Огненная дорога - Энн Бенсон

— Отец?

Старик пошатнулся, и Алехандро метнулся к нему, чтобы поддержать. И потом, все еще с младенцем у груди, дрожащими руками заключил старика в объятия, чувствуя, как по щекам неудержимо текут слезы.

Малыш Гильом Каль безутешно расплакался — как все еврейские сыновья на протяжении столетий, когда они отдают кусочек своей плоти Богу, получая в ответ обещание, что Бог будет помнить их. Мальчик не был кровным сыном Алехандро, и, однако, ребе решил, что этот факт не должен ничему помешать.

— Он же просто ребенок, — сказал этот мудрый человек. — Мы научим его, как быть хорошим евреем.

По окончании короткой церемонии Алехандро отдал Гильома молодой вдове; ей пора уже было отнимать от груди собственного ребенка, но молока все не убывало, так что она вполне могла прокормить и сына Кэт.

Успокаивая малыша, она нежно покачивала его, прижимая к себе. Алехандро отметил, как естественно она держит ребенка — почти как если бы он был ее собственный.

— Кажется, будто он всегда голоден, — сказала женщина, — но, по-моему, ему хватает. Спит он спокойно и подолгу.

«Ах, — подумал Алехандро, — даже в таком нежном возрасте младенец способен различить добрые руки».

Они с симпатичной молодой вдовой улыбнулись друг другу, и тут к ним подошел ребе. Застенчиво взглянув на него, женщина ушла, прижимая Гильома к груди.

— Вам пришло письмо.

Старик достал из рукава пергаментный свиток и протянул его Алехандро.

«Так скоро?»

Алехандро взял свиток, чувствуя, как дрожат руки.

Де Шальяк писал алыми чернилами Элизабет, прекрасным, твердым почерком, тщательно выводя каждый штрих и добавляя росчерки в знак уважения к адресату. Алехандро оставалось лишь надеяться, что новости так же обрадуют его, как сам вид письма. Он взволнованно вздохнул и углубился в чтение.

«Мой дорогой коллега!

От всей души надеюсь, что эти новости застанут вас и вашего внука в безопасности и добром здравии.

Они, под кем я подразумеваю принца Лайонела и леди Элизабет, забрали Кэт к себе, естественно, против ее воли. Она еще не совсем оправилась после родов, но ирландка по-прежнему при ней и очень хорошо делает свое дело. Я трижды виделся с Кэт после вашего отъезда. В первый день она была почти в бреду от страха и страдала лихорадкой — пока я частным порядком не объяснил ей, что вы сбежали.

Юный Чосер очень за вас переживает — хотя я не понимаю почему. По-моему, он чувствует себя в некотором роде соучастником, незаслуженно, как мне кажется. Парень очень близко к сердцу принимает ваше положение и почти заделался моим сообщником. Через него я узнал, что ходят слухи о возвращении Кэт в Англию, хотя когда это произойдет, пока не решено. В отличие от Лайонела и его двора она не заложница дофина и, если Эдуард пожелает, может покинуть Францию. Я не решаюсь даже предположить, какую позицию займет Эдуард Плантагенет в этом вопросе.

Если вы напишете о себе и мальчике, я позабочусь, чтобы она получила это послание — Чосер поклялся помочь мне в этом. Уверен, ваша дочь так же страстно хочет знать, как складывается ваша судьба, как и вы о ней. Ваше письмо, безусловно, ускорит ее выздоровление.

Что касается меня, я молюсь и буду продолжать молиться о том, чтобы вам сопутствовала удача. И всегда буду рад получить от вас весточку. Более того, я страстно желаю этого. Не вычеркивайте меня из своей жизни. Мы еще встретимся, я верю в это.

Ваш верный слуга, Ги де Шальяк»

Алехандро написал ответ, рассказав де Шальяку все, что мог, о своем путешествии и неожиданной радости, которую обрел в конце него. Рассказал о том, как растет мальчик, зная, что эти новости укрепят дух Кэт в тех испытаниях, которые, без сомнения, ей предстоят.

Медленно, но верно Алехандро находил место для себя и своего внука среди евреев Авиньона. Однако Авраам Санчес не торопился открывать свое сердце очаровательному голубоглазому мальчику, которого его сын принес с севера.

— У меня нет собственного сына, отец. Ты должен принять его.

— Ты не знаешь, что Бог уготовил тебе, Алехандро. Здесь много хороших женщин, которые с радостью примут тебя, даже с ребенком-гоем… Вот хотя бы эта, которая кормит грудью мальчика. У нее нет мужа, и она была бы для тебя прекрасной парой.

— Она замечательная женщина. И хорошая мать. Я счел бы за честь стать ее мужем, если бы не…

— Если бы не что?

Алехандро испустил глубокий вздох и рассказал отцу, что уже любил однажды и не способен любить снова.

— При чем тут, спрашивается, любовь? — воскликнул старик. — Хорошая женщина — это хорошая женщина, а ты прекрасный мужчина. Я даже и мечтать не мог, что ты станешь таким. Тебе нужно лишь одно — открыть себя воле Божьей, и, уверен, ты будешь счастлив, как я был счастлив с твоей матерью, да покоится она в мире. Пройдет время, и ты научишься любить женщину — если захочешь. Я разбираюсь в этих вещах, прислушайся к моим словам.

— Я любил одну женщину, отец, и не хочу любить другую.

— Но тогда после тебя не останется ничего, ни наследия, ни сына, чтобы продолжать твое дело и молиться за твою душу.

— Значит, так тому и быть. После меня останется моя работа. Чем не наследие?

— Тогда, горе нам, род Санчесов оборвется. Твоя плоть рассыплется прахом, и в мире не останется плоти от нашей плоти…

— Значит, так тому и быть, — повторил Алехандро. — Если Бог захочет, чтобы плоть Санчесов уцелела в этом мире, он найдет способ сделать это и без нашей помощи.

Эпилог

Две женщины сидели в деревянных креслах-качалках на широкой веранде, окружающей главное здание лагеря «Мейр».

Джейни, в состоянии полной расслабленности, откинула голову на мягкую спинку кресла и закрыла глаза, вслушиваясь в звуки окружающего мира. Кресла поскрипывали, покачиваясь, и этот ритм успокаивал, навевая сон.

Она открыла глаза и улыбнулась Кристине.

— Ты веришь в Бога?

— Да, в некотором роде.

Джейни этот ответ не удивил.

— Кристина, я давно хочу спросить тебя кое о чем. Как это ощущается, в смысле внутренне, быть… — Она замолчала в поисках подходящих слов и наконец закончила: — Такой, как ты?

— Ты имеешь в виду, ощущается ли какая-то разница?

— Да.

Скрип-скрип несколько раз.

— Почему ты спрашиваешь? — поинтересовалась молодая женщина.

— Думаю, мне нужно это знать, а иначе как я объясню ему? — Джейни похлопала себя по животу.

Кристина устремила задумчивый взгляд в ночную тьму ранней осени. Громко стрекотали сверчки. Под куполом деревьев шуршали крыльями летучие мыши.