"Фантастика 2023-138". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Анин Александр

— Мас тарде, охоз азулес. А теперь прикрой свои белые ноги. И валим, пока зеленый свет.

Прикрыть ноги ему предложили чьей-то курткой. Первый не привередничал, молча затянул рукава узлом на бедре, а на выходе в Лина вцепился широкий господин. Сжал руку, искательно заглядывая в глаза.

— Чтобы вы знали, молодой человек — не все согласны с Фатом и его шайкой, эти безумные уроды из Утробы не с нами, а мы не с ними, понимаете ли? Скажите своим, мы тебя, мы вас вызволили… Скажи…

Лин освободился, под его взглядом человек подавился языком и замолк.

— Баста, хорош трещать, а то его вывернет на твой нос. Пошли, хвостатый, есть у меня один схрон.

***

Для начала Лин умылся. Соскреб с себя чужие взгляды, эти липкие мушиные следочки. Купальная в местном исполнении звучала так: дыра в утрамбованном до скользкой гладкости земляном полу, пара тяжелых шершавых кувшинов, наполненных теплой, порыжевшей от ржави, водой. Первый кое-как промыл волосы, растерся куском относительно чистой тряпки. Натянул новую одежду, любезно предоставленную хозяином пристанища.

Парень с виолончелью.

Этот парень отчего-то не остался в стороне. Лин запретил себе думать о том, что с ним случилось — это было и это прошло. Все. Мысленно запер память вечера (стыдная беспомощность, беззащитная обнаженность, взгляды, ненависть) в продолговатый ящик и убрал в нижний отдел секретера. Там уже было тесно от ему подобных, но разбираться с их содержимым Первый не торопился.

Возможно, ему и не придется. Эфебам предоставлялось для жизни ровно тридцать лет. Он истратил уже половину ему положенного.

— Ладно, хвостатый, а теперь давай знакомиться. Я Нил, — представился хозяин убежища и широко, зубасто улыбнулся, — Нил-Крокодил.

Он оказался смугл, высок — ростом с Мастера, пожалуй. Темные, чуть вьющиеся, гладко зализанные волосы, странная уличная одежда. После смелых юбок Гаера Лин вообще переносил наряды любой степени тяжести, и этот вариант — короткие штаны, голые щиколотки, башмаки с пряжками и расстегнутая почти до пупа рубаха — его не смутил. Пожалуй, прикинул Первый, все вместе смотрелось вполне гармонично.

— Лин, — сказал Оловянный, настороженно протягивая руку.

Крокодил стиснул его ладонь, и художник только разглядел, что три из пяти пальцев на правой руке были неживыми, искусно сработанными из блестящего металла протезами. Казалось, что парень из франтовства нацепил на фаланги сплошные фигурные перстни.

Рукопожатие вышло горячим и сильным.

— Как тебя занесло сюда, а, Лин? — Нил подмигнул ему, точно старый друг. — Первые редко отпускают своих детей без охраны.

Не редко, просто никогда, подумал Лин и потер досадное пятно на запястье. Осторожно ответил:

— Я не представлял, что здесь настолько не любят Первых.

Нил уселся на край своего ложа — узкой доски в грязных цветастых тряпках, положенной прямо на какие-то набитые камнями ящики. Подвернул под себя одну ногу, насмешливо оглядывая Лина с макушки до пяток. В маленьком, под самым потолком зарешеченном окошке малиново млел рассвет, пересекаемый тенями редких прохожих.

— Я видел тебя на площади, — продолжал Лин, чувствуя, как начинают гореть уши, — ты играл на виолончели… Это было…так красиво.

Крокодил просиял на похвалу всей пастью.

— Вот спасибо, хвостик! Хотя тогда я откровенно лажал, настроение не задалось, — Нил притянул к себе инструмент за гриф, приласкал, как домашнее животное.

— А твои… — Лин перебрал в воздухе пальцами.

— Не мешают нисколько, — фыркнул его спаситель, верно истолковав заминку и сумбурную жестикуляцию, — скажу больше, некоторым девушкам это нравится особенно.

Демонстративно коснулся кончиком языка металлического звериного когтя, венчающего средний палец. Засмеялся.

Скуластое лицо его было слеплено сухо и выразительно: горбатый нос, узкие губы, твердый, крепкий подбородок. Аккуратные усы, короткая ухоженная бородка. И серые глаза. Такие прозрачно-матовые, как весенний дождь, Лин допрежде видел только у Ивановской братии.

