Пляска в степи - Виктория Богачева

просчитывать все на несколько шагов вперед. Впрочем, в последнее время и он стал слишком самонадеян, совершил несколько ошибок одну за другой. Потому и в немилость новому Хазар-Кагану угодил. Все из-за непомерной гордыни.

— Отчего ты спрашиваешь о таком, хатун? — стражнику ее вопрос не понравился. Крепче сжав ладонь на рукояти копья, он повернулся и недовольно поглядел на Иштар.

Та обхватила себя за плечи руками, чтобы казаться слабее, и тихо произнесла, непрестанно дрожа.

— Мне страшно. Вот и всякие мысли лезут в голову.

— Ступай-ка ты тогда лучше в шатер. Да подыщи себе сухой кафтан. Вон, промокла вся, — и стражник насильно подтолкнул ее в спину в сторону палатки.

Он приоткрыл ей полог, и у Иштар не осталось другого выхода. Пригнувшись, она послушно шагнула вовнутрь и опустилась на толстую шкуру. Дождевые капли скользили по ее лицу, и вода стекала с ее мокрых волос на землю.

Она завязала свои косы в тугой узел и покрыла голову платком, плотным жгутом завязав концы. Скинув на землю насквозь мокрый кафтан, Иштар надела другой — попроще, но потеплее. Ее била крупная дрожь: то ли от страха, то ли от холода. Она уже и сама не могла разобрать.

Стены палатки приглушали доносившееся снаружи звуки, и теперь она не могла смотреть на небо, пытаясь угадать, что происходит там, где Багатур-тархан сражался с русами. Иштар чувствовала себя так, словно ее отрезали от внешнего мира, и она оказалась в полнейшем одиночестве в клетке. Хотя раньше палатка ее никогда не тяготила, и она с удовольствием скрывалась в ней от всех прочих.

Она не знала, сколько прошло времени, когда ее внимание снова привлек знакомый шум. Но она как раз согрелась, когда поверх кафтана завернулась еще и в меховую шкуру.

— Стрелы, стрелы! — заорал стражник, к которому она была привязана веревкой, и в его голосе явственно прозвучал страх.

Раздались первые людские вскрики и стоны раненых. Засвистели в воздухе стрелы. С тошнотворным звуком вспороли копья человеческую плоть. Разнеслось вокруг испуганное, лошадиное ржание, а следом — топот копыт.

Зажав уши, Иштар ничком бросилась на шкуру и приникла к ней, затаившись. Она не слышали ни звука рога, ни боевого клича, на губах с которым шли на гибель войны. Ничего не нарушало тишину, кроме грохота, когда падали на землю тела, да скрежета стали.

— Иштар!

Она не поверила сперва, когда услышала голос Барсбека, посреди всего звона, и шума, и криков раненных. Подумала, что помстилось, что в ожидании тронулась рассудком, вот и кажется теперь всякое.

— Иштар! — снова позвал он, и она почувствовала, как быстро-быстро забилось сердце.

Она уже подскочила на ноги, когда веревка, за которую она была привязана, натянулась. Кто-то дернул ее с той стороны палатки, и Иштар рухнула на землю словно подкошенная. Волоком она проехала по шкуре, отчаянно пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь, и врезалась в полог палатки, который натянулся так, что заскрипели удерживающие его палки. Но сила, с которой ее тянули, была велика, и в конце концов Иштар невольно снесла палатку и оказалась снаружи. Там она увидела, что стражник с ее веревкой в руках вскакивает на коня.

Она громко, на разрыв закричала и беспорядочно зашарила вокруг руками, ища нож, меч, наконечник копья — что угодно, чтобы перерубить веревку. Удерживающий ее хазарин обернулся на мгновение, и по его лицу расползлась презрительная гримаса. А затем он ударил пятками коня, и Иштар, крик которой так и застыл в воздухе, прикрыла глаза, приготовившись к неминуемой смерти.

Ей навстречу летела земля из-под лошадиных копыт, проносились справа и слева палатки и перекошенные от ужаса лица мертвых воинов. Поначалу лошадь стражника шла медленно, но с каждым шагом она все набирала и набирала ход, и Иштар ощущала, как истончается, рвется на спине плотный кафтан, который она надела. Ногу, за которую цеплялась веревка, она и вовсе уже не чувствовала — из-за боли казалось, что ее уже оторвали.

Все закончилось так резко, что она и опомниться не успела. Со свистом стрела перерубила веревку, и на мгновение Иштар повисла на тоненьком волоске. Но с глухим звуком лопнул и он, и вторая стрела Барсбека настигла стражника. Застонав, тот свалился с коня, словно мешок, и к моменту, как коснулся земли, был уже мертв. Стрела с наконечником-полумесяцем перерезала ему горло, и он захлебнулся собственной кровью.

Прямо над Иштар раскинулось бесконечное, необъятное небо. Она не могла пошевелиться. Только чувствовала, как бегут и бегут по щекам слезы, пока не увидела склонившегося над нею Барсбека. До своего последнего дня не забудет она ужас на его лице, когда он посмотрел на нее. И тотчас дикий, первобытный страх сменился небывалым облегчением. Барсбек рухнул рядом с ней на колени, обнял за плечи и прижал к своей груди, качая, словно дитя.

Вокруг стояла пронзительная тишина, нарушаемая лишь несвязным бормотанием мужчины.

— Я убил бы его еще тысячу раз, — шептал Барсбек в исступленной злобе, а у Иштар даже не было сил, чтобы поднять руку и погладить его по грязной, закопченной, покрытой пылью и потом щеке.

«Я жива», — хотела шепнуть она, но из губ вместо слов вырвался лишь тяжелый стон. Она моргнула и поняла, что все еще плачет. Ей хотелось сказать ему, как она отчаянно ждала его и надеялась, но голос не слушался. Иштар могла лишь смотреть Барсбеку в глаза и тонуть, бесконечно тонуть в любимом взгляде.

— Все, Чичек, все, — встрепенулся Барсбек и вскочил на ноги. — Скоро все закончится. Я здесь.

Он пошатнулся, но устоял и донес Иштар до лошади, крепко прижимая к груди.

— Нужно ехать, — сказал он и помог ей взобраться в седло.

Застонав и прокусив губы, она кое-как схватила поводья ободранными пальцами и попыталась разлепить мокрые от слез глаза, чтобы посмотреть на своего спасителя.

Барсбек был ранен. Она видела, что у него на боку расплывалось багряное пятно. Он пытался прижать рану ладонью, но, плюнув, срезал с первого попавшегося мертвого хазарина часть кафтана и, скомкав ткань, запихнул ее под тонкий нагрудник.

— Как ты здесь… — с трудом прохрипела Иштар.

Она провела по затылку ладонью и посмотрела на свои пальцы. На них, влажно поблескивая, осталась кровь. Двигаясь осторожно, она огляделась. Кажется, Барсбек в одиночку вырезал всех, кто остался в лагере. Их тела валялись повсюду, куда бы она ни посмотрела. Лишь рабы разбежались в разные стороны, прихватив оставшихся без всадников коней.

— Я не отдам тебя русу, — с жаром произнес Барсбек и, подойдя к ней, сжал ее окровавленную ладонь, смешав