Экономические и социальные проблемы России № 2 / 2011 - Сергей Костяев

Процедурная справедливость заключается в том, что применяемые правительственными органами критерии экспертной оценки, регулирования и принятия решений должны быть недискриминационными и равными для всех. Географическая справедливость означает, что решения должны приниматься с учетом пространственной локализации тех или иных групп населения, их близости к промышленному объекту или территории, использование которых может иметь неблагоприятное экологическое воздействие. Принцип социальной справедливости фокусирует внимание на проявлениях фактической дискриминации по признаку расы, этнической принадлежности, стиля жизни и т.д., которые имеют место в процессе принятия решений по экологической проблематике. Несоответствие этим требованиям позволяет выявить ряд фактов, которые активисты движения за экологическую справедливость характеризуют как скрытый апартеид в таких областях, как городское планирование, индустриальное развитие, землепользование и т.д. Сторонники движения за экологическую справедливость выявляют и обобщают подобные факты в современной практике управления, которые они характеризуют как институциональный расизм [Bullard, 2005, p. 439].

Активисты движения за экологическую справедливость не только выявляют факты дискриминации в отношении аборигенного населения, этнических и расовых меньшинств внутри США, но стремятся показать, что подобная дискриминация проецируется и вовне, по отношению к странам «третьего мира». В частности, это относится к массовому выводу «грязных» производств в страны «третьего мира», экспорту в эти страны разнообразных отходов для переработки или депонирования (в случае радиоактивных отходов объектом такого рода внимания со стороны индустриально развитых стран оказалась и Россия), а также к трансграничным загрязнениям.

Экологическое гражданство

К проблематике взаимосвязи демократии, справедливости и устойчивого развития относится также вопрос об экологическом гражданстве. Эта идея в этическом плане была высказана еще в конце 1940-х годов американским экологом А. Леопольдом, который использовал термин «биотическое гражданство» в контексте позиционирования человека в планетарном сообществе. Согласно А. Леопольду, «этика Земли превращает homo sapiens из покорителя земельного сообщества в простого его члена и гражданина», она означает ограничение свободы действий человека в его борьбе за существование [Леопольд, 1983, c. 200]. Основное препятствие к достижению идеалов этики Земли и биотического гражданства А. Леопольд видел в социальных отношениях и отношениях между обществом и природой, основанных на экономическом интересе.

Дальнейшее развитие идеи экологического гражданства было связано с разграничением с теми типами гражданства, которые обусловлены принадлежностью к национальному государству (либеральное и республиканское). Это расхождение обусловлено глобальным или транснациональным характером экологических проблем – изменений климата, сокращения озонового слоя, кислотных дождей, трансграничного загрязнения и т.д. Проблематика окружающей среды конституирует свое собственное политическое пространство, не столько наднациональное, сколько вненациональное, весьма подвижное в определении границ своей территориальной локализации. Стоит заметить, кстати, что так происходит почти везде, где в постановке политической проблемы активную роль играет наука. Не менее важна роль различных групп, в частности неправительственных организаций, способных конституировать соответствующее политическое пространство и позиционировать себя в нем [Dobson, 2003, p. 85–86].

Основное отличие экологического гражданства от либерального и республиканского заключается в отходе от принципа пространственной целостности. Политическое пространство, которому может быть атрибутировано экологическое гражданство, будет специфическим пространством «экологического следа», отличающимся от национального государства или международного сообщества. «Экологическим следом» называется то «пространство земли (или воды), которое необходимо для неограниченного во времени поддержания жизни определенного населения и его материального стандарта» [Wackernagel, Rees, 1996]. Пока экологическое пространство рассматривается как неограниченное, на него не обращают внимания. Но как только становятся очевидными пределы или ограничения на локальном, региональном или глобальном уровне, экологическое пространство становится дефицитным и невосполнимым, поскольку невосполним нанесенный ему ущерб.

