Механик и все-все-все - Катерина Диченко

— Правильно подумали. Я только люблю, когда меня холят и лелеют.

И мы рассмеялись, снимая напряжение и стараясь избавиться от горького осадка болезненного разговора.

Неожиданно слух уловил знакомые нотки милой сердцу мелодии и я не удержалась от ностальгической улыбки. Вальс…

— Господин Маркус, — шутливо-официально обратилась я к магу, вставая напротив него и изящно поклонившись, — не откажите даме в последнем желании — потанцуйте со мной.

— А я не умею, — застеснялся он и его борода смешно встопорщилась.

— Я научу.

Может быть, в иной ситуации он бы отказался, но не сейчас и не мне. Одернув пиджак, мужчина встал напротив и послушно ждал указаний.

— Правую руку положите мне на талию, а левую вытяните вперед, — вспоминая наставления Шэйна, рассказывала я, что нужно делать и сердце мое сжималось от грустной радости.

Бывает и такая…

Вложив свою руку в его ладонь и сказав Маркусу с какой ноги и какого шага следует начинать вести танец, мы начали двигаться.

Удивительная штука — жизнь. Тогда… рядом со мной был Шэйн, но не было музыки, теперь есть музыка, но нет его… Но есть и Маркус. Тоже очень важный и близкий для меня человек.

— Раз, два, три. Раз, два, три, — отсчитывала я вслух шаги. — Чуть шире шаг и выше голову.

— Я бы лучше сейчас на кладбище пошел дежурить, — тоскливо протянул маг, в очередной раз, едва не наступив мне на ногу.

— Благодарю за комплимент, — хохотнула я, вовремя отставляя туфельку.

Несмотря на ворчание мага и скованность движений, каждый шаг давался ему все легче и легче. Музыка волшебной мелодией окутала сад, и мы кружились под чарующие аккорды вальса — короля танцев.

Вскоре музыка затихла, зазвучала другая мелодия и мы довольные и счастливые уселись на бортик фонтана. Мы болтали и болтали и все никак не могли наговориться. Вспоминалось и хорошее и плохое, и радостное и грустное. Вспоминалась жизнь.

— А когда я была на первом курсе, — серьезно начала я свой рассказ, — в конце второго семестра со мной произошла страшная неприятность. У нас тогда преподавал один старый и крайне неприятный профессор. А до чего противный… Помню он меня тогда на зачете завалил. Специально ведь завалил! Потом оставил после пар, а я сижу и мысленно представляю, как он меня сейчас всячески изощрено пытать будет. А этот старый мастер, как ни в чем не бывало, добренько так предобренько улыбнулся и положил передо мной странный прибор. До сих пор понять не могу, что это было — то ли механизм для выделения серебра из руды, то ли определять степень содержания серебряного метала в железе, не суть важно. Он поставил передо мной задачу — если я отремонтирую механизм, он поставит зачет, если же нет — меня ждет сложная и выматывающая пересдача осенью и целое лето с незакрытой сессией. Времени на ремонт он дал две недели. Ну, что мне еще оставалась? Начала ремонтировать, а оно ни в какую! Только детали установлю по новой схеме, а они опять на свои прежние места возвращаются! Три дня билась и… сломала вообще. Раз и навсегда! Сама починить не могу, а деду признаваться стыдно. Что со мной тогда творилось! Я потеряла аппетит, просыпалась ночью в холодном поту от кошмаров, в которых мне снилось, как старый мастер с позором выгоняет меня из академии на глазах у всех преподавателей и учеников. Это было так страшно! И вот подходит срок сдачи прибора на проверку. Иду я… ноги ватные, зуб на зуб не попадает, и понимаю — сейчас меня будут резать на мелкие ленточки. Зеленая тогда была, многого не понимала и каждой детали боялась. А мастер посмотрел на прибор, побледнел, я, кстати, тоже, молча покрутил его в руках, едва ли не заплакал и… поставил зачет! Это были самые страшные и загадочные дни учебы в академии. До сих пор вспоминаю — вздрагиваю. И понять тоже не могу. Эй, Маркус, а вы, почему смеетесь?! — обиженно спросила я, только сейчас заметив, что маг совсем не сочувственно ржет. Аж слезы вытирает.

Стало обидно. Я ему тут душу изливаю, а он…

— Ко мне тогда твой дед пришел, — отсмеявшись, начал говорить Маркус. — До-о-о-вольный, ну прям, как ты, когда очередную пакость придумываешь. И рассказал… Твоего старого преподавателя Виктор давно и хорошо знал. И о его любимой шутке над студентами тоже был прекрасно осведомлен. Мастер придумал прибор, чтобы студентов проверять. И нельзя было этот механизм ни отремонтировать, ни сломать. Чего с ним только не делай, детали все равно на свое место становятся. Значит, пришел Виктор и хохочет. Говорит, моя Катерина прибор сломала, ходит по дому, руки заламывает, есть отказывается, спит плохо, но не признается! А потом с ним, вообще, истерика приключилась, когда он узнал, что ты действительно сломала не ломающийся механизм, навсегда лишив ушлого преподавателя хорошей шутки.

— Ничего себе хорошая шутка! Я тогда почти две недели не спала! — громко рассердилась я, по-настоящему не сердясь. — А за что ж мне тогда зачет поставили?

— За старания! — и Маркус снова рассмеялся.

— Да, ну вас, бессовестные! Даже не признались. Дед тоже хорош — видел же, как переживаю, — беззлобно проворчала я.

— Он хотел, чтобы ты научилась отвечать за свои поступки и умела самостоятельно решать проблемы, — по-отечески приобняв меня за плечи, сказал Маркус.

— И у него это хорошо получилось.

— О-о-о, да, — иронично подтвердил маг и я, положив голову ему на плечо, впервые за долгое время позволила себе расслабиться, отрешившись от всех проблем и почувствовать себя маленькой девочкой, нуждающейся в опеке и поддержке.

Незабываемое, неповторимое чувство, которое нам дарят наши близкие и любимые люди и которое также хрупко и мимолетно, как снежинка под лучами солнца.

— Не хочешь пойти в дом? — неожиданно спросил Маркус, участливо заглядывая мне в глаза.

— Честно? Не хочу, — и грустно усмехнулась. — Мы там чужие.

— Печально, но — правда, — хмыкнул он. — Хотя насчет тебя я неуверен. Ты успела приобрести друзей и вызвать у многих симпатию. Для человека это редкость.

— Вы про врагов забыли упомянуть. У меня их тоже немало.

— Это ты про шутку Лафиты и Дорана, от которой пострадал Галич? — приятным голосом засмеялся маг. — Не смотри на меня так. Мне Ивор рассказал.

Мое удивление перешло в ироничную ухмылку. Теперь понятно, откуда он знает.

— Галич совершил большую ошибку, когда попал в эту глупую ситуацию. Ему всего-навсего нужно было посмеяться со всеми, обыграв этот конфуз, как неудачный розыгрыш. А он принял вид оскорбленного достоинства и теперь скрипит клыками в порыве «праведного гнева». Надо уметь смеяться над собой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});