Раб талисмана - Ник Орли

— Понимаю. Есть вещи, на которые нельзя соглашаться ни за что. Просто нельзя и все!

— Именно! Маги тоже вот как дети сущие. Тянутся к могуществу, совершенно не думая о последствиях. И ползут в мир всяческие монстры. Да и боги в своей вражде друг с другом насоздавали себе подручных низкого уровня, которые потом попадают в мир и ко вражде людей между собой добавляют свои возможности. А когда им закрывают свободный путь в мир, маги тянут их к себе могучими заклинаниями.

— Так кто же может закрыть чудовищам путь в мир людей навсегда?!

— Я могу. Ты этого хочешь?

— Да, хочу!

— Закрыть в мир доступ чудовищам из других уровней мироздания?

— Да.

— Подумай. Те чудовища, которые сейчас уже находятся на земле, не смогут быть изгнаны. С ними придется мириться или побеждать их своими силами, потому что никто уже не придет людям на помощь!

— Пусть так! Рано или поздно, люди выбьют всю нечисть нашего мира.

— Подумай. Ты научился открывать пути через небесные сферы, сейчас ты потеряешь это могущество.

— Но перед этим я смогу вернуться на землю?

— Да. Я отправлю тебя назад и только потом закрою доступ на землю из небесных сфер.

— Пусть будет так!

— Подумай! Отказываясь от грядущих бед, ты отказываешься от всех благ, которые боги могли бы дать смертным в будущем.

— Нет таких благ, за которые стоит платить столь непомерную цену!

— Ты прав! Прощай!

Сверкающий всеми цветами радуги вихрь подхватил опешившего киммерийца и понес куда-то с неимоверной быстротой. Мелькали вокруг неясные образы и исчезали в серой пелене, закрывающей все вокруг. И вот Конан оказался на вершине пологого холма, а впереди простиралась широкая равнина. И тянулась по ней грязная дорога к виднеющемуся на горизонте городу. Холодный мелкий дождик сыпался с беспросветно серого неба, а принизывающий ветер принялся старательно продувать киммерийца. Конан поплотнее запахнул плащ и быстрым шагом двинулся к городу.

Ник Орли

Королевское бремя

Конан, король Аквилонии, проснулся с первыми лучами солнца. Просыпаться в такую несусветную рань считалось старыми служителями королевской цитадели совершенно противоестественным для монаршей особы. Но своенравный киммериец не собирался подстраиваться под их привычки. Весь мир просыпается на рассвете, и нет никаких причин человеку выбиваться из естественного ритма жизни. Конан резко откинул роскошное одеяло, встал с широкого королевского ложа и подошел к открытому окну.

Те несколько недель, которые прошли после церемонии коронации, он спал один, и никого не разбудил ранний подъем властителя Аквилонии. На своем богатом жизненном пути варвар никогда не испытывал недостатка в женском внимании и не одна красотка после коротких встреч с ним еще долго потом вспоминала мужскую красоту и силу киммерийца. Но одно дело — естественное влечение мужчины и женщины, и совсем другое — отношения в обществе. Бродяга, искатель приключений легко может оставить женщину и отправиться странствовать дальше, потому что он ничего ей не обещал, и она, пользуясь его щедростью во времена удачи, не может рассчитывать на что-то большее. Король — другое дело. Если он будет пользоваться возможностями государя, чтобы давать своим женщинам деньги или власть, положение в обществе или что-то еще, то найдется множество желающих заработать королевские милости, изображая неземную любовь. Конан не собирался использовать королевскую власть для того, чтобы тупо удовлетворять желания тела ценой опустошения души. Поэтому он воздерживался от случайных связей, надеясь встретить женщину, которая станет ему верной супругой и матерью его детей. Настоящей королевой.

Конан умылся и оделся. Как бы ни пытались старые слуги настаивать на непременном участии в этих процедурах, киммериец отвергал любые обычаи, в которых не видел никакого смысла. Потом он прошел в свой кабинет, сел за стол перед окном и взял стопку пергаментов. Если король не управляет государством, а лишь проводит время в свое удовольствие, то государством будет управлять кто-то другой. И Конану весьма не хотелось когда-нибудь обнаружить, что под его правлением расплодилось бы беззаконие и кто-то его именем пользуется в своих целях. Управление государством оказалось весьма нелегким занятием, и киммериец честно пытался вникнуть во все детали. По его приказу канцлер готовил ему подробные отчеты о поступлении денег в королевскую казну и об их расходе.

— Если Ваше Величество думает, что письменность была изобретена для того, чтобы записывать умные мысли, то это не так, — сказал ему в начале этой работы канцлер Публио. — Долги записывать, вот зачем! Умные мысли передают от учителя к ученику и от поколения к поколению. А вот долги и уплату налогов надо фиксировать и отслеживать. Пусти все на самотек — и казна будет пуста, людишки все по крохам растащат, и нечем будет платить воинам, не на что строить дороги и мосты, крепости и флот. А на слабое государство найдется много желающих пойти войной, ограбить города, взять добычу, оторвать приграничные провинции.

— Это все правильно, — сказал Конан. — Но я хочу знать — сколько Денег уходит на армию, а сколько прикарманивают мои чиновники и сборщики налогов. Я не желаю строить процветание государства ценой нищеты моих подданных!

— Будем строже следить и беспощадно карать нарушителей закона.

— И еще. Я хочу знать, сколько вообще собирается денег в казну и на что они расходуются.

— Хорошо, я подготовлю все необходимые сведения, — ответил канцлер.

Он исполнил обещание, но Конан чувствовал, что ему дают слишком много документов, чтобы уяснить из них четкую картину. Подати с крестьян и торговые пошлины, налог на соль и дорожные сборы, расходы по всем провинциям. Каждая отдельная цифра ничего не значила, а собрать их в систему он был не в состоянии.

Киммериец почувствовал, что ему в первую очередь нужны верные люди, которым он может доверять, и которые поедут во все города и провинции Аквилонии наводить порядок его именем. Но где взять таких людей? Его старые боевые друзья были верными соратниками и веселыми собутыльниками, но доверить им сбор денег в казну было бы несколько опрометчиво. Оставалось использовать тех людей, что были под рукой, но постепенно заставлять их делать не то, к чему они привыкли за всю свою жизнь, а выполнять королевскую волю, как бы это ни было противно их интересам.

Конан отложил просмотренные документы, поднялся из-за стола и потянулся, хрустя суставами. Потом принял бойцовскую стойку и прошел по кабинету, нанося сокрушительные удары воображаемому противнику. Размявшись таким образом, он вышел из кабинета и коротко бросил ожидающему у входа личному слуге по имени Одди: