Странствия Шута - Робин Хобб

Но хватит, теперь я буду делать все правильно. Я достал из седельных сумок все, что могло потребоваться, и запретил себе думать о Пчелке. Отгородился от воспоминаний о Молли и мыслей о том, что бы она сказала на все это. Выбросил из головы все предостережения и советы Шута и отбросил все, чему учил меня Баррич. Я распрощался с помещиком Баджерлоком и отправил принца Фитца Чивэла обратно в тень, где он пребывал до этого долгие годы. Расправил плечи и закрыл свое сердце всем тревогам и чувствам.

В глубине моего разума жил еще один человек – мальчик Чейда. Я вздохнул, вызывая те воспоминания и восстанавливая все, чему Чейд обучил меня. Я был убийцей на задании. Я уничтожу их всех, эффективно и быстро, без угрызений совести и эмоций. Эту задачу надо выполнить холодно и качественно. Также качественно, как это было с близнецами из Бриджмора, когда мне было 14, или с Хуфером Вэблингом, когда мне было 15. Или с тем трактирщиком, оставшимся для меня безымянным, которого я отравил. Знать его имя не входило в мою задачу.

Я подумал о всех тех заданиях, что изгонял из мыслей сразу по их завершении, о тихой работе, которой не позволял быть частью себя и своих воспоминаний. Сейчас я вызвал их обратно, позволяя им наполнить меня. Теперь я мог разрешить себе вспомнить, как слепо следовал за Чейдом или самостоятельно выполнял его задания. Когда-то Чейд предостерегал меня, что убийцы, которыми мы являемся, не спрашивают друг друга о совершенном, не говорят и не пишут о них. Таких заданий было не так уж много, лишь десяток поручений. Король Шрюд никогда не был безжалостным тираном, мы с Чейдом являлись оружием крайней меры и вступали в игру, когда все другие способы терпели неудачу. Близнецы были необыкновенно жестокими насильниками. Дважды они стояли перед судом, получали наказание и обещали исправиться, но это не помогло, и отец преступников тоже оказался не в состоянии держать их в узде. В конце концов, мой король послал меня, неохотно и лишь в качестве последнего средства, словно я был охотником, уничтожающим бешеных псов. А что сделал Хуфер, я так и не узнал, так же, как не узнал - почему должен был умереть хозяин таверны. Мне давали задания, и я их выполнял, тихо и четко, не осуждая, а затем забывал о них.

Убийцы ни с кем не разделяют свои маленькие мрачные победы. Но мы помним о них, и я ни минуты не сомневался, что Чейд поступал также, как я сейчас. Думаю, теперь я знал причину, по которой он советовал держать такие воспоминания подальше. Когда тебе четырнадцать, и ты перерезаешь горло мужчине двадцати трех лет, то кажется, что это поединок равных. Но много лет спустя, оглянувшись назад, взрослый человек увидит юнца, убивающего другого юнца, по глупости напившегося в неправильной таверне и бредущего домой по темному переулку. И я сказал себе, что эти мысли не могут повлиять на ту точность, с которой я буду действовать сейчас. Я надел капюшон, велел лошади оставаться на месте и ждать и крепко привязал кружевные рукава к предплечьям, напоминая себе, что работа убийцы - то, в чем я действительно преуспел. Как сказал Шут – в этом я был хорош.

Я не пошел напрямик по следу, оставленному девочкой на лошади, а двинулся чуть в стороне через рощицу, держа продавленный, забрызганный красным след в поле зрения. Я позволял своему разуму концентрироваться лишь на том, что видел. Девочка была частью той силы, что забрала Пчелку. Их с лошадью, скорее всего, подстрелили, когда они в спешке пытались сбежать. Это было достаточно давно, раз тела уже успели окоченеть. Сердце слегка затрепетало. На одного меньше убивать, на одного меньше сражаться. Возможно, стража Рингхилла уже разобралась с калсидийцами. Тишина, царящая в лесу, говорила о том, что битва позади. Вероятно, Пчелка и Шайн уже в безопасности. Сейчас я сожалел о том, что принял эльфовую кору. Что-то могло произойти, и Дьютифул узнал бы об этом через Скилл или от почтовой птицы. Если бы я не заглушил Скилл, то тоже знал бы обо всем. Я перехитрил самого себя. Теперь оставалось только одно – идти по кровавому следу. Я нахмурился, подумав, что животное со стрелой в легком не могло уйти далеко. Значит, все случилось где-то рядом. Тишина вокруг говорила о том, что либо битва завершилась, и все бойцы покинули место сражения, либо происходило что-то очень странное.

Что ж, предупрежден - значит вооружен. Я двинулся дальше, перемещаясь рывками и время от времени слегка меняя направление. Лучше всего глаз замечает движение, которое повторяется. Я снова тихо шагнул, остановился, принюхиваясь в поисках запаха дыма или лагеря. Невдалеке послышалось карканье вороны. Потом я увидел ее, низко летящую через лес. Мотли почти сразу заметила меня и уселась на ветку над головой. Я горячо понадеялся, что она не выдаст мои перемещения вдоль следа лошади.

Я слышал, как ветер мягко шевелил ветви деревьев, слышал слетавший с них снег и отдаленные трели птиц. А потом обычная тишина зимнего леса сменилась шумными птичьими криками - хриплым карканьем спугнутого ворона и галдежом ворон. Моя собственная ворона тут же приземлилась на мое плечо, мягко, будто друг коснулся рукой.

- Красный снег, - сказала она опять. - Очень плохо.

Я был практически уверен - что именно найду там, но не терял осторожности. Медленно я шел дальше, пересекая следы других лошадей. Они истоптали весь снег, извиваясь между деревьями, в некоторых местах был сломан кустарник. По крайней мере, одна из лошадей истекала кровью. Я не отвлекся на это. Первоочередной задачей было найти место, откуда они разбегались. Я осторожно   кружил по лесу.

Наконец, остановился, подобравшись к краю того, что когда-то было лагерем, и внимательно осмотрелся, прежде чем идти дальше. Первым делом я изучил взглядом упавшие палатки, обгоревшие в огне. Здесь были и тела, некоторые в солдатской форме, некоторые в белых мехах. Стая ворон и три крупных ворона, прилетевшие очистить кости, уничтожили все различия между ними. Лисица, занятая делом, посмотрела на меня, решила, что я не помешаю, и вернулась к руке человека, пытаясь добраться до мясистого предплечья. Две вороны, клевавшие живот трупа, разразились бурным карканьем, оспаривая с лисой право на еду. Мягкие ткани на лице человека уже были обглоданы. Холод милостиво сохранил трупы, уберегая меня от запаха разложения. Я рассудил, что миновал как минимум день со времени бойни.

Маловероятно, что это сделала стража Рингхилла.  Они сожгли бы тела по окончании битвы. Кто тогда? Ох, Пчелка...

Медленно шагая с вороной на плече, я обошел лагерь. Трое саней, неуместно витиеватых и искусно украшенных, были брошены. Мороз покрыл инеем их красные бока. Я считал тела: четверо в белом, пятеро. Шестеро солдат, семеро, восемь солдат, шестеро Белых. Разочарование охватило меня – я хотел убить их сам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});