33 стратегии войны - Роберт

По существу, террористы бросают камень, чтобы вызвать горный обвал. Если провокация не удастся и лавина не сойдет, они не несут потерь, за исключением разве что собственных жизней, которые они с радостью готовы принести на алтарь своего дела. Если же удается вызвать кровопролитие и хаос, у террористов появляется власть, они начинают управлять ходом событий. Нередко террористы реагируют на затянувшуюся статичную ситуацию, в которой блокируются любые движения, любые изменения. В отчаянии они пытаются изменить сложившееся положение вещей.

Было бы ошибкой оценивать войны исключительно с точки зрения победы или поражения, ведь и в том и в другом случае есть свои оттенки и переходные ступени. Немногие победы, одержанные на протяжении человеческой истории, можно считать полными или принесшими длительный и окончательный мир. Также лишь немногие поражения привели к окончательному развалу. Способность повлиять на существующее положение, вызвать изменения, достичь пусть не конечной, но промежуточной цели — вот что делает терроризм столь притягательным, особенно для тех, у кого нет возможностей и сил на большее.

Терроризм, кстати, может быть вполне эффективно применен для решения такой задачи, как привлечение общественного внимания к себе и своему делу. Когда эта цель достигнута, внимание общественности можно превратить в серьезную политическую силу. Когда палестинские террористы в 1968 угнали израильский самолет компании «Эль Аль», они привлекли к себе внимание средств массовой информации во всем мире. В последующие годы они совершали все новые террористические акты (достаточно вспомнить хотя бы печально известное нападение на олимпийскую деревню в Мюнхене в 1972 году), известия о которых мгновенно облетали весь мир. Понятно, что в большинстве неарабских стран все эти события не вызывали к ним ничего, кроме ненависти, однако они готовы были через это переступить. Как заметил писатель Брайан Дженкинс: «Повстанцы сражались в Анголе, Мозамбике и Португальской Гвинее в течение четырнадцати лет, применяя стандартные приемы партизанской войны. Мир едва обращал внимание на их борьбу, тогда как палестинские коммандос, примерно равные им по численности, но применявшие террористическую тактику, очень быстро стали одной из серьезнейших проблем».

В мире, где правит внешнее, в котором ценность и значение вещей определяются тем впечатлением, которое они производят, терроризм способен обеспечить кратчайший и весьма эффектный путь к известности — и террористы, понимая это, стараются приспосабливать акты насилия для нужд средств массовой информации, и в первую очередь телевидения. Они стараются выглядеть слишком омерзительными, слишком ужасными, чтобы можно было их проигнорировать. Репортеры и обозреватели могут сколько угодно твердить, что действия террористов шокируют и внушают им отвращение, однако они бессильны: их задача — распространять новости, но, по сути дела, они распространяют вирус этой заразы, содействуют террористам, обеспечивая им широкую рекламу. Репортажи о терактах не остаются незамеченными — они привлекают внимание слабых, лишенных власти, извращенные идеи террористов притягивают к себе внимание нового поколения.

И все же, при всех этих преимуществах, возможности терроризма не безграничны. Именно этим объясняется провал многих акций и кампаний, и это необходимо знать тем, кто противостоит терроризму. Основная слабость стратегии заключается в том, что у террористов отсутствует связь с общественностью, а также реальная политическая база. Находясь в изоляции, нередко вынужденные скрываться, они неизбежно теряют связь с реальностью, переоценивая собственное могущество и потому совершая ошибки. Для достижения желаемого результата им необходимо, чтобы акты насилия были хорошо рассчитаны, в то время как отрыв от людей лишает их чувства равновесия, ощущения реальности. Народовольцы еще в какой-то степени ориентировались в положении угнетенного народа, за освобождение которого сражались. Но уже более современные террористические группировки, такие как «Синоптики» в Соединенных Штатах или «Красные бригады» в Италии, уже настолько оторвались от общества, что их идеи не имели почти ничего общего с реальностью. Усугубляя изоляцию террористов, лишая их политической опоры, можно выработать эффективную ответную стратегию по отношению к ним.

Терроризм, как правило, — это порождение слабости и отчаяния в сочетании с убежденностью в том, что дело, за которое человек сражается (будь то личное или общее), стоит того, чтобы ради него причинить (или понести самому) любой ущерб. В мире, где власть нередко кажется могучей и неуязвимой, эта стратегия приобретает тем большую притягательность. В этом смысле терроризм способен стать своего рода стилем, некоей линией поведения, поражающей и само общество.

