро его нашли лежащим в беспамятстве у собачьей конуры и дровянника.

Не поняли – почему он не вышел за ворота? Неудачи как-будто не отпускавшие его на волю.

Глава VIII. Клумба в которой исчезают и ночные неожиданности

Это отвратительное, отвратительное время выжидания.

Сидеть в темноте и чего-то ждать? Если чего-то ждать, то это еще пол-беды, но когда ждать собственно и нечего, и неоткуда. Так по крайней мере может показаться, если схватила хандра и если в душе пустота от безвестности того что тебя ждет в дальнейшем, и даже не то дальнейшее что можно назвать ближайшим, а что есть будущее?

Но вот вдруг этот мрак исчезает и душевная пустота медленно наполняется чем-то здоровым и воодушевляющим: сначала может показаться что это бьет ключом горячая кровь. Но по мере того как становится все лучше и прекраснее, оказывается – хорошее настроение, на первый взгляд безосновательно, но оно преполняет каждую частичку сознания и вот уже никакая критическая мысль не может поколебать безосновательное. И вот уже находится основание.

По всему чувствуется, что пришел Картуш.

За несколько дней, почти за неделю своего отсутствия на базе, Картуш занимался распродажей захваченных драгоценностей, но главным образом ему удалось выкинуть на рынок ценных бумаг первую партию своих.

Сейчас же его дела опять привели на базу и как правильно почувствовал Эртени на счет него. Строя догадки и предположения, лежащий на приятной постели и сам не заметил как в его усыпающее сознание ворвались резкие звуки открываемой двери и свет, ослепивший его глаза.

Вошедший Картуш с Саидкой сразу направились к нему.

– Не вставай, не вставай… – остановил его Картуш.

– Я и не собирался.

– Есть важный разговор, для начала как тебя звать, я забыл?

– Саидка не забыл.

– … А ты я вижу… горд и спесив. Ничего жизнь обломает… – приговаривал он прохаживаясь через дощечатый лом, но по сухому полу.

– Ну, так что же будем делать? – спросил у Эртени в таком тоне, как будто он облакотившись на подушку и спинку кровати сейчас решал, что делать? – Так я уже давно придумал что. Инициативы с вашей стороны не вижу.

– И не увидишь, ты нужен нам. Страна ждет от тебя великих дел! Она нуждается в удовольствиях и ты должен их ей доставлять.

– Эвона что? Без меня – меня женят?

– К чему ей Эртени-солдат, или даже д`Эртени-офицер. Все юные считают что они чего-то добьются. А потом приходит раскаяние. Оказывается, что офицер… это такой же срач как скажем и вымогатель-ростовщик. В общем тебе предлагают работать на нас.

– Соглашайся скорей, – вскричал радушно Саидка. – Деньги, женщины, роскошная жизнь, все будет в твоих руках!

– Не сразу правда; но ты малый не промах, добъешься. Все зачем ты приехал в Париж ты обретешь без сомнения. Вот Саидка, хороший тому пример. Проверил я его счета так он уже состоятельный человек. И не очень-то старается. А ты, как я посмотрю, пойдешь вращаться в свет. Ты умеешь вращаться?

– Ты понял, Эртени? – безэмоционально воскликнул Саидка, – Это настоящая жизнь, среди богатых женщин, на балах, в салонах!

– В самом деле для молодого аристократа эта верная возможность… Ну, дак как? – оборвал свою мысль вопросом, чувствуя что уговоры перешли в упрашивание.

– Не говорю «да», чтобы не подумали о заднем умысле.

– Ти-ти! Ты откровенен как мой одноглазый брат…

Картуш и далее что-то продолжал говорить, но Эртени внимательно присмотрелся к чертам его лица и хотя сейчас они были скорее картошковидные, чем острые, он все же кое-что приметил.

Теперь уже его не тревожило и то что о нем подумает отец, подробно вспоминая лицо того кто напал на него у озера, Эртени в тоже время вступил в разговор фразой, удачно выдававшей его заинтересованность.

Заточение как-будто кончилось, потому что после разговора они все прошли наверх за стол, пахнущий по-восточному ароматно и бросающийся в глаза пестротой. Саидка сегодня утром особенно постарался и соглашение прошло в особенно приятной обстановке с прибором полным желтого риса, вперемешку с мясом и прочими специями, от аромата которых, или же от кое-чего другого Франсуа поплывшей головой чуть не рухнул на недоеденное.

Вечером того же дня в министерстве полиции состоялась аудиенция лейтенанта Зэрука у графа д`Аржансона в его рабочем кабинете.

Месье Зэрук вот уже в течение стольких дней добросовестно выполнял долговременное задание по прочесыванию окраин и был немало удивлен, когда был отозван или как он надеялся ненадолго оторван от задания.

У министра действительно нашлось важное дело. Недовольный тем как двигаются дела у откомандированной им группы, он в тоже время был доволен своим успехом. Ему пришел донос.

В бессилии что-либо сделать, после многократных усилий, непониманий той ямы явного побега, но незнания где Франсуа, Рено пришел к выводу, что нужно написать в полицию, и не просто в полицию, а лично графу д`Аржансону, известного ему как должностное лицо интересовавшееся делами семьи Франсуа.