Кошак (СИ) - Кузнецов Павел Андреевич

Снежка предпочла промолчать. Видно было, ей стыдно за эту импульсивную вспышку. А вот у меня от резкого вмешательства Старшей закрались нехорошие подозрения.

«Ми. Скажи, сколько вас одновременно на канале?»

«Одна, дежурная, постоянно следит за ситуацией. Остальные бдят в полглаза».

«Остальные — то есть все?!»

«А ты как думал, кот?! Естественно, всем интересно поглазеть на твою первую операцию. Тем более такую «острую», с сексом, яркими откровениями и разборками».

Ответ сестры заставил порядком загрузиться. Нимфа тем временем словно почувствовала изменение тональности направленного на неё внимания. Подобралась. Одна из фоновых голограмм развернулась перед её лицом в полный объём. Я отчётливо разглядел молодого чернявого паренька, с плотно стиснутыми в полоску губами и упрямым взглядом из-под бровей «домиком». По комнате разносилось его тяжёлое дыхание.

— …сделаю это! Они не имеют права жить! Не имеют, понимаешь, Ранэ?! — видимо, перед собой парень видел сейчас не хрупкую девочку, а мужчину-собеседника. Скорее всего такого же молодого, и явно из того же сопротивления.

— Сейчас ты уподобляешься республиканкам. Они тоже определяют, кто имеет право жить, а кто нет, — зычный глубокий мужской голос из уст миниатюрной женщины казался нелепым, но, тем не менее, он виделся единственно уместным в этой ситуации.

— Пусть! Пусть так! В своих Центральных Мирах республиканки могут определять что угодно. А здесь мы будем определять правила!

— Именно поэтому мы должны проявлять выдержку и благоразумие. Я понимаю твоё возмущение. Проститутки действительно продают своё тело за деньги. Они унижают своё достоинство. Неужели ты думаешь, что убийство одной-двух что-то изменит?!

— У меня плазменный заряд с антиматерией, Ранэ. Я сравняю с землёй весь квартал, где они принимают клиентов. Это будет не одна и не две падшие суки. Сотня, может больше. Они не смогут проигнорировать этот акт воздаяния!

— И они одумаются?..

— Да! — запальчиво выкрикнул собеседник.

— Те, что погибли?

— Не говори глупостей! Одумаются те, что выживут!

— А погибшие?

— Они знали, на что шли… — проскрежетал зубами парень.

— Ванс! Эти несчастные девчонки просто зарабатывают себе на жизнь! Да, грязно. Да, мерзко. Да, бездушно. Но даже Республика не опускается до прямых репрессий против них! Хотя проституция в новой колонии — бельмо в глазу. Она бесит сильных уверенных в себе республиканок. Они сами привыкли брать, а не отдаваться… за деньги. А знаешь почему они терпят?

— Нет.

— Потому что чётко понимают, сменится поколение, и этого больше не будет. Не будет, Ранэ, как явления! Так зачем предпринимать поспешные действия? Зачем разрушать зыбкий мир в колонии?

— И тем не менее я попробую.

— Знаешь… Республиканки будут тебе за это благодарны.

— Что?! — опешил парень.

— Говорю, республиканки тебе даже спасибо за это скажут. Ты ведь так хочешь выслужиться? Получить свой билет в лучшую жизнь? — теперь лжеголос Нимфы цедил слова, будто сплёвывая их в собеседника.

— Да как ты можешь!.. — задохнулся возмущением Ванс. — Мы вместе… в Сопротивлении…

— Ну так если вместе, то и действуй, как часть Сопротивления. Не делай того, о чём потом мы все пожалеем. Понимаешь меня?..

— Ранэ… Я бы вложил в этот взрыв всего себя… Это был бы смысл моей жизни. Не сбивай меня с пути. Пожалуйста!

— Ты ещё молод, товарищ, — высокопарно начал голос. — Твой путь — часть нашего общего пути. Ты ещё принесёшь себя в жертву. Но сделаешь это с умом, ради будущего — как и подобает настоящему борцу. А заряд отдай… Незачем тебе носиться с таким соблазном. Я попрошу Кира, он заберёт.

— Хорошо, товарищ, — парень на голограмме весь как-то сразу сдулся. Его глаза потухли. — Я сделаю. Но обещай… обещай, что если появится настоящее дело, ты не забудешь обо мне. Позволишь возглавить борьбу, выступить на острие.

