Черный кабриолет, или кабриолет без дверцы. Из четверологии романа «Франсуа и Мальвази» - Анри Коломон

– Кладбище совсем близко.

…Жена из постели вылезает, подошла к окну и вдруг как заорет. Кладбищенское зарево осветило окно и они увидели что на них через окно смотрит его брат. Лицо белое, белое и стеклянные глаза с блеском кладбищенского марева. В дверь стало тереться что-то шероховатое…

За дверями и раздался страшный крик. Даже визг… не путайте дверь того несчастного дома с дверями дома базы, у которой сидели полусонные полицейские, попросыпавшиеся в крике и бежавшие вместе со всеми по лестнице наверх, уже когда оглядываясь, только тогда по- настоящему перепугиваясь.

Вслед за своей белой рукой в украденной дамской перчатке, Гнус решивший так подшутить, просунул в дверь и голову.

Ничего не поняв, почему там полицейские мундиры, Гнус отпрянул назад и растворился во тьме ночной, в которой бы ему и кладбище то – как домом родным показалось.

Сбежавшиеся в комнату Картуша полицейские сбились в углу у кресла на которое уселся довольный Зэрук.

– Что там было – то?

– Белая рука…

– А про что рассказывали? – продолжал издеваться Зэрук над тем идиотизмом, который они здесь развели, – А кто визжал?

– Трике, кто же еще.

– Вот дурак! Иди проверяй, что там было?

– Сначало за дверями завизжали… И я туда не пойду: здесь и так нечисто. Тот человек как исчез от нас?

Зэрук смотрел на полицейских в три-четыре раза старше и опытней сопляка Трике, побывавших в разных переделках, исполняющих и не такие задания, а все они мялись возле него рядом, уставившись в сторону двери.

– Вы осторожней к шторам дверным не прикасайтесь, а то раздвижными оказаться могут.

Трике раздвинул черные драповые шторы, стал раскрывать окно.

– Кладбище там еще не подошло? – продолжал серьезно насмехаться лейтенант Зэрук, удобно располагаясь в мягком кресле.

Дверь комнаты стала медленно открываться (!) … С гулким стуком закрылась… И хотя по ногам шел приличный сквознячок, ему мало кто придал значения.

– Ну вы постойте, а я посплю.

Дверь продолжала хлопать, а Зэрук чувствуя приятный ветерок в лицо подумал вздремнуть. Вместе с этим его распирало любопытство: всю ночь они так простоят?…

Пробудился лейтенант Зэрук при утреннем свете от глухих шагов поднимающихся по лестнице. Его сослуживцы тоже просыпались, вскакивая с пола и двое из них смекнув в чем дело, смело влезли в окно, собираясь сигануть вниз со второго этажа. Впрочем последнего Трике, все же задержали.

Ну ладно, старина Дюпре в свои полста скрываясь от позора, спасая свой авторитет, который он наработал за свою долгую безупречную службу спрыгнуть вниз не побоялся…, но чего было стесняться такому цинику как Трике, уж глядя на его глупую рожу можно было понять что с него взять нечего.

Лейтенанту Зэруку бежать было некуда, но нужно было хотя бы встать, чем хоть немного выправить свое положение, но нет же он продолжал сидеть, приходя в себя после приятного сна и ничего его не поднимало.

Бухающая дверь отворилась настежь и в ней показался комиссар д` Эбержеволь.

Лейтенант Зэрук как положено хотел встать.

– Не надо, сидите так! Не двигаться! – кричал на них комиссар полиции, – Сейчас я вас покажу!…

…Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! … Идите, пожалуйста сюда! Вы такого еще не видели.

По лестнице слышались поднимающиеся шаги нескольких человек. Комиссар обернулся :

– Не двигаться я сказал! – крикнул тому кто перед приходом столь вознесенных должностных лиц, хотел подняться с корточек.

Лейтенант Зэрук молча выполнил приказ и не являл собою ни малейшего желания двинуться или даже протереть слипающиеся глаза. Он засыпался по уши, так что вошедший министр (вместе с Джоном Лоу, стоявшим сзади) так и не смог встретиться с ним взглядом…

– Это что, месье Зерюк? – начал спрашивать его министр отдавая дань аристократической традиции каверкать фамилии, в данном случае по известным причинам.– Это вы такую засаду устроили по всем правилам военной науки? … Кто войдет сюда и закроется – наверняка будет арестован!

– И с захватывающим маневром, – вторил комиссар

– Что ж вы молодые старика прыгать заставили? – вопрошал министр уже не удерживая улыбку, отчего и лейтенант немного улыбнулся.

