33 стратегии войны - Роберт

Энтузиазм Меттерниха окрылил русского императора: вместе они смогут выстоять против натиска вольнодумцев. Впрочем, как-то так получилось, что в итоге, завершая беседу, они не обсуждали план ввода русских войск в Испанию и Неаполь. Напротив, Александр пришел к заключению, что сейчас, пожалуй, не время тревожить правителей Испании и Австрии, давить на них с требованием изменять конституции и вводить реформы — это лишь ослабило бы их позиции. В данный момент им нужно собрать все силы, дабы противостоять развитию революций. Теперь Александр уже видел всю несвоевременность и незрелость некоторых своих либеральных идей и спешил поделиться с Меттернихом новыми соображениями.

Конгресс закончился заявлением о великой общей цели держав — в основу его легли идеи русского императора — и соглашением, согласно которому австрийские, а не русские, войска помогут вернуть королю Неаполитанскому полноту власти, а затем покинут королевство, предоставив ему править самостоятельно.

После того как Александр вернулся в Россию, Меттерних писал к нему, выражая благодарность за мудрое решение. «Мы участвуем в битве против сатаны, — с жаром отвечал ему царь. — В таком деле недостаточно быть дипломатами. Только те, кого Господь поставил править людьми, способны, если Он благословит, выиграть битву с дьявольской силой».

Действительно, царь был полон решимости продолжить дело; он вернулся к мысли направить свою армию в Испанию, чтобы покончить с революционной чумой. Меттерних отвечал, что пока в этом нет нужды — в настоящее время разрешением испанской проблемы уже занимается Англия, — но на конференции следующего года можно будет вернуться к обсуждению этого вопроса.

В начале 1821 года разразилась новая революция, на сей раз в Пьемонте, итальянском королевстве, входившем в состав Австрийской империи. Короля вынудили подписать отречение от престола. В этом случае Меттерних всей душой приветствовал ввод русских войск, и девяносто тысяч русских солдат присоединились в качестве резерва к австрийской армии, направлявшейся в Пьемонт. Русская армия в опасной близости от границ Пьемонта отрезвляюще подействовала не только на самих мятежников, но и на их сторонников по всей Италии — все эти смутьяны до сих пор тешили себя иллюзией, что русский царь сочувствует их идеям и поддерживает их. Больше они так не думали.

Австрийская армия в считанные недели подавила революцию. В ответ на учтивую просьбу Меттерниха русские отвели войска. Царь был горд своим растущим влиянием в Европе. Он, однако, сам не заметил, как его первоначальные планы, планы крестового похода, были подменены на прямо противоположные: вместо того чтобы возглавить борьбу за прогресс и реформы, он стоял теперь на страже существующего порядка, показал себя не меньшим консерватором, чем сам Меттерних. Приближенные не могли понять, как это произошло.

ТОЛКОВАНИЕ Князь Меттерних, возможно, был одним из тех людей, кто на протяжении всей человеческой истории наиболее удачно применял прием пассивной агрессии. Другие дипломаты подчас винили его в излишней осторожности, даже слабости, но в конце концов, как по волшебству, он всегда добивался желаемого результата. Залогом же его успехов было умение настолько скрывать свою агрессивность или враждебность, что они вовсе не были видны.

Меттерних всегда тщательно оценивал своего оппонента. В случае с императором Александром I он знал, что имеет дело с человеком пылким, идущим на поводу у своих чувств и подверженным резким перепадам настроения. Тем не менее царь, несмотря на свои высокоморальные христианские убеждения, тоже был по-своему агрессивным и честолюбивым: ему хотелось возглавить крестовый поход. В глазах Меттерниха он представлял не меньшую опасность, чем Наполеон: такой человек, будучи уверен, что творит добро для всей Европы, мог пройти со своей армией из конца в конец континента, сея невероятный хаос.

Встать на пути могучей армии Александра было бы, как понимал Меттерних, равносильно самоубийству. Хитроумный дипломат знал: пытаться убедить царя в том, что он не прав, слишком опасно. Это могло вызвать у Александра чувство неуверенности и привести его к нежелательному крену влево и опасному желанию действовать в одиночку. Вместо этого князь нашел другой подход, он прибег к пассивно-агрессивному методу, стремясь придать усилиям царя иное направление, перенаправить их направо.

Пассивная часть кампании Меттерниха была проста: князь продемонстрировал свою податливость, сочувствие идеям царя, с которыми на самом деле он был категорически не согласен. Он, например, принял предложение Александра о проведении конференции, хотя и считал ее ненужной затеей. Затем, во время приватных дискуссий с царем в Троппау, на первых порах он слушал его и с восторгом соглашался. Царь верит в духовное единство? Меттерних разделяет его веру — хотя его собственные взгляды были куда более практическими, они не включали такие зыбкие материи, как духовность. Князь был реалистом и был мастером реальной политики. Он льстил царю, превознося те его личные качества — например, религиозный пыл, — которые на самом деле считал опасными. Он поощрял царя развивать свои идеи.

