Псы, стерегущие мир - Алексей Игнатушин

– Приберегите до ужина! – крикнул могучан озорно. – Давно не ел супчику с потрошками.

Воины рассмеялись, некоторые выкрикнули могучану здравицу.

Через стены перелетела новая стая зажигательных стрел: близкие к стене дома горели жарко, горожане отступали от непобедимой стихии, посад окутывался клубами дыма.

Вольга выдохнул облегченно, мотнул головой, как оглушенный кувалдой бык.

– Видать, крепко любил помощничка, от расстройства потерял бдительность, – прохрипел он слабым голосом.

Ратьгой наградил брезгливым взглядом трясущегося кудесника, но с поля раздались крики, и воевода припал к бойнице. Передние ряды степняков накрыло серебристое облако, впиталось в тела, солнце сверкнуло на ледяных статуях. Соратники испуганно отшатнулись, от неосторожного движения замороженные степняки рухнули в траву мелкими осколками. Войско подалось назад, со стен полетели обидные выкрики.

– Давно бы так, – выдохнул Яромир. На отступающих степняков глянул мельком, прикипел к горящему посаду, веко мелко дрожало.

Волхв размял шею, ответил устало:

– Княже, вражина очень силен, отвлечешься на миг – и поминай как звали.

Ратьгой фыркнул, махнул рукой на слабака, с удовольствием глянул на смешанные порядки степняков. Стрый поглядел на горящие дома, скривился, присоединился к Ратьгою – лицо осветила злая радость.

– Княже, – буркнул волхв, – еще одна беда.

– Какая? – вскинулся Яромир.

Волхв помялся, отвел взор:

– Степняки под прикрытием сада ров завалят.

Лицо князя осыпало морозом, губы скривились мучительно, воеводы глянули сочувственно. Яромир провел ладонью по лицу, поежился, будто сдирал липкую паутину.

– И как запалить? – спросил он с сильно бьющимся сердцем. – Не лезть же через стены.

Волхв отвернулся, сказал глухо:

– Ты не переживай, я на всякий случай давно заготовил заклятие, сгорит быстро.

Яромир бледно улыбнулся, в груди повеяло холодком: столько труда вложил, а развеет прахом вмиг. Мелькнула мысль: подпустить в сень деревьев кривоногих, а там и подпалить, но содрогнулся. Сад посадил для любушки, чтоб радовалась милая, неужто посмеет использовать сделанное ради нее для убийства?

Волхв с мрачным лицом повел руками, от свистящего шепота сердце князя остановилось. Защитники удивленно вскрикнули: зеленые листья горели как сухие, словно деревья до того долго поливали горючим маслом. Небо от горя потемнело.

Оглушительно громыхнуло, князь дернулся от воплей защитников, яростно выругался. Вольга досадливо охнул, гневно зарычал:

– Обманул, вражина, не собирались они атаковать ворота!

– На северную стену, быстро! – скомандовал Яромир воеводам.

Оправившиеся степняки с визгом устремились к проломленной стене: осталось завалить ров, а дальше крутой холм приведет к широкому пролому.

Над лесной тропой ветви переплетались густо, пришлось ход сбавить. Буслай сердито рубил топором: брызгало зеленым соком, ветви мягко падали в густую траву.

Лют обернулся, сказал успокаивающе:

– Не трать попусту силы, после передышки кони рванут быстрее стрелы. Топор не тупи.

– Не тупи… – засопел Буслай шумно. Залитое соком лезвие опустилось. – Кто бы говорил! – сказал он намекающе.

Лют скривился, отвернулся, над головой проплыла сочная ветвь с мелкими отростками, листья крупные, мясистые. Буслай прожег спину хоробра угрюмым взором, прицепил топор к поясу. Нежелан молчал, прижимался к гриве, но Лют и так чувствовал сочащееся недоумение.

«Да пошли вы!» – озлился он. Толку-то, что спросил бы, сколько продержится город? Раньше бы не прискакали. Зато узнал имя настоящего творца, на кого стоит равняться, не менее священное, чем Чаруня.

В груди кольнуло, дыра засквозила лютым холодом, боль нехотя улеглась. Лют мрачно усмехнулся, помял левую половину груди – кольца сминались с легким позвякиванием.

Буслай глянул за плечо Люта, лицо осветилось, ноздри шумно вобрали воздух, в глазах появился хищный блеск. Деревья редели, солнечные лучи протыкали темную листву, делая ее светло-изумрудной, на стволы плескало талым золотом, птицы запели веселее, радостнее. Проглянул кусочек чистого неба, деревья сменились пышными кустами, высокой травой.

Солнце ударило с такой силой, что едва не вышибло из седел: глаза заслезились, ладони примкнули ко лбам козырьками. Волосы сухо трещали, засветит солнце еще чуточку ярче – полыхнут веселым пламенем.

Кони рванулись галопом, широкие груди прокладывали в траве просеку, желтые стебли сухо ломались. Высокая трава сменилась коротким подшерстком, из-под копыт порскнули клубы пыли.

В лицо бил раскаленный воздух, раздувал щеки, язык превратился в кусок вяленого мяса, глаза стали сухие, твердые, как камни. Пот хлестал ручьями, седла были скользкие, как кожа жабы, тряхнешь головой – в воздухе повиснут мутные горошины.

Скорее, скорее! До Кременчуга осталось совсем немного!

Ветер донес до Буслая обрывок крика, гридень поднял глаза, на Люта посмотрел удивленно, сердце сжала холодная лапа.

– Что такое? – крикнул он.

Лют молча простер длань, бедовик с гриднем проследили взглядом, лица помрачнели.

На небоземе темнело вражье войско, степняки катились по полю, как куски угля, солнце блестело на бронях, воздетых клинках. Глазом сосчитать невозможно, мечутся, как мураши из развороченного муравейника.

Блеснула лента реки, в излучине пристроилась крупная весь: горела чадно, черные столбы дыма упирались в выцветшее небо ровно, вверху оплывали серой пеленой, как шляпки гвоздей. Хлебные поля горели весело, степняки довольно скакали перед полем огня.

Кровь ударила в голову, мигом вскипела, давление едва не разорвало череп на куски. Лют хрипло зарычал, конь наддал ходу, встречный поток воздуха норовил вышибить из седла. Буслай вбил пятки в конские бока, рванулся следом. Нежелан запоздало спохватился, но безнадежно отстал.

Войско степняков стремительно приближалось. Лют холодно рассмотрел беспечных воинов, уверенных в своей силе, в праве уничтожать людишек, копающихся в земле. Показались белые пятна одежи жителей веси, всадники сгрудили пленников в кучу, неспешно объезжали кругом, рубили саблями, довольно смеялись.

Конь испуганно вскрикнул, по боку скатилась струйка крови. Лют еще раз кольнул ножом, животина прибавила ходу, ветер срывал с морды клочья пены. Буслай охнул, попытался догнать, но куда там! Взглядом лихорадочно обшарил полчища, лица уже виднелись четко, некоторые степняки лениво повернулись на дробь копыт, презрительно усмехнулись.

– Лют, – заорал Буслай во всю мочь. Ветер вбил слова обратно в глотку, поперхнулся. – Лют, это их резерв! Лют, слышишь, не надо!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});