Дочь Монтесумы. Сердце Мира - Генри Хаггард

– По преданию, когда обе половины Сердца будут опущены в это отверстие и соединятся, то Сердце-футляр откроется и обнаружит то, что хранится внутри вот уже тысячу лет. Половина символа долго покоилась здесь, пока ее не взял с собой Зибальбай. Я не опасаюсь гнева богов, но опасаюсь нечто большего. Вокруг алтаря старинными письменами, которые я могу прочесть, сказано, что если талисман будет сдвинут с места, то сдерживающие внешние воды запоры откроются, воды затопят город и все жители погибнут… Теперь приступим к нашему делу. Чужеземец, передай Майе твою половину символа, чтобы она соединила их вместе и вложила в приготовленное место.

Майя колебалась. Ободряющие слова Маттеи на нее не подействовали, и он посмотрел на меня, но я тоже отказался. Тогда вызвался сеньор:

– Дайте мне. Я ничего не боюсь!

Я до сих пор слышу стук изумрудов о каменный футляр.

Наступили мучительные мгновения ожидания. Прошло около минуты, но мы ничего не замечали. Тогда Маттеи высказал предположение, что ржавчина могла зажать пружину, и своим посохом сильно надавил в отверстие, так что, мне показалось, камни хрустнули.

Сердце медленно раскрылось, как цветок; символические части выпали на алтарь, а под ними мы заметили какой-то предмет. Это оказался рубин, выточенный наподобие человеческого глаза. Рядом лежала золотая пластинка со старинной надписью.

– Что здесь написано? – спросила Майя.

– Лучше не читать! – предложил Маттеи, но по нашему настоянию прочитал: – «Око, спавшее и теперь пробудившееся, видит Сердце и намерения нечестивого. Я говорю, что в час разрушения моего града все воды священного озера не смоют греха».

Нам всем стало жутко. Это были пророческие слова, и хотя я не верил богам этой страны, но все-таки посмотрел на освещенное лицо идола, и мне показалось, что оно смотрит на меня с укоризной.

Дрожащими руками положил Маттеи заранее приготовленную пластинку взамен этой и сказал сеньору:

– Закрой Сердце и возьми обратно обе части, белый человек!

Но едва мы повернулись, чтобы выходить, как Майя громко вскрикнула и упала бы на каменный пол, если бы сеньор вовремя не поддержал ее. В дверях, через которые мы входили, стоял Зибальбай! Как он попал сюда, как у него достало сил пройти весь длинный переход, неизвестно, но было несомненно, что он все видел и слышал. Лицо его дышало гневом, но он ничего не мог сказать. На губах была пена, но они были безмолвны. Это была последняя вспышка угасающей жизни: он зашатался и замертво упал к ногам дочери.

Я плохо помню эти ужасные часы. В себя я пришел уже в своей комнате, на собственном ложе. Рядом находились сеньор и Маттеи. Майя была в глубоком отчаянии. Мы недолго оставались одни: вскоре пришли знатные сановники и почетная стража, чтобы воздать почести умершему касику.

На третий день тело Зибальбая было положено в золотой гроб и отнесено в «палату смерти» для вечного упокоения.

В этот же день – канун дня нашего суда – к нам пришел Тикаль. Он вежливо поклонился Майе и бросил на нас гневный взгляд.

– Теперь ты можешь спокойно царствовать! – сказала ему Майя.

– Не совсем! Я не скрою от тебя, что часть, и довольно значительная, народа говорит, что тебе надлежит быть касиком, а не мне. Еще при жизни твоего отца я предложил тебе некоторые условия. Теперь снова повторяю их: если согласишься, то будешь повелительницей здесь, а твои друзья получат все, что только пожелают. Если же ты откажешься, то возникнет междоусобие, которое окончится гибелью одного из нас, но во всяком случае эти два чужеземца не останутся в живых… Выслушай меня и мою неугасшую любовь! Я поверил обману Маттеи, и во мне заговорило честолюбие. Прости меня и забудь мою измену!

– Ты замышлял меня убить! – сказала Майя.

– Вернее, этих чужеземцев, потому что смерть их или одного из них сделала бы тебя сговорчивее! – с гневом воскликнул Тикаль.

– Оставим это все до завтра, когда боги должны будут произнести свой приговор. Я верю, что мой отец, умудренный богами, был прав, ожидая их откровения. Я готова им подчиниться, а теперь оставь меня.

– А если ничего не случится? – спросил Тикаль.

– Тогда повторишь свой вопрос, и я, вероятно, не отвечу «нет».

XIX

Суд

Прошел день, а к вечеру следующего дня наши служители принесли нам не только кушанья, но и новые одежды, а для Майи даже драгоценные украшения. Немного погодя явились жрецы, которые повели нас на заседание совета. После долгих дней заключения мы впервые вышли на свежий воздух и с наслаждением взглянули на звездное небо. Мы поднялись по наружной лестнице до верхней площадки пирамиды, а потом через лестницы и переходы стали спускаться вниз, как это было в тот день, когда нас заключили в темницу. Мы миновали склеп, где покоились тела касиков в золотых гробах, имеющих очертания человеческого тела и с изображением лиц на крышке. Вместо глаз были вставлены громадные изумруды. Майя остановилась у двух гробниц, в которых были похоронены ее отец Зибальбай и давно умершая мать. При этом она с грустью промолвила:

– Отец здесь последний пришелец и занял последнее место. Я желаю, чтобы меня просто похоронили в земле, и тогда мои останки обратятся в цветы. Здесь так все мрачно!

Перед одной из дверей нам преградили доступ два жреца с обнаженными мечами. Они просили, чтобы мы сказали слова, служившие пропуском, и Майя исполнила это. Мы были наконец допущены к членам совета. Еще по пути туда она сказала нам:

– Молчите оба, я буду отвечать за вас и буду вашей поручительницей.

Она действительно отвечала на все вопросы одного из членов совета.

Потом наступила очередь самого Тикаля в качестве верховного жреца. Он спросил:

– Скажи мне, как ты пришла сюда, ты и оба твоих спутника?

– Нас вело сердце, уста шептали, и мы следовали лучу ока!

– Покажи мне знаки ока, уст и сердца, иначе да погибнешь ты в этом мире и во всех последующих!

Я внимательно смотрел на Майю, но не мог заметить ее действий. По-видимому, она вполне удачно исполнила все, что нужно, так как Тикаль сказал:

– Подойдите, Сын Моря и Игнасио-странник, ближе и говорите: совет слушает вас!

Тогда я начал говорить:

– Братья, хотя я и чужестранец, но принадлежу к великому Братству и даже высшего сана, чем все присутствующие здесь, после Царя Сердца. Вы знаете, что мы пришли сюда по приглашению Зибальбая, вашего касика. Мы не нарушили запрета, а вошли в Священный Город по праву, потому что мы высокие члены общего Братства!

– Докажи! – предложил Тикаль. – Но пусть каждый из вас говорит отдельно. Уведите белого чужеземца!

Я стал задавать судьям вопросы, на которые какое-то время получал ответы, но потом даже сам Маттеи, ученейший между ними, не мог ничего сказать. Мое право было признано, и мне отвели почетное место среди членов совета.