Раб талисмана - Ник Орли

— Пока почти ничего, — ответил капитан. — Я знаю, что заговорщики ищут возможности привлечь к себе магов Стигии и Шема. Но насколько они преуспели в этом, мне пока не удалось выяснить.

— Что ты предлагаешь? — варвар был сосредоточен и серьезен.

— У меня есть список заговорщиков, — медленно начал Мольес. — Самое благоразумное — схватить их, пока они не сумели получить возможность реализовать свои планы.

— А что с ними делать потом? — взгляд киммерийца стал пронзителен и суров.

Мольес понял, что наступил критический момент. Конан ненавидит магию и вполне готов для того, чтобы согласиться начать истребление своих противников. А это даст в руки начальника стражи абсолютное оружие. Получить из рук Короля право распоряжаться жизнью и имуществом любого человека, — что может быть лучше?! Любой твой враг может быть повержен в полное ничтожество обвинением в покушении на престол. Любой вельможа будет просить как о милости возможности быть полезным карающей деснице правосудия.

— Казнить, — твердо произнес начальник стражи. И, чтобы закрепить свой вывод, начал объяснять королю преимущества такого решения. — Истребление заговорщиков даст отличную возможность запугать врагов и окружить себя верными сторонниками. Имущество их, и немалое имущество, пополнит казну. Для великих свершений понадобится много денег, а среди заговорщиков много богатых людей.

— Выделить долю доносчикам, — тихо подсказал Конан.

— Непременно! Тогда никто не останется в стороне от бдительных взоров окружающих.

— А кто сказал тебе, капитан, что я собираюсь прославить свое царствование великими свершениями? — голос короля был полон холодной ярости. — Что такое великие свершения? Могучая армия, которая сокрушит соседние королевства и создаст великую империю, которая развалится на куски после моей смерти? Это вполне достижимо, но зачем мне это? Или мне прославиться строительством грандиозных сооружений? Вроде пирамид в Кеми? Вбухать в их строительство все силы и средства, надуваясь от гордости как павлин? И ради этого ты предлагаешь мне устроить в Аквилонии беспощадную резню? Казнить людей только за то, что они думают обо мне не то; что мне хотелось бы? И ради этого расплодить доносчиков и лжесвидетелей, которые будут подводить соседей под топор, чтобы получить часть их имущества? Да не будет мое имя покрыто таким позором!

Мольес понял, что допустил серьезную ошибку. Гнев и страх, вспыхнувшие в его душе, не отразились на его лице, но он почувствовал, что покрывается потом. Надо было немедленно исправлять положение. Он почтительно поклонился и, демонстрируя почтительное понимание, вдумчиво произнес:

— Я покорнейше прошу повелителя не гневаться за чрезмерное усердие его слуги. Но я должен буду продолжать следить за заговорщиками, пока не смогу представить на суд доказательства их противоправных действий?

— Именно так! — рявкнул Конан. — Я полагаюсь на твой бесценный опыт, капитан, и буду карать преступников по их вине. Но по одному лишь подозрению, что они плохо обо мне думают, я не могу арестовывать и казнить людей. Я понял, что ты мне предлагал. Страшное средство — разрешить людям расправляться со своими врагами посредством доноса и клеветы. Действительно мощный способ для того, чтобы добиться поставленной правителем цели. Но пойми, Мольес, что навязано людям силой, обречено в скором времени рассыпаться в прах! Мне не нужна краткая слава людоеда. Я сделаю все, чтобы мои мечты сбылись, но не боюсь, что они не сбудутся. Я надеюсь, что ты действительно хотел дать мне возможность добиться желаемого, но это средство не для меня. Пусть от этого тебе придется приложить больше усилий для того, чтобы обеспечивать безопасность столицы, но не надо искать слишком легких путей. Они не ведут к достойной цели.

Капитан последовал за киммерийцем в расстроенных чувствах. С одной стороны, король не позволил ему реализовать его честолюбивые замыслы. Но при этом он не лишил его поста, на котором Мольес все же имеет достаточно большие возможности.

Он еще придет к королю с раскрытыми настоящими заговорами. И поразит врагов киммерийца, и добьется уважения и признания своих заслуг!

Конан занял свое место и приказал звать верховного жреца Матиатида. Тот вошел в сопровождении двух прислужников. Пожилой человек высокого роста с бледным лицом и тусклым взглядом был одет в расшитую золотом мантию. Степенно приблизившись к трону, он приветствовал короля.

— Милость великого Митры способствовала одолению врагов государства и возведению на престол Аквилонии величайшего из королей, — сказал он. — И чтобы впредь благоволение нашего небесного покровителя не оставило смертных, нам надлежит не забывать в дни благополучия отдавать ему должное.

— Несомненно, — кивнул Конан.

Благостный Митра никогда им особо не почитался, суровый киммериец превыше всех богов почитал Крома.

Но королевский трон не лучшее место для религиозных диспутов. Митра вполне подходящий бог. Вот темным богам киммериец не стал бы совершать предписанные обряды.

— Через два дня в главном храме столицы будет проходить обряд, посвященный Великому Митре, — продолжал тем временем жрец. — Вашему величеству надлежит принять в нем участие, чтобы народ мог убедиться в божественной поддержке избранного повелителя Аквилонии. Для этого я прошу посетить храм накануне, чтобы служители храма объяснили все подробности обряда.

— Я обязательно буду, — ответил Конан.

— Хорошим предзнаменованиям весьма способствуют богатые подарки храму, — продолжал Матиатид. — Подарки, которые должны быть воистину достойны короля Аквилонии.

— Подожди, почтеннейший, — нахмурился киммериец. — Я вовсе не против подарков храму, но на престоле Аквилонии мне достались не сундуки, полные сокровищ, а многочисленные проблемы, для решения которых нужны время и деньги. Много денег! Мне важнее укрепить безопасность страны, чем украсить храм!

— Красота и величие храма — это не пустая роскошь, — твердо возразил жрец. — Ничто так разрушающе не действует на умы людей, как прозябание священнослужителей и упадок храмов. И ничто так не воодушевляет их, как величие образов, которые открываются им пред ликом Великого Митры. Если люди заботятся только о своих телесных потребностях, то они превращаются в бессмысленных скотов. Люди не свиньи, чтобы знать только свою кормушку, им необходимо видеть звездное небо над головой и величие храмов своих богов. Тогда они готовы работать и сражаться, тогда страна становится великой и непобедимой.

— До тех лишь пор, пока люди и в самом деле верят в силу обрядов. Когда их выполнение превращается в обязательный ритуал, вера умирает, не так ли?