Казанова - Ёжи Журек

Лучше и придумать было нельзя. Казанова шел по усыпанной гравием дорожке, а над ним поминутно вспыхивали яркие звезды, елочки, короны и амурчики. Небеса и впрямь сегодня благосклонны к нему — фейерверк начался как по заказу. Придав лицу выражение благородной решимости, Джакомо направился к группе дам, возле которых суетилось особенно много слуг. Он догадался, что одна из них — хозяйка, графиня Раевская. Скрюченная размалеванная старушонка в розовом платье? Остроносое чучело с огромным коком на голове? А может, рыхлая толстуха с выглядывающим из глубокого выреза зобом?

Однако нет — к счастью, нет. Графиня была еще молодой женщиной с чувственным ртом и высокой грудью. Казанова отлично понимал, сколь важно сразу произвести хорошее впечатление, но, чтобы перекричать возбужденный гомон, заговорить вынужден был громче, чем ему хотелось. Графиня позволит извиниться за вторжение и представиться? Граф де Сенгальт, прибыл прямо из Петербурга, куда его привели дела государственного значения… собственно, прежде всего следовало бы объяснить любезной хозяйке, каким образом он тут очутился…

Графиня глянула на него рассеянно и засмеялась, увидев, как две одинаковые легавые свалились в пруд в погоне за догорающим фантомом.

— Считайте себя нашим гостем, граф.

И ни слова больше, ни взгляда. Будет сложнее, чем ему представлялось. Чертов фейерверк. Не слышно, что говорят, не видно, к кому обращаются. Заколебался было, но быстро преодолел растерянность, не смешался с толпой гостей.

— Граф Орлов[9] говорил мне о вас…

— Вы знаете графа Орлова? — Старушка в розовом платье, как курочка, повернула к нему голову. Ответить он не успел: вмешалась графиня:

— Вам не кажется, что наша жизнь подобна потешным огням — длится один краткий миг и гаснет, не позволив собою насытиться?

На сей раз во взгляде хозяйки сверкнула искорка интереса к его персоне, а возможно, и обещание. Это вселяло надежду. Джакомо шагнул вперед, чтобы получше рассмотреть графиню. Груди наверняка уже обвисли, подумал, а вслух произнес:

— Верная мысль и прекрасные слова, графиня. Хотя и печальные.

Не забыл улыбнуться старушке:

— Разумеется, я отлично знаю графа Орлова.

Графиня внезапно рассмеялась, повернулась на каблуках и, ничего не сказав, поплыла по площадке перед дворцом, увлекая всех за собой. Казанова на секунду остался один — с улыбкой, застывшей на лице, и графом Орловым — на устах.

— Убить короля? — Джакомо отшвырнул шпагу, клинок с треском воткнулся в деревянный пол. — Никогда. И не пытайтесь меня уговорить.

Он взмок от пота и возмущения. Стоявший в непринужденной позе у столба, подпирающего потолок зала для фехтования, Орлов деланно засмеялся:

— А кто вас уговаривает? Я сказал: обезвредить, а не убить. Это разные вещи.

— Вы сказали — убить, граф.

Орлов поморщился — возможно, заметил, что столб, к которому он прислонился, почернел от грязных и потных спин многих поколений мужчин, обучавшихся здесь фехтовальному искусству.

— Быть может. Мой французский иногда меня подводит. Обезвредить — вот наиболее подходящее слово. Подтолкнуть в нашу сторону, воззвать к здравому смыслу или даже… кто знает… поучить уму-разуму; да, это еще точнее. Какой смысл покушаться на жизнь человека, с которым мы еще недавно превосходно понимали друг друга, которому помогли на выборах взамен за некие, между нами говоря, вполне определенные обещания. А теперь он начал о них забывать. Понятно, первые годы правления, упоение властью — всякий возомнит, что мир у его ног, что любые мечты осуществимы, что враг слаб, а друзья снисходительны. Годик мы подождали, и хватит. Надо напомнить господину Телку, кто он и скольким нам обязан. — Граф приблизился к задыхающемуся от гнева Казанове. — Надеемся, вам об этом напоминать не придется.

Создатель, из чего ты сотворил таких людей — из клыков, когтей, рогов?

— Императрица об этом знает?

Граф язвительно усмехнулся, словно угадал его мысли.

— Не будьте ребенком. В противном случае я бы не стал делиться с вами секретами как-никак государственной важности. И не портите пол — на содержание этого зала казна тратит немало денег.

Джакомо нагнулся, но Орлов его опередил, ловко схватил шпагу, засучив рукава.

— Поглядим, чему вас здесь научили.