– Встаньте Зелюк, когда с вами говорит генерал – лейтенант!!! – заорал на него комиссар д’Эбержеволь – Сейчас же будете разжалованы!!!

– Нет, вы погодите, месье комиссар, может он нам Картуша поймал, – говорил граф д’Аржансон, так до сих пор и не понимавший до конца, что здесь к чему? – Месье лейтенант, вы арестовали мне Картуша, как клялись давеча? – спросил он стоящего по вытяжке Зэрука, даже Зерюка. Про арестованного (Дармарглота) лучше было не заикаться, иначе могло так оказаться, что задержанный за то время сбежал. И месье Зэрук продолжал обреченно стоять с виновато опущенными глазами.

Граф Марк-Рено-Вуайе д’Аржансон перевел взгляд на сразу засомневавшегося Трике.

– Чем вы все это мне объясните? Месье Зэрук?

– С дураками поведешься и сам дураком станешь, – прошептал лейтенант.

Спускаясь вниз граф д’Аржансон, комиссар д’Эбержеволь и Джон Лоу весело вспоминали старика Дюпре, после преземления, прислонив руку к козырьку кителя, закрывая ладонью лицо, словно журавль крылом, сразу шарахнувшегося в строну с глаз долой.

Глава IX. Сожительство

Просыпаться на новом месте всегда интересно, тем более для Эртени, сразу почувствовавшего большое облегчение и удовольствие. За окнами звуки большого города, а не тишина базы.

Сон был как будто не плохим, хотя и наркотическим, однако последствий как после первого раза не чувствовалось и прекрасного расположения духа ничего не омрачало. Саидка спал поблизости и что интересно на полу, завернувшись в одеяло, как спит солдат в походе, завернувшись в плащ.

Не успел Эртени свесить ноги, как чуткий Саидка уже поднял голову, глянул в его сторону, продолжая браться за старое.

«На этот раз у тебя ничего не выйдет» – подумал Эртени, натягивая на себя свою одежду и на вежливое утреннее приветствие, спросив на счет того почему он не хочет спать по-человечески? Ему и самому можно было догадаться почему. Но Саидка более чем скромно объяснил своей привычкой спать таким образом и отрицательным отношением к мягкому…

– Сильный мужчина, не надо нежиться. Открыл глаза – сразу вставай! Поспишь на мягком, весь день плохо.

– Интересно когда ты себе жену из Китая выпишешь, ты ее тоже будешь заставлять с собой на полу спать? – рассмеялся.

– А как вы думаете, у нас только на циновках спят!

Оправдания Саидки у Эртени не выдерживали критики. Старый черт продолжал его как дитя опекать и не хотел сознаваться в том. Во всей квартире присутствовала только одна постель и отведена она была именно ему.

По утрам Саидка занимался физическими упражнениями и Эртени в то утро представилась любопытнейшая возможность понаблюдать как тот выполняет удивительные и всевозможнейшие кульберты, сальто и па на маленьком прямоугольном пятачке балкона. Дальше у него по распорядку шло омовение холодной водой до пояса и лишь после он подошел на кухню, где уже давно хозяйничал Эртени. Огонь среди битком набитых поленьев у него так и не разгорался.

Ушел Саидка как-то неожиданно (закрыв его на смехотворный замок) так что Эртени и не успел у него спросить о чем хотел. Не представилась ему такая возможность и в следующие дни, но главное что из разговоров с Саидкой выяснилось, что тот ходит на сборища воров и бандитов в так называемый « двор чудес», а иначе в один из притонов, где околачиваются темные личности. Из разговоров можно было понять и даже представить себе полную картину сборищ или вернее даже простых сходок: на дело, после дела, определенных групп и лиц преступного мира Парижа.

Находился тот притон (лишь слабое подобие прежних « дворов чудес») глубоко в провале приземистого городского здания, так что войти туда можно было лишь спустившись по лестнице вниз. У проходов стояли « на шухере», но Саидка всегда проходил беспрепятственно.

Застав Дармаглота на прежнем своем месте за столиком и за пивом, у него всегда можно было справиться о Картуше, как и вообще обо всем другом.

Вызволенный, или вернее, бежавший из участка Дармаглот сейчас с горячки гложил свое пиво и был хмур, и зол на всех и вся.

Картуш сразу предупрежденный, появился откуда-то со стороны подсобной буфетной комнаты, или вернее даже заведения, где король воров предпочитал обретаться, не показываясь сильно на глаза и где обычно игрались партии на большие ставки.