— Я буду помнить, товарищ, — торжественные нотки в голосе резанули слух пафосом, но изображению парня они пришлись по вкусу. Тот улыбнулся и погасил голограмму (6).

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Нимфа же повела себя как-то странно. Окружавшие её голограммы резко погасли, а сама она пружинисто поднялась на ноги, чтобы через секунду поднырнуть ко мне под бочок. Прижалась мягкой грудкой, потёрлась щекой о плечо, заглядывая в глаза.

— Что это было, девочка? — поинтересовался я, накрывая нас полями.

— Работа. Это — моя работа.

— Я правильно понимаю, что этот… Ванс… хотел взорвать самодельную бомбу?

— Да, ты всё правильно понял, котик.

— Но откуда у него…

— Ты прям как со звезды свалился! Вокруг столько высокотехнологичного барахла ездит, летает, ползает, что раздобыть энергогенератор не проблема. Имея некоторую сноровку и желание можно его «доработать». Скажем, извлечь активное вещество и приспособить его в другом, менее безопасном, устройстве.

— Не уверен, что это так просто… да и где взять сноровку, о которой ты говоришь?

— А нигде. Тут или приобретёшь сноровку, или угробишься — одно из двух. Как повезёт. Этому мальчику — повезло (7). Теперь моя задача — наставить его на путь истинный, не дать грохнуть кого-нибудь без цели. Он шагу не должен ступить без чуткого руководства Сопротивления. Моего руководства.

— И много у тебя таких мальчиков?

— Хватает. Чтобы хоть как-то контролировать этот опасный процесс я и работаю здесь.

— Не даёшь им проявлять свои разрушительные для общества устремления?

— Когда как, — удивительно, но Нимфа даже взгляд отвела.

— То есть? — растерялся я от такого непонятного и крайне неоднозначного ответа.

— А вот так. Республика делает много нелицеприятных вещей, но все они неперсонифицированы. Нельзя сказать, что она ущемляет кого-то конкретно, на кого-то ополчилась. Но иногда случаются такие индивидуумы… популярные в народе, и стоящие при этом как кость в горле… Вот тогда подобные мальчики оказываются очень кстати.

— Выносите каштаны из огня чужими руками?

— Как-как? Каштаны? А что это?

— Плоды такие… неважно. Что могу сказать? Сильно.

— Удобно. Сопротивление берёт террористический акт на себя, даже не подозревая о том, что делает за Республику угодное ей дело. Мы так часто работаем.

— А неугодные предотвращаете.

— Не без этого, милый. Какая же я иначе разведчица, если позволю безнаказанно пинать Республику, свою мать-кормилицу? Да и потом… знаешь, этим мальчикам ведь свойственно взрослеть. Становиться старше. Менять взгляды. Смотреть на мир без юношеского максимализма, но с мудростью прошедших огонь и воду бойцов невидимого фронта.

— Мой политический аналитик как-то сказал… ещё до Литании это было… я тогда не придал должного значения этой фразе. Он сказал: если в молодости ты не был революционером — у тебя нет сердца, если в зрелости ты не стал консерватором — мозгов.

Несколько секунд разведчица переваривала услышанное, потом зашлась беззвучным смехом.

— Умный мальчик твой аналитик, — отсмеявшись, вытирая выступившие слёзы, заметила она, то и дело постреливая глазками из-под длинных ресниц.

— Теперь я понял всю глубину его слов, девочка, — я по-прежнему был погружён в себя. Думал. Это не укрылось от внимания проницательной разведчицы.

— Мы их используем в качестве оперативников или аналитиков в других колониях. Готовим так кадры для агентурной работы. Практика показывает, что именно из таких получаются самые эффективные и мотивированные работники. Хотя всякое бывает… Некоторые с возрастом умнеют чересчур сильно или, напротив, глупеют. Начинают вести пропаганду, норовят стать идейным стержнем сопротивления, его душой. Таких перед вербовкой приходится обрабатывать. Проводить идейнуюдемотивацию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Как-как?

— Ну вот представь. Что нужно человеку думающему, чтобы реализовать свои творческие устремления? Чтобы ощутить себя нужным обществу, пусть и лишь его «элитарной» — как он полагает — части?