Казанова взял другую шпагу у приземистого учителя, скромно дожидающегося в углу окончания беседы, встал в позицию.

Схватка была короткой. Применив освоенный несколько дней назад прием, Джакомо открыл левый бок, а когда Орлов попался на удочку, без труда сунул шпагу ему под мышку. Если б он захотел — если бы захотел и вдобавок был самоубийцей, — ему бы ничего не стоило прикончить противника, насадить на острие, как мотылька на булавку. Граф это тоже понял. Слегка побледнел, но улыбаться не перестал.

— Недурно, весьма недурно.

Джакомо отступил, однако шпаги из руки не выпустил. Чего-то он еще недопонимал.

— Что от меня требуется?

Граф Орлов уже успел овладеть собой, тем более что за спиной Казановы стоял коротышка учитель. Не сомневаясь в эффекте, снял перчатку и хлестнул Джакомо по лицу.

— Живым добраться до Варшавы.

На задах дворца были расставлены столы, ломившиеся от яств и напитков. Сервировка поражала изысканностью. Тончайший фарфор, английское серебро, вилки и ножи возле тарелок. Такого богатства и светского лоска Казанова здесь увидеть не ожидал — даже загляделся невольно, забыв о графине. Впрочем, слишком усердно навязывать ей своё общество было бы опрометчиво: пусть сама проявит к нему интерес. И Джакомо занял место в дальнем конце стола. Слева сидел курносый подросток, справа — увы! — дряхлая старушонка, по сравнению с которой та, в розовом платье, казалась олицетворением молодости. Его соседи, вероятно, состояли в отдаленном родстве с хозяйкой — слишком отдаленном, чтобы оказаться полезными, — но выбирать не приходилось, и Джакомо пустил в ход свои чары.

— Один мой парижский приятель, врач, — разглагольствовал он, не выпуская из рук изрядного куска косульего окорока, — ветеринарный врач, а стало быть, человек в данной материи весьма сведущий, утверждает, что животные обладают невероятной биологической силой, которой их наделила сама природа. Это особого рода магнетизм, действующий на расстоянии в несколько метров. Его можно ощутить простым прикосновением. Тепло-холодно. Чем теплее зверь, тем больше в нем этой силы, то есть жизни. Правда, из всякого правила есть исключения.

Откусил кусочек: мясо было превосходно прожарено, приятно пахло дымом костра.

— Вот эта косуля, например, до сих пор теплая, хотя жизни в ней, пожалуй, уже не осталось.

Никто ни улыбкой, ни словом не отозвался на шутку. Ну и пускай, из кожи вон лезть он не станет. Зато вдоволь поест настоящего мяса вместо вонючей падали, которой его до сих пор потчевали в паршивых придорожных корчмах. И послушает звуки человеческих голосов, шелест светской беседы вместо грубой солдатской брани. И отдохнет под музыку еврейского оркестра от надоедливого скрипа конской упряжи.

Ну и выпьет хорошего вина вместо сатанинской мочи, которую эти варвары называют водкой. Здесь, в гостеприимном, веселом и уютном уголке, все пережитое за последние месяцы и даже дни кажется лишь кошмарным наваждением, а все эти Куцы, Астафьевы, Орловы — ночными мороками, которых ничего не стоит прогнать одним взмахом руки с зажатым в пальцах куском мяса.

Внезапно Джакомо почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Незаметно, со сноровкой привыкшей к преследованию дичи, огляделся. С другого конца стола ему заговорщически улыбался русский офицер, накануне руководивший захватом корчмы. Казанова мгновенно вернулся на землю. Не время витать в облаках. Сейчас нельзя расслабляться.

— Что самое интересное, — еще раз попробовал он привлечь внимание соседей, — что самое интересное, подобной магнетической силой обладаем и мы, люди, хотя не подозреваем об этом. Но я готов доказать, что с ее помощью можно переносить горы. При желании, разумеется. Что бы вы сказали, если бы я сейчас выпустил из рук этот кусок благородного косульего мяса, а он, как ни в чем не бывало, остался висеть в воздухе?

И театральным жестом поднял левую руку, словно собирался исполнить свое обещание, но зрители остались, на удивление, безразличными. Подросток поглядывал на него с некоторым испугом, старушка увлеченно облизывала косточки. Джакомо громко кашлянул, однако она даже не шелохнулась. Еще громче — никакого впечатления. Наклонился к мальчику:

— Она глухая?

Тот не ответил, только робко пошевелил губами.

— Не слышит?

Мальчик снова беззвучно произнес какую-то фразу и наконец решился:

— Простите, я не понимаю по-французски.