Заставив Александра поверить себе, подавив таким образом его подозрения, сломив внутреннее сопротивление, Меттерних между тем предпринимал и агрессивные действия. В Троппау он постарался изолировать Александра от других европейских монархов, так чтобы русский император полностью зависел от него. Затем он ловко устроил эти длящиеся часами приватные встречи, в течение которых у него была возможность тонко воздействовать на царя, исподволь внушая ему, что революции не в пример опаснее существующего в Европе положения дел, и превращая радикальную идею христианского крестового похода в атаку на либерализм. В конце концов, играя на темпераменте Александра, его настроениях, пылкости, говоря с ним его же языком, Меттерних сумел вовлечь императора в подавление революции в Пьемонте. Появление русской армии у границы Пьемонта не только реально втянуло Александра в реакционные действия, но и отвратило от него европейских либералов. Он больше не делал туманных и расплывчатых широковещательных заявлений, столь привлекательных для либералов; он наконец приступил к решительным действиям, причем действовал в противоположном направлении. Меттерних одержал полную, триумфальную победу.

Словосочетание «пассивная агрессия» для большинства из нас имеет негативную окраску, однако в качестве сознательно избранной стратегии пассивно-агрессивное поведение дает неограниченные возможности для того, чтобы манипулировать людьми и вести скрытую войну. Подобно Меттерниху, можно действовать на два фронта. Внешне вы любезны, дружелюбны, поддерживаете идеи окружающих, сочувствуете их взглядам, меняете облик, подобно самому Протею. Помните: люди упрямы и несговорчивы. Пытаясь противостоять им открыто или изменить их взгляды, вы рискуете добиться противоположного эффекта. Пассивное, соглашательское поведение, напротив, не дает им цели для атаки, им нечему противиться. Вы же тем временем, подыгрывая сопернику, получаете возможность незаметно подтолкнуть его в нужном вам направлении — как если бы вы прорыли отводной канал от реки, вместо того чтобы ее перегораживать. Агрессивная часть вашей стратегии выражается в том, что вы мало-помалу внедряете в сознание людей элементы своих идей, заражаете их своей энергией, так что они, сами того не замечая, начинают действовать с вами заодно. При таком подходе они не могут заметить, что именно и как вы делаете, а следовательно, у вас появляется пространство для незаметных действий, закулисных маневров. Вы можете следить за своими подопечными, изолировать их от других людей, вовлекать их в опасные предприятия, в результате которых они еще больше попадают к вам в зависимость. Они видят в вас своего союзника. Вы милы, обходительны, слабы — кто может поверить в то, что именно вы дергаете веревочки за ширмой?

Настоящим достижением политики Меттерниха было то, что ему удалось уничтожить русский либерализм и добиться превалирования над наиболее опасным соперником Австрии, успешнопритворившись при этом, будто подчиняется ему.

—Генри Киссинджер. «Восстановленный мир», 1957

КЛЮЧИ К ВОЕННЫМ ДЕЙСТВИЯМ Многим людям, если не большинству, свойственна определенная ограниченность, и это порождает определенные проблемы: раздумывая о ком-то или о чем-то, что с нами произошло, мы, как правило, склонны выбирать самые простые, лежащие на поверхности толкования, самые общие характеристики. Человек либо хороший, либо плохой, либо симпатичный, либо неприятный, его (или ее) намерения благородны либо низменны; случай или счастливый, или несчастный, удачный или пагубный; мы рады или огорчены. Истина же состоит в том, что в жизни все вовсе не так уж просто. Каждый человек неизменно представляет собой смесь хорошего и дурного, у каждого есть слабости и сильные стороны, недостатки и достоинства. В отношении нас они могут одновременно руководствоваться благими и дурными намерениями — это результат двойственного к нам отношения. Даже у самого позитивного события могут оказаться свои недостатки, теневые стороны. А мы нередко радуемся и грустим одновременно. Конечно, упрощая картину, сводя все к примитивному набору терминов и представлений, мы стараемся облегчить себе восприятие мира — в противном случае разобраться во всем было бы слишком сложно. С другой стороны, это приводит к тому, что наши оценки оказываются оторванными от реальности, а следовательно, многое мы воспринимаем и интерпретируем неверно, ошибочно. Насколько лучше ориентировались бы мы в мире, насколько понятнее стали бы для нас многие люди и события, умей мы замечать и осмысливать все бесконечное богатство нюансов.