11/22/63 - Стивен Кинг

Сейди держалась. Сумочка раскрылась широкой пастью. Сейди сунула в нее свободную руку и вытащила мясницкий нож, который я вроде бы уже где-то видел. Махнула им и взрезала мужчине предплечье. Разрез начинался у запястья и поднимался до локтевого сгиба. Ковбой закричал от боли и изумления, отпустил лямку, отступил на шаг, вытаращившись на Сейди.

– Чокнутая сука, ты меня порезала!

Он попятился к отрытой двери своего чихающего и кашляющего автомобиля. Сейди шагнула вперед и взмахнула ножом у него перед лицом. Волосы падали ей на глаза. Губы превратились в тонкую полоску. Кровь с порезанной руки Ковбоя-Студебекера капала на мостовую. Автомобили по-прежнему проезжали мимо. Невероятно, но я услышал чей-то крик:

– Всыпь ему по первое число!

Ковбой-Студебекер теперь отступал к тротуару, его глаза не отрывались от ножа.

– Теперь ты, Джейк, – бросила Сейди, не глянув на меня.

Поначалу я не понял, потом вспомнил про револьвер. Достал из кармана и наставил на Ковбоя.

– Видишь это, техасец? Он заряжен.

– Вы оба психи. – Теперь он прижимал руку к груди, пачкая майку кровью. Сейди уже спешила к пассажирскому сиденью «Студебекера», открыла дверь. Посмотрела на меня поверх капота и нетерпеливо махнула рукой. Я бы никогда не поверил, что могу любить ее больше, но в тот момент признал собственную неправоту.

– Тебе следовало взять деньги или проехать мимо, – посоветовал я. – А теперь давай поглядим, как ты бегаешь. Приступай к показу, а не то я прострелю тебе ногу, и с бегом придется завязать.

– Гребаный ублюдок, – огрызнулся Ковбой.

– Это точно. А ты гребаный вор, в котором сейчас появится дыра от пули. – Я взвел курок. Ковбой-Студебекер не стал проверять, разойдутся ли мои слова с делом. Повернулся и побежал на запад по бульвару Хайнса, втянув голову в плечи, прижимая руку к груди, ругаясь и оставляя за собой кровавый след.

– Не останавливайся, пока не добежишь до Лава, – крикнул я. – Он всего в трех милях! Передай привет президенту!

– В машину, Джейк! Надо убраться отсюда до приезда полиции.

Я скользнул за руль «Студебекера», скривился от боли: запротестовало распухшее колено. Обнаружил, что коробка передач механическая, то есть больную левую ногу придется держать на педали сцепления. Отодвинул сиденье на максимальное расстояние, услышал, как захрустел на полу мусор, и тронулся с места.

– Этот нож... неужели?..

– Именно им порезал меня Джонни, да. Шериф Джонс вернул его мне после завершения расследования. Он думал, что нож мой, и по большому счету не ошибся. Только он не из моего дома на аллее Ульев. Я почти уверена, что Джонни привез его из нашего дома в Саванне. С тех пор я всегда ношу его в сумочке. Хотела иметь что-то для самозащиты, на всякий случай... – Ее глаза наполнились слезами. – И это тот самый всякий случай, да? Тот самый классический всякий случай?

– Положи его в сумочку. – Я выжал сцепление, невероятно тугое, сумел переключиться на вторую передачу. В кабине воняло, как в курятнике, который не чистили лет десять.

– Он все перепачкает кровью.

– Все равно убери. Нельзя расхаживать с ножом, особенно в день приезда президента в город. Милая, ты невероятно храбрая.

Она убрала нож и начала вытирать глаза кулаками, словно маленькая девочка, поцарапавшая коленки.

– Который час?

– Без десяти одиннадцать. Кеннеди приземлится в Лав-Филде через сорок минут.

– Все против нас, – вырвалось у нее. – Ведь так?

Я бросил на нее короткий взгляд.

– Теперь ты понимаешь.

8

Мы уже добрались до Северной Жемчужной улицы, когда двигатель «Студебекера» взорвался. Из-под капота повалил пар. Что-то металлическое запрыгало по дороге. Сейди раздраженно вскрикнула, ударила кулаком по бедру, произнесла несколько плохих слов, но я даже ощутил облегчение. По крайней мере отпала необходимость бороться с тугим сцеплением. Я перевел рычаг переключения передач в нейтральное положение и позволил окутанному паром «студеру» докатиться до тротуара. Он остановился напротив выезда из переулка, с надписью на брусчатке «НЕ ЗАГОРАЖИВАТЬ», но это правонарушение казалось сущим пустяком в сравнении с вооруженным нападением и угоном автомобиля.

Я вылез из кабины и захромал к тротуару, на котором уже стояла Сейди.

– Который час? – спросила она.

– Одиннадцать двадцать.

– Сколько нам еще осталось?

