О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы - Юрий Николаевич Безелянский

в сентябре 1959 года в Голливуде, где он увидел, как в танце девушкам приходится «задирать юбки и показывать заднее место»: «У вас это будут смотреть, а советские люди от этого зрелища отвернутся. Это порнография…»

Ремарочка. И эта «порнография» стала излюбленным зрелищем постсоветских людей. «Туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно…» – как поётся в одной песенке. Не оценил всю глубину советских людей Никита Сергеевич, не вник в неё… (10 июля 2010 г.)

Гаврилов принёс на работу «Опавшие листья» Розанова. Просил дать домой почитать – не дал. Часа три листал 500 страниц розановского текста. «По обстоятельствам климата и истории у нас есть один „гражданский мотив“: – Служи. Не до цветочков».

Вот мы сидим и служим. Лишь отслужив, дома припадаю к пишущей машинке и бегаю по орбите собственного «я».

25 апреля

Три года назад, когда я работал на радио, я метался, был взвинчен и находился предынфарктном состоянии. Сейчас у меня состояние вялое и сонное. Барахлит здоровье: нос, левая рука, глаза…

Медведев продолжает рассказывать всякие байки. Однажды Сталин вызвал к себе журналистов и кинематографистов и учинил им разнос, что они плохо работают. Оператор-кинодокументалист Кац от страха упал в обморок. Сталин, глядя на поверженного, сказал: «А к вам, товарищ Кац, это не имеет отношения, вы как раз работаете хорошо». После слов вождя вокруг Каца сразу засуетился народ…

Теперь журнал «Отчизна»: материал о Чукотском ревкоме опубликован, а вот поэты-эмигранты не прошли, соответствующие инстанции решили, что не надо их вспоминать и пропагандировать. Георгий Иванов не пересёк советскую границу. Мне искренне жаль… На эту же тему. В редакцию нашу пришёл большой опус товарища из Днепропетровской области с любопытной припиской: «Сделайте хотя бы небольшую заметку. Это в какой-то мере компенсирует мои духовные затраты и ожидания…» Я – человек сердобольный: кое-что компенсировал…

Случайно попал в Дом дружбы на выставку итальянского графика Пиппо Гамбино. «Творчество Гамбино, – написал в проспекте Ренато Гуттузо, – делает нас свидетелями и участниками человеческой жизни со сжатыми зубами, жизни человека, который страдает, борется и не сдаётся». Это – западная позиция. А вот наша, социалистическая, вся лучезарная: «Действительность наша подобна поэме!.. ведь солнце и звёзды мы взяли в друзья». Это стихи Владислава Шохина в «ЛГ». Фальшивая социалистическая бредятина с открытым от восторга ртом.

2 мая

Англичане колошматят Фолкленды. Ирак и Иран дубасят друг друга. Абсурдный мир. А мы живём в своём, локальном мире. Первомайскую демонстрацию смотрел, лёжа на диване. Генсек совсем плох, и нас ждёт переходная эпоха… За целый день с Ще выпили бутылку «Гурджаани». Пироги. Кое-что ухваченное в магазине. И новая порция книг. Громадный том литературного наследства (изд. 1935): Письма Чаадаева, Гончарова и Победоносцева, дневник Одоевского, автобиография Константина Леонтьева – всё безумно интересно. А ещё книга о Дюрере (плохо написана), избранное Бориса Пильняка. То есть стараюсь читать только особенное и – пролетарии всех стран, извините!..

7 мая

Нет ничего лучше на свете молодой народившейся зелени и юности прелестных девичьих щёк, бархатистых и чистых, беззаботного смеха весёлых глаз. Сам был молодым, но тогда я не чувствовал прелести юных лет, и только потеряв их, понимаешь, как это здорово быть молодым. А по нынешней весне чувствую себя старым и разбитым.

Огорченья земные несносны,

Непосильны земные труды,

Но зато как пленительны вёсны,

Как прохладны объятья воды! –

писал Фёдор Сологуб. О бытовых делах умолчу. Как сказал один остряк: все жанры хороши, кроме прозы жизни. Проза жизни ужасна…

15 мая

Вечно мучающий вопрос: зачем пишу? Натура архивиста, как у Александра Гладкова, который вёл дневники всю жизнь, с юности до смерти. Фиксировал всё, был «протоколистом своего времени», вот и я такой… Фомин ввёл меня в состав редколлегии журнала, причём обставил это так, словно награждал маршальской звездой. Теперь с надбавкой 230 рублей – самый большой оклад в моей жизни. Путь Фомина – 25 лет в одном журнале, угождать начальству, лезть наверх и добиваться цели: кандидат наук (а их как собак нерезаных), возглавлять отраслевой журнал – это не для меня, а «слава только дым», к тому же какая это слава? Карьерный писк и только… На работе Наташа Лукацкая рассказывала о своём 17-летнем сыне Мише. Считает, что учёба – это потерянное время. Много времени проводит на ипподроме. Маме однажды сказал: «Ты такая тёплая, как лошадь». В Большом театре на «Иване Сусанине» пришёл в восторг, когда увидел лошадь на сцене: «Да это же Стандарт, я его расчёсывал!..»

У каждого свои удивления и сюрпризы. А я когда читаю о ком-то или конкретно кого-то, то, бывает, удивлюсь совпадению мыслей и чувств – так же мыслю и так же рефлектирую. Последнее удивление: автобиография Константина Леонтьева (1831–1891) «Моя литературная судьба» (до нас дошёл только отрывок). Интереснейшая судьба. Писатель, публицист, литературный критик. Какие надежды подавал, а вот остался без литературной славы. Почему? Сам Леонтьев отвечает на этот вопрос:

«Я нахожу теперь, что самый глубокий и блестящий ум ни к чему не ведёт, если нет судьбы свыше. Ум есть только факт, как цветок на траве, как запах хороший… Я не нахожу, чтоб другие были способнее или умнее меня; я нахожу, что Богу угодно было убить меня; и я не считаю Бисмарка во всём выше и годнее Наполеона III, я думаю только, что первому пришёл черёд по воле Божией, и больше ничего… А почему другие в лучшем положении, чем я?.. Это воля Господня… Или какие-нибудь их тайные заслуги, опять-таки перед Богом, а вовсе не умение устраиваться, как говорят…»

И далее: «Есть нечто бесконечно сильнейшее нашей воли и нашего ума, и это нечто сокрушило мою жизнь, а не мои ошибки».

Ссылки на Бога понятны: XIX век. Вместо Бога можно подставить фатум, рок, стечение обстоятельств… Вот и я не попал в колею, без родственников, друзей, меценатов. Сам Леонтьев презирал тех, кто обивает литературные пороги редакций – «разные Аверкиевы и т. п.». Леонтьев называл себя удалённым и брезгливым человеком… Как поздний славянофил, считал главной опасностью либерализм с его «омещаниванием» быта и культуры всеобщего благополучия, проповедовал «византизм» (церковность, монархизм, сословная иерархия и т. п.). В советские годы считалось, что Леонтьев стоял «на крайнем фланге реакции».

Печальный пессимист Константин Леонтьев советовал: «Терпите! Всем лучше никогда не будет. Одним будет лучше, другим станет хуже. Такое состояние, такие колебания горести и боли – вот единственно возможная на земле гармония! И больше ничего не ждите…» (1886).

Утешил Константин Николаевич, утешил.