Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже

девятого года. Маргарет Поль — Йозефом Геббельсом, Аполлоном, семнадцатого апреля тридцать девятого. Лени Лоренц — Рудольфом Гессом, он же Янус, четвертого мая, и Грета Филиц — Генрихом Гиммлером, богом ада, шестого мая…

— Женщины были в курсе?

— Нет. Они верили, что их оплодотворил Курт Штайнхофф. Они так никогда и не узнали, что стали нашими избранными, нашими сужеными… Теми, благодаря кому Тысячелетний рейх выживет во всем своем величии.

Бивену нужны были факты, только факты.

— Их усыпляли?

— Нет, но, повторяю, все происходило в абсолютной темноте.

Он задал последний вопрос, предчувствуя, каким будет ответ:

— А Магда Заморски?

— Магда была самой красивой. Она была нашей Европой, принцессой, на которую обратил свой взор царь богов, единственной, кто достоин носить его священное потомство… Наш фюрер оплодотворил ее десятого июня тридцать девятого года. Это останется исторической датой. Такова ирония истории: наша самая прекрасная суженая, та, которой мы доверили самую благородную из миссий, — именно она нас и предала.

Бивен за время расследования научился использовать воображение, набрасывать сценарии, экстраполировать. Но на этот раз его способностей к абстрактному мышлению не хватило. Все, что он смог добавить, было:

— Ты нам сказал, что их пятнадцать, этих Reichsleiter…

— Мы начали нашу операцию с пятью главными действующими лицами Олимпа, с главными богами…

Внезапно в разговор вмешался Симон:

— Это ты придумал весь проект?

— На сто процентов Менгерхаузен! — хихикнул медик. — Помню, как однажды вечером в декабре тридцать восьмого, в резиденции Бергхоф, в Оберзальцберге, я предложил этот план фюреру. Остальные Rechsleiter, именно те, кого я назвал, тоже там были. Геббельс и Гиммлер сразу воодушевились. Гесс ничего не понял, а Борман позволил себе сальную шутку в адрес своей жены, которая поощряла его измены…

— А… Гитлер?

Профессор состроил двусмысленную гримасу, полудосадливую, полулукавую.

— Нашего фюрера эта тема всегда немного смущала. Злые языки даже утверждали, что Ева Браун всего лишь ширма, скрывающая… — Он засмеялся. — Так вот, самое интересное, что скрывать-то было нечего!

— Но он согласился переспать с Магдой Заморски.

— Да, он понял всю необходимость подобного проекта. Нацистские боги должны породить свое потомство. Наследников, чья красота и ум будут превосходить все, что нам знакомо. Наш фюрер уже обратил внимание на польку во время одного из собраний Адлонских Дам. Как Юпитер был очарован Европой, так и он попал под ее чары…

За его последними словами последовало скептическое молчание. Сложно переварить историю о великой любви с первого взгляда в недрах Черного ордена.

Менгерхаузен, очевидно, почувствовал, что его аудитория в сомнениях.

— Только не заблуждайтесь, — предупредил он, повышая голос. — Боги рейха давно миновали стадию любви и прочих сантиментов. У большинства из них есть жены, дети, да, и даже любовные истории, но все это пережитки человеческого, мелочного. Ничего общего с Tausendjähriges Reich![191] — Он театрально взмахнул своей трубкой. — Таково веление нашего рейха: следует обеспечить исключительное потомство, рожденное от союза гения и красоты, вдохновения и арийского совершенства! Вспомните слова Гесса: «Национал-социализм есть лишь проведение в жизнь законов биологии». Чтобы управлять будущим, следует строго придерживаться фундаментальных принципов расы!

Минна задала еще один вопрос — по сравнению с ее спокойным тоном экзальтация рыжего выглядела комичной:

— Что произошло бы после родов?

— Мы обеспечили бы этим детям исключительные условия. Воспитание, достойное королевской крови, в полном соответствии с ценностями рейха. Мы…

— А теперь?.. — прервал его Бивен. — Адлонские Дамы мертвы, эмбрионы украдены, ваш проект пошел прахом, и повсюду свирепствует война…

Эти несколько слов, казалось, побили Менгерхаузена на его собственном поле. Он опустил голову на манер бычка, признающего свое поражение, и двинулся в обход письменного стола.

По непонятной причине он нежно погладил одну из банок с какой-то органической материей.

— Мы все начнем заново…

Бивена посетило озарение. Указывая на стеклянные сосуды, он пробормотал:

— Это же…

— Эмбрионы? Ну конечно. Священные останки. Краеугольные камни археологии нашего рейха.

— Как ты их заполучил? У Магды?

— Магда Заморски не имеет к этому никакого отношения. Как она смогла бы украсть эмбрионы? Она не сумела бы найти легкое в грудной клетке. Нет, всякий раз Кёниг, судмедэксперт, предупреждал меня, и это я приходил и оперировал бедных женщин еще до вскрытия… Мы должны были сохранить эти бесценные останки священного потомства.

Долгие недели они искали похитителя зародышей, человека, обладающего хирургическими познаниями. На самом деле преступление совершалось в два этапа. Вспарывание живота как знак мести — дело рук Магды. Тщательное и терпеливое хирургическое вмешательство — дело рук Менгерхаузена.

Трое незваных гостей невольно отступили. Абсурдность ситуации переходила все границы. В этом лагере ужасов человек на вершине заснеженного холма любовно хранил зародыши, которых вынашивали несколько недель, в то время как разрушались сотни тысяч жизней.

Бивен сунул руку под кожаный плащ: этот апогей безумия показался ему идеальным моментом, чтобы со всем покончить.

151

Минна фон Хассель была убеждена, что мощь безумия не знает пределов. Оно черпает свою силу в человеческом сознании, которое само по себе безгранично. По этой причине ей нравился подобный эпилог. Нацистский бред в его ничем не замутненной чистоте, который ошеломлял до самого последнего момента.

Однако она по-прежнему не чувствовала полного удовлетворения. Вопросы. Связи. Детали. Ей не хватало окончательной ясности.

— Как Магда Заморски узнала правду?

— Представления не имею. Соитие происходило в полной темноте. — Он хихикнул. — Может, это усы нашего фюрера зародили в ней сомнения…

Симон взял слово:

— Вы следили за нами на протяжении всего следствия?

— Это расследование само по себе создавало принципиальную проблему: нужно было найти убийцу, не раскрывая природы его мотивов. Мы должны были всячески подстегивать следователей, в то же время их придерживая. В сущности, все, кто соприкасался с этим делом, были обречены…

— Как Макс Винер? — вмешался Бивен.

— Отличный полицейский. Даже немного слишком. Ему пришла в голову мысль допросить прислугу Сюзанны и Маргарет, и он обнаружил, что обе были беременны. Потом он начал рыскать вокруг «Лебенсборн»… Пришлось остановить его, пока не стало слишком поздно…

— А мы? — вступила Минна. — Какая судьба ждала нас?

— Мы предполагали убрать вас, но питали надежду, что вы что-нибудь найдете. После Штайнхоффа мы решили, что пора с этим заканчивать. А потом заметили, что вы упорствуете и продолжаете расследование. Среди цыган? Еще абсурднее, чем все остальное, но в конце-то концов…

— А зачем понадобился этот спектакль в «Лебенсборн»?

— Я хотел преподать тебе урок, в то же время убедив, что именно Штайнхофф и был нашим производителем.

Симон перехватил эстафету:

— И ты же посылал этих женщин в мой кабинет?

— Следовало запутать следы. Мы