Экономические и социальные проблемы России № 2 / 2011 - Сергей Костяев

На протяжении XX в. количество неправительственных организаций росло экспоненциально: со 179 в 1909 г. до более чем 24 тыс. в 2000 г. [Френч, 2002, c. 199]. Экологическая проблематика стала при этом не просто одной из новых сфер деятельности НПО. Политизация экологических проблем, признание их транснационального характера открыли новую эпоху в истории неправительственных организаций. Более того, сам процесс становления глобального гражданского общества оказался самым тесным образом связан с бурным ростом численности экологически ориентированных НПО в последней трети XX в. Его ярко выраженный транснациональный характер служил своеобразным проявлением «глобализации снизу». На рубеже 1980–1990-х годов Дж. Розенау характеризовал происшедшие перемены как «бифуркацию, в которой государствоцентричная система отныне сосуществует с не менее мощной, хотя и более децентрализованной, многоцентричной системой» взаимодействия «свободных от суверенитета акторов» [Rosenau, 1990, p. 11]. Наряду с ТНК ведущую роль в этой системе стали играть международные неправительственные организации, фактически взявшие на себя представительство интересов гражданского общества поверх границ отдельных национальных государств.

Неправительственные организации играют исключительно важную роль в формировании и эволюции эколого-политических дискурсов [см.: Ефременко, 2006]. Многочисленные экологические НПО можно сравнить с питательным бульоном, в котором вызревают инновационные идеи и подходы к экологической политике. Но некоторые экологические НПО осознанно ставят в центр своей активности воздействие на нормы, ценности, дискурсивные стратегии, паттерны восприятия, связанные с отношениями человека и природы. К числу таких НПО относится и Гринпис. Для активистов Гринпис одним из основных способов достижения этих целей является наглядная демонстрация протеста против экологических злоупотреблений. Ставка делается на визуализацию, когда организованная гринписовцами акция ненасильственного протеста может быть максимально эффектно преподнесена мировыми средствами массовой информации. По сути дела, массмедиа многократно усиливают эффект действий активистов Гринпис, который без «медийного покрытия» мог бы оставаться практически нулевым. Когда активисты Гринпис взбираются на борт китобойного судна, проникают в зону проведения ядерного испытания или преграждают путь составу с радиоактивными отходами, главным героем, без которого эти акции просто не состоялись бы, является видеокамера. Именно тесное взаимодействие с медийными акторами способствовало росту как популярности, так и бюджета Гринпис. Вместе с тем обеспеченные Гринпис визуальные эффекты в самом деле способствовали изменению отношения широких слоев общественности разных стран к таким проблемам, как промысел китов или запрет ядерных испытаний. Кроме того, Гринпис не ограничивается такого рода активностью, но реализует собственные программы научных исследований и экологического образования, развивает собственную, альтернативную официальным источникам, базу экологической информации, использует механизмы лоббирования на национальном и международном уровнях.

Впрочем, деятельность Гринпис – это особый случай. Рутинная деятельность тысяч других национальных и международных экологических организаций заключается в наблюдении, лоббировании, многочисленных контактах с прессой, организации альтернативных слушаний с участием экспертов, налаживании взаимодействия друг с другом и т.д. Но именно в этой рутине происходит формирование и укрепление экологически ориентированных сетей гражданского общества «поверх, вокруг и внутри государств» [Haas, Keohane, Levy, 1993, p. 24].

Активность НПО оказывает существенное влияние и на научное сообщество, поскольку многие организации выступают инициаторами и спонсорами научных исследований, результаты которых нередко становятся альтернативой тем выводам и предложениям, которые высказываются правительственными экспертами или учеными, занимающими официальные посты в межправительственных организациях. Тем самым удается исключить или минимизировать монополизацию экспертизы, побудить политические инстанции к расширению когнитивного и информационного базиса принятия решений. Многие авторитетные исследовательские институты (например, Институт мировых ресурсов – Worldwatch Institute и др.) имеют статус неправительственных организаций. Кроме того, ряд НПО благодаря собственным программам научных исследований и экспертных оценок получают возможность аргументировать свою позицию, если она расходится с позицией национальных правительств или международных организаций. Еще большее количество НПО, даже если они не имеют собственных исследовательских программ, выступают в качестве каналов альтернативной информации, мобилизуют общественное мнение, осуществляют представительство интересов групп, ранее не имевших никакой возможности влиять на процесс принятия решений.

Научное знание, которое появляется в результате такого взаимодействия ученых и гражданского общества, отличается не только междисциплинарностью, являющейся следствием комплексного характера исследуемой проблемы, но и трансдисциплинарностью, отражающей социальный контекст ее возможного решения. Коммуникация экологического риска, в которой представители науки по-прежнему играют важнейшую роль, облегчается формированием сетей гражданского общества. Имея в виду участие представителей науки в этом процессе, можно также говорить о возникновении сетей гибридных, или эпистемических, сообществ. Механизм действия таких сообществ был детально рассмотрен П. Хаасом на примере разработки Средиземноморского плана действий, направленного на контроль и снижение уровня загрязнения Средиземного моря. По оценке Хааса, в условиях неопределенности, когнитивного дефицита и трудностей с восприятием научной информации неспециалистами достижение согласия между несколькими авторитетными экспертами играет решающую роль. Достигнутый консенсус получает мощную поддержку представителей общественных организаций, а также части правительственных чиновников (обычно из природоохранных ведомств), ориентированных на взаимодействие с этими экспертами. Тем самым удается достичь существенного перевеса над потенциальными оппонентами. В этих условиях правительства склоняются к передаче регулирующих полномочий по соответствующей проблеме тем ведомствам, где преобладают представители эпистемического сообщества [Haas, 1990, p. 348].

Вместе с тем существуют и более осторожные оценки роли эпистемических сообществ. Так, Ш. Джасанофф указывает, что активность эпистемических сообществ в ряде случаев способствует радикализации политических конфликтов, поскольку в таких конфликтах точка зрения по крайней мере одной из сторон получает дополнительную научную аргументацию [Jasanoff, 1990]. В то же время привнесение научного дискурса в международные переговоры по экологической проблематике меняет их характер, способствуя отходу от аргументации, основанной исключительно на национальном интересе.

Модель широкого взаимодействия с неправительственными организациями и эпистемическими сообществами была характерной для деятельности Комиссии ООН по устойчивому развитию. Она широко использовалась и при организации переговорного процесса по проблематике биоразнообразия, изменений климата, при подготовке и проведении саммита 2002 г. в Йоханнесбурге, а также была воспринята при организации других многосторонних переговоров в рамках ООН (например, Венская конференция 1993 г. по правам человека, Каирская конференция 1994 г. по проблемам народонаселения, Пекинская конференция 1995 г. по проблемам женщин и т.д.). В этом отношении международные организации и форумы, занимающиеся проблемами окружающей среды, сильно отличаются от таких структур, как ВТО, где исключено участие представителей общественности даже в качестве наблюдателей. Напротив, на переговорах по проблемам глобальной экологической повестки постепенно расширяется практика включения представителей НПО в состав официальных правительственных делегаций (например, на переговорах по изменениям климата эту практику инициировала Дания). Принятие в 1997 г. Орхусской конвенции внесло значительный вклад в формирование юридической основы участия НПО в принятии решений по проблемам окружающей среды в странах Европы (Россия до сих пор воздерживается от ратификации Орхусской конвенции).

Конец ознакомительного фрагмента.