В двадцатые и тридцатые годы прошлого века французский психоаналитик Жак Лакан вступил в конфликт с наиболее консервативными медицинскими обществами, чьи воззрения господствовали почти во всех аспектах психоаналитической практики. Пытаясь доказать свою правоту и понимая, что справиться с этими авторитетами обычными способами практически невозможно, Лакан выработал метод работы, который можно без преувеличения назвать террористическим. Его сеансы с пациентами, например, были зачастую намного короче, чем обычно, и продолжались не пятьдесят минут, как это было общепринято, а ровно столько, сколько ему казалось нужным в каждом конкретном случае. Иногда общение с пациентом длилось не более десяти минут. Этой намеренной провокацией, вызовом по отношению к признанным медицинским авторитетам Лакан инициировал настоящий скандал и запустил цепную реакцию, которая еще не один год сотрясала сообщество психоаналитиков. (Во время своих сеансов он к тому же держался весьма резко по отношению к пациентам, которых мог оборвать в любой момент, — они пребывали в напряжении, были вынуждены сосредоточиться и старались не отвлекаться, используя каждую минуту. Все это, по мнению Лакана, имело огромную ценность для психотерапевта.) Добившись известности таким необычным способом, Лакан продолжал подливать масла в огонь, совершая все новые «террористические» акты, — его усилия оказались не напрасны и увенчались созданием собственной психотерапевтической школы и профессионального общества. Его книги написаны в том же эпатирующем ключе, полностью соответствующем избранной стратегии: напористые, агрессивные, но в то же время заумные и малопонятные. Создается впечатление, что ему нравилось время от времени бросать небольшие бомбочки, вызывая общий ужас и негодование, но и привлекая внимание к своим идеям.

Люди, ощущающие себя слабыми и бессильными, часто поддаются немотивированным вспышкам гнева или ведут себя непредсказуемо. Это заставляет окружающих постоянно держаться с ними настороже, словно ожидая внезапного нападения. Такие вспышки раздражения, подобно другим, более серьезным формам террора, способны оказывать на жертвы сильнейшее воздействие, буквально парализуя их волю и способность сопротивляться: если самые простые отношения с этими людьми могут быть настолько неприятными, к чему за них бороться? Почему просто не уступить, не оставить их в покое? Бурный темперамент или какой-либо экстравагантный поступок, бурный, удивительный и запоминающийся, могут к тому же создавать иллюзию силы, скрыть истинную слабость и неуверенность. А эмоциональная или не поддающаяся контролю реакция на такие проявления лишь играет на руку «террористу», порождая хаос и привлекая внимание, которого он и добивается. Если вам приходится иметь дело с супругом или боссом террористического склада, лучше отвечать на их действия решительно, но спокойно и бесстрастно — реакция, которой подобные типы меньше всего ожидают.

Хотя организованный терроризм и его технологии насилия эволюционируют, постепенно набирая мощь, его сущность и основные принципы не меняются — элементы, разработанные еще «Народной волей», по-прежнему актуальны. И все же вопрос, которым многие задаются сегодня, состоит в том, возможно ли такое развитие нового терроризма, более жестокого и опасного, что он примет формы, далеко выходящие за рамки классической версии. Если бы, предположим, террористам удалось завладеть оружием массового уничтожения — например, ядерным или биологическим — и если бы им хватило решимости его применить, эта новая война и открывшаяся возможность захватить новую власть могли бы заставить их сделать качественный скачок к новым, апокалиптическим, формам. Но возможно, что мы уже стали свидетелями появления новой формы терроризма, не нуждающейся в труднодоступных и дорогостоящих средствах для достижения убийственных результатов.

Одиннадцатого сентября 2001 года горстка террористов, связанных с исламистской группировкой «Аль-Каида», совершила самый страшный теракт, разрушив Всемирный торговый центр в Нью-Йорке и атаковав Пентагон. В этом нападении можно видеть многочисленные приметы классического террористического акта: маленькая группа с весьма ограниченными средствами, воспользовавшись для своих целей техникой, принадлежащей Соединенным Штатам, сумела нанести удар сокрушительной силы. Здесь налицо привычная асимметрия в распределении сил, при которой малочисленность оборачивается преимуществом, поскольку маленькой группе легко затеряться среди населения большой страны и, соответственно, обнаружить ее, эту группу, очень затруднительно. Паника и ужас — собственно, цель террористического акта — распространились далеко за пределы США, и по сей день люди еще не оправились от страха полностью. Драматизм события был усилен еще и тем, какое символическое значение для американцев имели сами башни-близнецы, не говоря уж о Пентагоне. Именно благодаря точному выбору цели террористам удалось с театральной яркостью продемонстрировать уязвимость Соединенных Штатов, страны, которой в последнее время нередко присваивают титул единственной оставшейся в мире сверхдержавы. В мире нашлось немало людей, которые и предположить не могли, что Америке можно так легко нанести столь серьезный удар, но были обрадованы, обнаружив, что заблуждались.