— Какие планы, Лин? — Нил с лукавым прищуром огладил бородку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Оловянный покачал головой, слегка замялся.

— Я бы пошел, Нил. Спасибо тебе огромное, но мне действительно пора.

Музыкант удивленно хохотнул, будто Лин неожиданно отмочил грубоватую смачную сальность. Сел ровнее, оглядывая собеседника с новым интересом.

— Гуапо, да ты шутник. Местные деятели не выпустят тебя с Хома, им ты теперь нужен либо в клетке, либо дохлый…

— А ты не обманываешь?

— А я похож на лжеца?

— Да, — честно ответил синеглазый.

Крокодил не обиделся, пожал плечами:

— Ну, увы, малыш, именно в этом я не вру.

— Мне надо выбраться с Хома.

Крокодил задумался. Подался ближе к юноше, подцепил когтем прядку белых волос. Оловянный настороженно отодвинулся к стене.

— А вот знаешь что, — сказал медленно, — я могу тебе помочь. Наши желания вполне совпадают, но вопрос — чем ты можешь помочь мне? Сразу скажу, твое уютное юное тело и деньги меня не интересуют. Что у тебя есть, кэрридо?

Лин сглотнул, прикидывая, что может предложить в обмен на помощь.

— Я умею рисовать и сражаться, — протянул неуверенно.

— Что, одномоментно? — фыркнул Нил. — Можешь смело составить конкуренцию цирковым собачкам.

Лин покраснел.

— Нет, я, правда, умею. Я могу защищать тебя.

Крокодил обидно рассмеялся.

— Ты и себя защитить не в состоянии, чико бланко.

Лин оскорбился, вздернул голову.

— Я. Могу. Тебя. Защищать. — Сказал, раскалывая слова и щурясь от гнева. — Я умею сражаться.

Нила, казалось, забавляла его реакция.

— Ну-у-у… — протянул нарочито недоверчиво. — Доводилось людей резать, Лин?

— До смерти не приходилось. Но я выходил против Машины, — нехотя, глухо отозвался Лин.

Крокодил замолчал, с губ его стекла улыбка. Серые глаза похолодели, подернулись ледком. Оловянный исподлобья следил за его лицом, уже жалея о том, что проговорился. Его глупая эмоциональность, всегда подводила.

— Не пиздишь, малолетка?

— Проверь, — коротко посоветовал Лин.

— Проверю, — лед в глазах не таял. — Прямо здесь.

Первый насторожился, готовый биться против любого обращенного в его сторону оружия, но вместо этого Нил шлепнулся обратно на ложе.

— Валяй, маэстро. Срифмуй портретик.

— Мне… Нарисовать тебя?

— Ты видишь здесь кого-то другого, более достойного твоей кисти? — Нил повернулся, демонстрируя гордый профиль.

— Н-нет, но моя одежда…карандаш, блокнот… Все пропало.

— Какая чушь, скажите пожалуйста, — Крокодил, насмешливо фыркнув, притянул к себе растрепанную сумку — лениво и ловко подцепив ее мысом ботинка, откинул клапан, порылся, засунув руку по самый локоть, — вот, пожалуйста. Это тебя устроит?

Лин задохнулся от восхищения.

— О-о-о, да-а-а…

— Я смотрю, тебя легко порадовать, — по-доброму усмехнулся Нил. — Но кончай пускать слюни и покажи мне себя.

Впервые Лин рисовал, потому что его попросили. Раньше портреты он больше воровал украдкой, срисовывал тайком, редко кто позировал ему специально, да и не интересовались его «художествами».

Нил стал первым.

Оловянный волновался, чувствуя, что от его доморощенного мастерства, от того, как он себя зарекомендует, зависит ближайшее расчетное будущее. Крокодил терпеливо выждал, а потом бесцеремонно отнял набросок.

Долго молчал. Лин не выдержал и нервно влез:

— Нил, я еще не закончил, это просто…

— Это просто чудесно, хвостатый. Кто учил тебя?

Первый покраснел — от шеи до ушей.

— Никто. Я сам. Сам себя учил.

— Самоучка, значит, — Крокодил кинул на него острый, по-взрослому заинтересованный взгляд, — поздравляю, ты принят. Теперь моя очередь удивлять.

***

Сурдо давался Лину относительно легко. По меньшей мере, он умел объясняться на нем без явных ошибок, погрешность была самой относительной. Акцент можно было списать на удаленность Хома.