Существует жесткая взаимосвязь между занимаемым экологическим пространством и устойчивостью экосистем. Эта связь заключается в том, что с точки зрения устойчивого развития на экологическое пространство должны накладываться дополнительные ограничения, позволяющие обеспечить соответствие этого населенного пространства критериям устойчивости. Такие ограничения могут быть отнесены к индивидам или группам, что в принципе позволяет определить количество или «квоту» экологического пространства, доступные соответствующим индивидам или группам. Этот подход может быть применен к ограничениям различных ресурсов или выбросов, как, например, в случае с эмиссией парниковых газов. Таким образом, пространство экологического следа – это совсем не обязательно целостное или гомогенное пространство. Например, если говорить о зерновых ресурсах, то зоны их потребления могут находиться на значительном расстоянии от зон производства, но вместе они могут рассматриваться как пространство экологического следа.

Представляется уместным говорить о пространственно-временном измерении экологического гражданства, поскольку одной из его импликаций являются отношения с будущими поколениями. По мнению некоторых аналитиков, такое представление об экологическом гражданстве позволяет достаточно бесконфликтно учесть и «собственные права» природных систем, сохранение которых становится гарантией достойного существования будущих поколений [Norton, 1991, p. 239].

Какие же обязательства могут быть связаны с экологическим гражданством? По мнению Э. Добсона, основное обязательство должно состоять в том, что экологический след не будет оказывать эффекта, расходящегося с характеристиками устойчивого развития [Dobson, 2003, p. 97]. Ориентируясь на терминологию Доклада Брундтланд, можно сказать, что экологическое гражданство отдельного индивида означает, что его экологический след не угрожает и – тем более – не исключает способность других индивидов в настоящем или будущем достигать важных для них целей. Вытекающие из этого обязательства «экстерриториальны», как правило, не связаны с пространственными пределами той или иной политии. Они также асимметричны и не могут являться взаимными обязательствами. Если чей-либо экологический след не соответствует критериям устойчивого развития, то «экологический гражданин» должен в одностороннем порядке стремиться к его ограничению, не требуя от кого-либо симметричных действий.

Мотивацией «экологического гражданина» служит не страх наказания или ущерба и не стремление достичь экономической выгоды или социального статуса, а соображения альтруистического порядка, стремление быть добродетельным по отношению к природе и другим индивидам. Такого рода добродетель совмещается с добродетелями, характерными для либерального и республиканского гражданства. Но в отличие от последних, она основывается на принципе исключения или минимизации экологического ущерба, который, в частности, ориентирует «экологического гражданина» на сдержанность в потреблении и на снижение энергозатрат. Принцип исключения или минимизации экологического ущерба должен действовать и в том случае, когда ущерб наносится окружающей среде в другом государстве: экологическое гражданство здесь, по сути, становится гражданством космополитическим. Впрочем, применительно к межгосударственным отношениям принцип ненасения ущерба был обоснован еще Гуго Гроцием.

В более широком плане добродетель «экологического гражданина» заключается в осознании ответственности за свои решения и действия, исходя из обязательства личного вклада в коллективные усилия по достижению устойчивого развития как общего блага (здесь выявляется связь с республиканским типом гражданства). Важнейшими аспектами этой добродетели являются учет интересов других и открытость дебатам, что характерно для делиберативной демократии (связь с либеральным типом гражданства). Соответственно, необходимой предпосылкой космополитического экологического гражданства выступает наличие демократии на уровне национальных государств.

Глобализация также является фактором, существенно влияющим на дальнейшую интерпретацию экологического гражданства. Дискурс устойчивого развития основывается на рассмотрении экологических и социальных проблем в их взаимосвязи; глобализация еще больше усиливает «размывание границ» экологической проблематики. Глобализация ведет к исчезновению политического внешнего, к тому, что Ю. Хабермас называет «внутренней политикой в масштабах планеты» [Habermas, 1998, p. 39]. Трудность заключается в том, что подавляющее большинство людей ориентируются на паттерны гражданства, связанные с территориально локализованным государством. Формирование глобальной идентичности и, соответственно, нового типа гражданства становится все более важной задачей. По всей видимости, экологическое гражданство может рассматриваться в качестве важного шага к формированию идентичности глобального гражданского общества.