Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Такое обстоятельство, конечно, могло быть названо чудеснымъ во многихъ отношеніяхъ; однакожъ, м-ръ Винкель, горѣвшій нетерпѣніемъ слышать дальнѣйшія подробности, не выразилъ ни малѣйшаго удивленія. М-ръ Бенъ Алленъ выронилъ одну или двѣ слезы и сказалъ съ сокрушеніемъ сердечнымъ, что, несмотря на его почтеніе, преданность и даже благоговѣніе къ превосходнѣйшему другу, легкомысленная Арабелла, по какой-то непостижимой причинѣ, обнаруживаетъ рѣшительную антипатію къ особѣ доктора Бобъ-Сойера.

— И думать надобно, — сказалъ въ заключеніе м-ръ Бенъ Алленъ, — что тутъ завелась давнишняя любовная страстишка.

— И вы не подозрѣваете, кто долженъ быть предметомъ этой страсти? — спросилъ м-ръ Винкель съ великимъ страхомъ.

М-ръ Бенъ Алленъ схватилъ кочергу, замахалъ ею воинственнымъ образомъ надъ своей головой, поразилъ страшнѣйшимъ ударомъ воображаемый черепъ и сказалъ въ заключеніе съ энергическимъ эффектомъ, что ему только бы узнать этого человѣка и… и больше ничего.

— Я бы показалъ ему, что я о немъ думаю, — сказалъ м-ръ Бенъ Алленъ.

И кочерга опять взвилась надъ его головой съ такимъ же неистовствомъ, какъ прежде.

Все это услаждало чувства м-ра Винкеля до такой степени, что въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ онъ не могъ проговорить ни одного слова. Собравшись, наконецъ, съ духомъ, онъ спросилъ, не въ Кентѣ-ли была теперь миссъ Алленъ.

— Нѣтъ, нѣтъ — сказалъ м-ръ Бенъ Алленъ, бросая кочергу и устремивъ на своего собесѣдника хитрый взглядъ. — Я разсчиталъ, что хуторъ старика Уардля не годится для такой взбалмошной дѣвчонки, какъ моя сестра, и поэтому, — надобно вамъ замѣтить, Винкель, что по смерти нашихъ родителей я остался единственнымъ защитникомъ и опекуномъ Арабеллы, — поэтому я переслалъ ее въ эту сторону, въ глухое, скрытное и скучное мѣстечко, подъ надзоръ старой тетки. Это, авось, вывѣтритъ глупые мысли изъ ея головенки… Ну, a если не вывѣтритъ, мы отвеземъ ее за границу и посмотримъ, что будетъ.

— Выходитъ, стало-быть, что тетка ея въ Бристолѣ? — спросилъ заикаясь м-ръ Винкель.

— Нѣтъ, нѣтъ, не въ Бристолѣ,- отвѣчалъ м-ръ Бенъ Алленъ, прищуривая однимъ глазомъ и подергивая большимъ пальцемъ черезъ свое плечо;- тамъ вонъ она… вонъ тамъ. Однакожъ, надо помалчивать насчетъ этихъ вещей. Идетъ Робертъ. Ни слова, любезный другъ, ни полслова.

Этотъ разговоръ, при всей краткости, возбудилъ въ душѣ м-ра Винкеля высшую степень безпокойства и тревоги. Давнишняя любовная страстишка врѣзалась острымъ кинжаломъ въ его сердце. Кто былъ предметомъ этой страсти? Онъ или не онъ; вотъ вопросъ. Былъ-ли y него какой-нибудь соперникъ, или прекрасная Арабелла изъ-за него самого презираетъ этого весельчака, Роберта Сойера? Онъ рѣшился увидѣть ее во что бы ни стало; но здѣсь представилось само собою чрезвычайно важное и, можетъ быть, непобѣдимое затрудненіе. Гдѣ и какъ отыскать миссъ Арабеллу? Слова ея брата: "тамъ вонъ она — вонъ тамъ", заключали въ себѣ довольно неопредѣленный смыслъ, и м-ръ Винкель недоумѣвалъ, живетъ-ли миссъ Алленъ въ трехъ миляхъ отъ Бристоля, или въ тридцати, или, можетъ быть, въ трехстахъ.

Но ему нельзя было въ настоящую минуту предаться глубокомысленному размышленію о своей любви, потому что возвращеніе. Роберта сопровождалось прибытіемъ изъ трактира огромнаго пирога съ начинкой, и м-ръ Винкель, по настоятельному требованію хозяина, долженъ былъ принять участіе въ его холостой трапезѣ. Наемная старушка, принявшая должность временной ключницы, накрыла на столъ, и когда, послѣ предварительныхъ переговоровъ, заняли ножикъ съ вилкой y матери мальчика въ сѣрой ливреѣ (потому что хозяйственные припасы м-ра Сойера были еще покамѣстъ довольно ограничены), пріятели сѣли обѣдать, при чемъ каждый изъ нихъ, для вящаго удобства, долженъ былъ потягивать шотландское пиво прямо изъ горлышка бутылки.

Послѣ обѣда м-ръ Бобъ Сойеръ приказалъ принести изъ аптеки большую мѣдную ступку и принялся собственными руками составлять пуншъ изъ рома съ лимономъ, мушкатными орѣхами и другими довольно многосложными спеціями, которыя можно было назвать не иначе, какъ по латыни. М-ръ Сойеръ, какъ холостякъ, держалъ во всемъ домѣ только одинъ стаканъ, предоставленный теперь въ распоряженіе м-ра Винкеля, какъ дорогого гостя; Бенъ Алленъ долженъ былъ употребить для себя воронку, заткнувъ напередъ пробочкой ея узкій конецъ, a м-ръ Сойеръ ограничился однимъ изъ тѣхъ хрустальныхъ сосудовъ съ кабалистическими надписями, которыми ученые химики измѣряютъ жидкіе медикаменты при составленіи рецептовъ. Когда эти предварительныя распоряженія были приведены къ концу, друзья попробовали пуншъ и нашли его превосходнымъ. Было рѣшено, что, пока м-ръ Винкель пьетъ одинъ стаканъ, Бенъ Алленъ и Бобъ Сойеръ возобновляютъ свои порціи по два раза, такъ какъ ихъ сосуды были слишкомъ малы по объему. Послѣ этого условія, дружескій пиръ между ними получилъ самый веселый характеръ.

Никто однакожъ не пѣлъ, потому что м-ръ Бобъ Сойеръ считалъ пѣніе несообразнымъ съ профессіей ученаго джентльмена; но, награждая себя за это лишеніе, они говорили и смѣялись вдоволь, такъ что, вѣроятно, ихъ можно было слышать на противоположномъ концѣ улицы. Эта шумная бесѣда значительно сократила скучные часы для служившаго y доктора мальчика, который, вмѣсто того чтобъ посвящать вечернее время своему обыкновенному занятію: писать и стирать свое имя на конторкѣ, заглядывалъ безпрестанно въ стеклянную дверь, улыбался, слушалъ и дѣлалъ изподтишка превеселыя гримасы.

Уже веселость Боба Сойера достигла степени яростнаго восторга, грусть Бена Аллена превратилась въ тоскливое расположеніе духа, и пуншъ почти весь исчезъ изъ аптекарской ступки, какъ вдругъ мальчишка вбѣжалъ въ комнату и доложилъ, что какая-то молодая женщина пришла звать доктора Сойера къ больному, жившему черезъ двѣ улицы отъ его аптеки. Это положило конецъ веселой пирушкѣ. М-ръ Бобъ Сойеръ, заставивъ повторить приглашеніе разъ двадцать, окатилъ свою голову холодною водою, чтобы придать себѣ по-возможности строгій видъ, надѣлъ зеленые очки и вышелъ со двора. Послѣ его ухода м-ръ Бенъ Алленъ впалъ въ отчаянную тоску и утратилъ всякую способность продолжать какую бы то ни было бесѣду. Не надѣясь добиться отъ него интересныхъ объясненій, м-ръ Винкель взялъ шляпу, раскланялся и ушелъ въ гостиницу "Зеленаго куста".

Душевное безпокойство и многочисленныя размышленія, пробужденныя воспоминаніями о прекрасной Арабеллѣ, были причиною того, что пуншъ, выпитый въ значительномъ количествѣ, не произвелъ обычнаго вліянія на потрясенный организмъ м-ра Винкеля. Въ буфетѣ "Зеленаго куста" онъ выпилъ содовой воды и отправился въ общую залу, взволнованный приключеніями этого дня.

Здѣсь передъ каминомъ сидѣлъ высокій джентльменъ въ сюртукѣ и ботфортахъ. Больше никого не было въ общей залѣ. Вечеръ былъ довольно холоденъ для этого времени года, и джентльменъ отодвинулъ свой стулъ отъ камина, чтобъ дать мѣсто новому пришельцу. Каково было удивленіе м-ра Винкеля, когда онъ вдругъ увидѣлъ передъ собою лицо мстительнаго и кровожаднаго Даулера!

Первымъ движеніемъ злосчастнаго пикквикиста было ухватиться за сонетку; но, къ несчастью, сонетка была за головою м-ра Даулера. Онъ торопливо отодвинулся назадъ, воображая, что стремительное движеніе молодого человѣка не предвѣщало ничего добраго.

— М-ръ Винкель, сэръ, будьте спокойны. Не бейте меня. Я не перенесу этого, не стерплю, сэръ. Какъ! Поразить меня ударомъ! Нѣтъ, сэръ, этого вамъ не удастся, — говорилъ Даулеръ, бросая на молодого человѣка такіе взоры, въ которыхъ, сверхъ чаянія, никакъ нельзя было замѣтить особенной свирѣпости.

— Что вы говорите? — пролепеталъ м-ръ Винкель.

— Да, сэръ, я знаю, что говорю, — отвѣчалъ Даулеръ, — успокойтесь, сэръ. Садитесь, м-ръ Винкель. Выслушайте меня, сэръ.

— Сэръ, — началъ м-ръ Винкель, охваченный дрожью съ головы до ногъ, — прежде чѣмъ я соглашусь сѣсть подлѣ васъ или передъ вами безъ всякаго посторонняго свидѣтеля, я долженъ напередъ выслушать ваши предварительныя объясненія. Вы, сэръ, употребили противъ меня такую угрозу… такую страшную угрозу, что… что…

М-ръ Винкель поблѣднѣлъ и остановился.

— Да, сэръ, — сказалъ Даулеръ, блѣдный почти такъ же, какъ его собесѣдникъ, — обстоятельства, согласитесь сами, были очень подозрительны. Теперь все объяснилось. Я уважаю вашу храбрость. Вы поступили благородно. Виноватъ одинъ я. Вотъ вамъ моя рука. Хватайте. Жмите.

— Однакожь, сэръ, — сказалъ м-ръ Винкель, недоумѣвая взять, или нѣтъ, руку своего соперника, который, легко можетъ статься, хотѣлъ употребить противъ него какую-нибудь хитрость, — однакожъ, сэръ, я…

— Я знаю, что вы хотите сказать, — перебилъ Даулеръ, — вы чувствуете себя оскорбленнымъ. Очень натурально. Я виноватъ. Прошу извинить меня. Будемъ друзьями. Простите меня.