Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

чего только не делал; как он при этом умудрялся успевать исполнять и свою непосредственную работу, оставалось загадкой. Мужские отзывы были более сдержанными, но тоже вполне благосклонными. В них основное внимание уделялось кораблю, плаванию, мастерству капитана, а его личное обаяние отмечалось как бы к слову, между прочим.

Наконец они прибыли в Ингильтвену. За всё плавание даже погода ни разу не испортилась, что уж говорить о какой-то угрозе... Капитан сам принёс Онирис с Арнугом книгу отзывов, где они оставили свои впечатления о путешествии, вполне благоприятные. Инспектором в итоге оказался неприметный господин средних лет в тёмном костюме и с коротко подстриженными седеющими бакенбардами, который всю дорогу занимал в кают-компании самый дальний столик, держался очень скромно и замкнуто, но всем любезно улыбался — и знакомым, и незнакомым, и со всеми раскланивался. Он никогда ни на что не жаловался, не привлекал к себе внимания, а лицо имел добродушное и приветливое, совершенно не запоминающееся. Онирис видела, стоя на палубе, как этот пассажир подошёл к капитану, достал из внутреннего кармана книжечку в кожаном переплёте — служебное удостоверение инспектора. На кожаной корочке красовалась золотая эмблема морской инспекции. Господин обратился к капитану с учтивыми и негромкими словами, а тот озадаченно кашлянул в кулак. А они-то всем экипажем обхаживали ту шумную госпожу! Да уж, наружность обманчива...

Но если приглядеться, в этом господине вполне можно было заподозрить должностное лицо. Он только делал вид, что читает книгу, а на самом деле то и дело бросал цепкий, внимательный взгляд поверх страниц. Прогуливаясь по кораблю с беззаботным видом, он всё подмечал, за всем незаметно наблюдал.

Как известно, к хорошему привыкаешь быстро, и после тёплых, действительно райских Силлегских островов климат родных мест показался Онирис очень суровым. Стояла середина первого весеннего месяца тауэнсмоанна, Макша уже неплохо пригревала, но Онирис не пожалела, что взяла с собой в дорогу тёплый плащ, перчатки и шерстяные чулки.

Первым делом Онирис зашла в главный храм столицы, чтобы увидеться с матушкой Аинге. Наставница встретила её ласково. Онирис склонилась над её рукой в поцелуе, а та коснулась губами её волос.

— Ты прекрасно справилась с задачей проводника в Чертоге Вечности, — сразу же похвалила жрица Онирис. — Ты просто умница, поддерживала матушку и утешала. Всё делала так, как и следовало.

— Благодарю тебя, сиятельная матушка, — дрогнувшим голосом пробормотала та. — За твою мудрость и чуткость, за твою поддержку. Я счастлива, что ты была рядом в эти непростые для меня моменты...

Онирис взяла щепотку благовоний и поместила в лампадку, совершила краткую заупокойную молитву о душе матушки, и они с Арнугом поехали в особняк госпожи Розгард. Сердце её содрогалось и трепетало: как ступать по полу, по которому ещё недавно ходили ноги матушки? Как смотреть в окна, в которые смотрела она? Дома всё напоминало о ней. Её голос раздавался в этих стенах, у неё было за столом своё место, которое теперь пустовало...

Онирис с момента смерти матушки ни разу не удалось встретиться во сне с госпожой Розгард: та по совету врача принимала на ночь успокоительное. Когда Онирис с Арнугом вошли, она поднялась им навстречу из кресла у горящего камина, одетая в полное траурное облачение. Белой в её костюме оставалась только рубашка, а руки были затянуты в такие же, как у Эвельгера, перчатки. Онирис показалось, что её лицо осунулось и побледнело, а в изгибе тёмных бровей пролегла печальная тень. Губы были скорбно сомкнуты.

В первый миг траурная чернота её наряда жутковато ударила по всем чувствам Онирис, резко и выпукло, жестоко напомнив о случившемся. Она застыла, а потом бросилась к госпоже Розгард и обняла её за шею, со слезами прижалась к груди. Та крепко обняла её, вжалась несколькими поцелуями в её лоб и щёки.

— Девочка моя дорогая, — проговорила она.

Кристалл боли в её груди уже сильно разросся, нужно было немедленно браться за исцеление, что Онирис и намеревалась сделать не позднее сегодняшнего вечера. А пока её взгляд устремился на отца, который уже спешил к ней, спускаясь по лестнице. Он тоже был облачён в траур, но его глаза сияли Онирис грустной лаской. Братцы бежали впереди него, крича:

— Сестрица Онирис! Сестрица Онирис!

Онирис обняла и расцеловала обоих мальчиков. В их глазах она читала не столько горе, сколько растерянность. Глядя на них с грустью, госпожа Розгард покачала головой и тихо проронила:

— Ох, Темань, Темань... Как же ты так... Как же ты могла уйти от нас, оставив сиротами совсем маленьких деток?..

У Онирис сжалось и сердце, и горло. Ниэльм себя «маленькой деткой» не считал, но новый статус сироты лёг ему на душу горестным недоумением. У него с матушкой в последнее время испортились отношения из-за Эллейв, но длительное пребывание у Бенеды немного отвлекло его от этой ситуации; возможно, и сама костоправка сыграла значительную роль, сказав ему какие-то простые и мудрые слова. Как бы то ни было, он на матушку больше не сердился и искренне расплакался:

— Сестрица Онирис... Матушка совсем ушла от нас? И никогда-никогда не вернётся?

В момент смерти Темани он был в Верхней Генице и не видел всего этого своими глазами, в том числе и погребального костра, и уход матушки из жизни ещё не дошёл до его осознания во всей своей горькой окончательности. Онирис вздохнула, целуя братца и вороша пальцами его светлые кудри.

— Матушка сейчас находится в очень хорошем и светлом месте, — сказала она, ни капли не солгав. — Вернее, её душа. Возможно, она когда-нибудь вернётся на землю, но уже не будет нашей матушкой. Она родится как... кто-то другой.

— Как это? — вскинул брови мальчик.

— Я тебе перед сном расскажу об этом поподробнее, — пообещала Онирис.

Она обнялась с батюшкой Тирлейфом. Он сжал её в объятиях исступлённо и крепко, и она всем сердцем ощутила правильность своего намерения забрать его с собой. И мальчиков, конечно... Вот только у неё язык не поворачивался поднять эту тему в разговоре с госпожой Розгард. Её траурный облик пронзил сердце Онирис стрелой щемяще-нежной боли. Принцесса лишилась супруги, как отнять у неё теперь ещё и детей? Своих отпрысков у неё пока не было, но детей Темани она любила, как родных. Как лишить её их, оставив её тут совсем одну, наедине с её горем?

Урна с прахом матушки была погребена в маленьком склепе в дальнем уголке сада. Кладбищ как таковых в