– Техасское хранилище школьных учебников на углу Хьюстон-стрит и улицы Вязов. Три мили. Может, больше. – Не успели слова сорваться с моих губ, как мы услышали рев реактивных двигателей. Подняли головы и увидели «Борт номер один», идущий на посадку.

Сейди устало отбросила волосы с лица.

– И что же нам делать?

– Сейчас придется идти.

– Обними меня за плечи. Позволь взять на себя часть твоего веса.

– В этом нет нужды, милая.

Но кварталом позже такая нужда появилась.

9

В половине двенадцатого мы добрались до пересечения Северной Жемчужной и Росс-авеню. Примерно в это время «Боинг-707» с четой Кеннеди на борту подкатывал к толпе встречающих... в которой, естественно, стояла женщина с букетом красных роз. На углу возвышался собор Сантуарио де Гуадалупе. На ступенях, пониже святой, простиравшей руки к людям, сидел мужчина. По одну сторону лежали деревянные костыли, по другую стояла эмалированная кастрюлька. Прислоненная к ней табличка гласила: «Я НЕСЧАСТНЫЙ КАЛЕКА! ПОЖЕРТВУЙТЕ СКОЛЬКО МОЖЕТЕ! БУДЬТЕ ДОБРЫМИ САМАРИТЯНАМИ! БОГ ЛЮБИТ ВАС!»

– Где твои костыли, Джейк?

– В «Эден-Фоллоус», в стенном шкафу.

– Ты забыл взять с собой костыли?

Что женщины умеют, так это задавать риторические вопросы, правда?

– В последнее время я как-то обходился без них. На коротких расстояниях они мне не требовались. – Все лучше, чем признавать главную причину забывчивости: я торопился покинуть реабилитационный центр до приезда Сейди.

– Что ж, сейчас они бы тебе не помешали.

Она побежала вперед с вызывающей зависть легкостью и заговорила с нищим, который сидел на ступенях. К тому времени как я дохромал до них, они уже вовсю торговались.

– Пара костылей стоит девять долларов, а ты хочешь пятьдесят за один.

– Мне нужен как минимум один, чтобы вернуться домой. – Он рассуждал весьма здраво. – И вашему другу, похоже, нужен один, чтобы добраться до нужного ему места.

– А как же «Бог любит вас, будьте добрыми самаритянами»?

– Что ж. – Нищий задумчиво потирал щетинистый подбородок. – Бог любит вас, а я всего лишь несчастный старый калека. Если вас не устраивают мои условия, покажите себя фарисеями и пройдите мимо. Я бы на вашем месте так и поступил.

– Готова спорить, что поступил бы. А если я просто отниму их у тебя, жадюга?

– Полагаю, вы можете, но тогда Бог не будет вас любить. – И он расхохотался. На удивление весело для сильно искалеченного человека. И зубы у него выглядели получше, чем у Ковбоя-Студебекера. Пусть не сильно, но получше.

– Дай ему деньги, – вмешался я. – Мне нужен только один.

– Конечно, я дам ему деньги. Просто не люблю, когда меня ставят раком.

– Дама, это великое горе для всей мужской половины человечества, вы уж простите мне такие слова.

– Придержи язык, – цыкнул я на него. – Ты говоришь с моей невестой. – Часы показывали одиннадцать сорок.

Нищий на меня и не посмотрел. Он не отрывал глаз от кошелька Сейди.

– На нем кровь. Порезались, когда брились?

– И не пытайся попасть на «Шоу Салливана», дорогуша. Ты не тянешь на Алана Кинга. – Сейди достала десятку, которой останавливала проезжающие автомобили, потом две двадцатки. – Вот. – И добавила, когда нищий взял деньги: – Я разорена. Ты доволен?

– Вы помогли бедному калеке, – ответствовал нищий. – Это вы должны быть довольны.

– А я недовольна! – взорвалась Сейди. – И надеюсь, что твои чертовы старые глаза выкатятся из твоей уродливой головы.

Нищий многозначительно глянул на меня, как бы говоря: ну что взять с этих женщин.

– Лучше отведи ее домой, красавчик. Думаю, месячные у нее начнутся прямо сейчас.

Я поставил костыль под правую руку – счастливчики, которым не довелось ломать кости, думают, что костыль используется со стороны перелома, – а левой сжал локоть Сейди.

– Пошли. Нет времени.

Когда мы уходили, Сейди шлепнула себя по обтянутому джинсами заду, обернулась и крикнула:

– Поцелуй меня в жопу!

– Принеси ее сюда и наклонись, дорогуша. Поцелуй – бесплатно!

10

Мы пошли по Северной Жемчужной... точнее, Сейди шла, а я ковылял. С костылем стало в сто раз лучше, но все равно мы никак не успевали на перекресток Хьюстон-стрит и улицы Вязов до половины первого.

Впереди я увидел строительные леса. Тротуар проходил под ними. Я перевел Сейди на другую сторону улицы.