Псы, стерегущие мир - Алексей Игнатушин

Вежи с хрустом разлетелись, тяжелые обломки упорхнули в город, дома задрожали, рассыпались бревнами, подняв тучу пыли, унесенной горячим ветром. Створки ворот вышибло, разломало на части, как сухие листья, отдыхающих от бдения на стене воинов прошило острыми обломками и швырнуло прочь с чудовищной жестокостью.

Мостовая ощерилась поднятыми лагами, которые страшно хрустели, ломались и уносились ветром прочь. Столб миновал ворота, сдул сгоревшие дома, жадно вгрызся в целые: бревна лопались с оглушительным треском, как раздутый воздухом бычий пузырь, солома крыш безумно плясала, раскаленный воздух лизнул крыши гадким языком – вспыхнули ярким пламенем. Воздух насытился древесной пылью, плотной, густой, как каша. В яростном реве громадного столба потонули жалкие крики горожан, оставшихся в домах. В щепе мелькнули перемолотые тела.

Вобравший в себя древесную пыль, столб прошел по середке города, оставляя широченную канаву с ровным дном, и всей яростью обрушился на каменную стену детинца. Кракнуло оглушающе, камни расшвыряло в стороны, стена княжьего терема ощерилась рваными пробоинами. Пыль осела во дворе высоченными холмами, похоронила челядь, резервное войско. Поверху древесной каши некоторое время шевелились бугры – люди отчаянно пытались выбраться наверх, но вскоре пыль окончательно улеглась ровным слоем.

Столб довольно рыкнул, ввинтился в землю, раскаленный воздух нехотя остыл. Мучительную тишину разорвали вопли ужаса, боли, обреченности. Яромир вырвался из-под опеки Стрыя, глянул на город, закричал раненым зверем. Буслай приподнялся, челюсти окаменели, по пыльным щекам покатились горючие слезы. Лют качнулся: оглушительный звон разрывал голову, от бешенства перед глазами мельтешили темные круги.

Стрый глянул на город, соскочил со стены, сапоги погрузились в слой щепок, как в песок. Великан пошарил, небрежно вытащил за шиворот пастушка, сказал с грубоватой нежностью:

– Говорил тебе, дома сиди.

Ивашка испуганно закивал и сунул руку за пазуху, чумазое личико посветлело: в ладонях появилась деревянная дудочка. Стрый оглушительно свистнул, людские стоны заглушил топот копыт, Гором злобно заржал, встал на дыбы. Воевода отпустил Ивашку, с высоты седла осмотрел пролом в стене, хищно сощурился, закатное солнце окрасило клыки кровью.

– Воины! – крикнул он зычно. – Вот и пришел наш кон. Так не посрамим славу предков, умрем, защищая свой народ!

Дружинные выслушали молча, без криков радости, с мрачными лицами, но глаза горели лихим огнем, плечи гордо расправились, собирающихся в боевые порядки степняков обливали презрительными взглядами.

Конное войско неспешно строилось по дну канавы, такой удобной, плотно утоптанной, никаких коварных норок, ям: кочевники налетят с быстротой стрелы, мигом порубят, сожгут город, но прежде захлебнутся кровью.

С уцелевших прясел бежали стрелки, выстраивались у пролома, спокойно пересчитывали стрелы, придирчиво осматривали луки. Дружинные, шелестя броней, сбегали со стен, строились в проломе, нарочито разминали шеи, поплевывали на ладони, весело смеялись. Они покажут грязным степнякам, как умирают мужчины!

Лют заспешил к пролому, Буслай кинулся следом, Ратьгой покряхтел, затопал было, но хриплый голос князя остановил:

– Погоди, воевода.

Ратьгой глянул на измученное лицо, в груди шевельнулось сочувствие.

– Чего, княже? – спросил тем не менее ехидно.

Яромир улыбнулся глазами, скомандовал:

– Уводи людей через тайный ход.

Воевода задохнулся от изумления, выпучил глаза:

– Княже, на кой я, старый хрыч? Пущай Стрый или Лют, мне-то на тот свет пора.

Вольга, стоящий в сторонке, буркнул:

– Это верно.

Ратьгой кинул неприязненный взгляд, смял ус в кореньях пальцев.

– А этот чародила остается? То есть ты хочешь, чтобы я ушел, а он пал с доблестью? Ну уж нет! Сам иди, народу князь надобен.

Вольга засопел от оскорбления, остро ощутил нехватку посоха. Яромир покачал головой:

– Никакой я не князь – навлек на племя беды. Нет, мне предстоит пасть сегодня, после моей смерти он не будет терзать землю, уйдет, ведь у него Умила. А ты, если ценишь меня хоть чуточку, уводи людей.

Ратьгой хрипел, плевался, столкнулся взглядом с князем – в воздухе зазвенело металлом. Воевода плюнул князю под ноги и затопал со стены, нарочито задев плечом волхва. Вольга проводил воеводу усмешкой. Ратьгой на земле заорал люто, призывая всех косоруких следовать за ним. К нему поспешно стягивались горожане: плакали, вздымали к небу руки, воевода орал в ответ, плевался, топал.

– За мной! – сказал он наконец, отчаявшись объяснить что-либо толпе. Горожане мигом умолкли, двинулись вереницей, из уцелевших домов выскакивали люди, в руках узлы с пожитками, вливались в людскую реку.

Яромир оглядел горожан, сердце упало: степняки доскачут до пролома прежде, чем первый войдет в тайный ход, а пешие воины не смогут сдерживать натиск так долго, чтобы все успели скрыться. Князь скрипнул зубами, пальцы отстегнули помятое корзно, на землю упал красный язык. Вольга глянул хмуро.

– Зачем, князь?

– Умру мужчиной, а не князем, – ответил Яромир просто.

Вольга не понял, хмыкнул подозрительно, затопал вслед. Остатки войска – едва ли наберется сотня – пропустили князя в первый ряд, волхва было оттолкнули, но кудесник рыкнул по-волчьи, продрался через облитые железными кольцами спины. Яромиру подвели коня, князь сел, оглядел пятерых всадников, улыбнулся невесело.

– Тем почетнее будет победа, – сказал громко.

Дружинные засмеялись одобрительно, грянули оружием в щиты. Вольга подошел к Люту. Пеший витязь с необычайным спокойствием смотрел на готовящихся к последней атаке степняков.

– Странно смотришь, – сказал волхв.

Буслай глянул подозрительно: что за шутки? Лют улыбнулся уголком рта, разогнал воздух ленивыми взмахами меча.

– Ненавидеть их? – спросил он презрительно. – Разве ненавидят диких животных? Нет, их просто убивают.

– Хорошо сказал, – молвил кто-то сзади.

Вольга глянул остро, подивился затаенной печали в глазах, мелькнуло сожаление, что не узнает подробностей похода, такого нелепого поначалу, но едва не спасшего княжество.

Степняки застыли ровными рядами, перед войском выехал бритоголовый степняк, солнце окрасило голову кровью. По рядам дружинников пронесся ропот облегчения, щиты загремели под ударами мечей и топоров, потемневшее небо с золотистыми подушками облаков дрогнуло от воинственного клича.

– Дядька Стрый! – пропищал тонкий голосок.

Воины недоуменно опустили глаза, под ногами юркнул худощавый паренек в посконной рубахе, продрался, как через чащу. Выскочил из первого ряда, кинулся к могучану на угольном коне. Стрый поднял мальчишку за загривок, как щенка, строго тряхнул, ожег взором.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});