Будущее глазами одного из самых влиятельных инвесторов в мире. Почему Азия станет доминировать, у России есть хорошие шансы, а Европа и Америка продолжат падение - Джим Роджерс

Я учился в двух таких колледжах: в Йеле и Оксфорде. Мне нравилось там все, это были прекрасные времена, которые меня сформировали. Но хорошее образование сейчас можно получить где угодно, и все это уже давно знают. То, что предлагают сегодня эти организации, – не более чем наклейка, бренд, ярлык. А когда наступают нелегкие времена, все меньше людей может позволить себе платить так много за такую малость.

Если бы Принстон позиционировал себя как азиатский университет, его аудитории действительно могли бы наполниться умными студентами-иностранцами, которые смогли бы за себя платить. В Оксфорде можно сформировать все группы из способных китайцев, и за всех них их семьи могут охотно и довольно легко выложить плату в полном объеме. Но если американский мальчишка хочет поступить в один из таких колледжей и берет на это ссуду, то, выходя из колледжа, он несет бремя нескольких сотен тысяч долларов долга, что вряд ли можно считать блестящим будущим, которое обещают колледжи, основываясь исключительно на громком имени. Кредиты на образование, согласно американским законам о банкротстве, не списываются. В США, если вы обанкротились, можно списать почти что угодно, кроме того самого кредита на образование, который, по всей вероятности, и подтолкнул вас изначально к банкротству.

Поскольку на Западе, судя по всему, продолжается кризис, найти студентов этим вузам становится все сложнее. Расходы растут, образовательные учреждения продолжают вздувать цены, и в итоге все больше американцев не сможет оплатить обучение, а иностранные студенты найдут себе университеты поближе к дому и с лучшей репутацией. Если посмотреть на рейтинг университетов, публикующийся в течение последних двадцати лет, можно увидеть, что туда впервые вошли некоторые азиатские университеты, предоставляющие отличное образование. Наступает конкуренция.

Кроме того, технологии существенно облегчают жизнь современных студентов. Зачем вставать к восьми утра и тащиться на занятия по испанскому три раза в неделю, когда можно учиться эффективнее и по собственному графику с помощью компьютера? Действительно ли Америка нуждается в тридцати тысячах дорогостоящих преподавателях испанского на тенурах? Действительно ли профессор испанского в Принстоне научит вас испанскому лучше, чем кто-либо другой? Конечно, вы сможете освоить язык гораздо быстрее, возможно, лучше и уж точно на порядок дешевле с помощью онлайн-курсов. То же самое относится к бухгалтерскому учету, физике, математическому анализу. Все, что нужно, – это хороший учитель. Почему бы не найти одного очень талантливого профессора и не предложить ему читать курс через интернет? Почему бы не найти двух-трех отличных преподавателей, у которых могут учиться миллионы студентов, получая самое лучшее образование?

Для некоторых учебный заведений, возможно, уже слишком поздно. Несколько элитных американских университетов находятся сейчас на грани банкротства. Бремя расходов стало для них непосильным. Нельзя вести любой бизнес, если ведущие сотрудники работают всего пять, да пусть даже десять часов в неделю. Это неизбежно приведет к банкротству, особенно если отягощено такими прелестями, как тенура, когда никого нельзя уволить, даже тех, кто благодаря системе имеет право не ставить работу во главу угла. Добавим к этому, что университеты Лиги плюща традиционно перегружены персоналом, поскольку не хотят казаться грязными капиталистами, – и банкротство будет выглядеть уже благословением Божьим. Мы уже видели это на примере автомобильной промышленности: профсоюзы нажимают на автокомпании с требованием повысить зарплату, и те уступают, начиная просто раздавать прибыль. Это обанкротило в итоге всю индустрию.

Проблема обостряется тем, что этими учреждениями управляют ученые, а не менеджеры-профессионалы, и управляют плохо, так что спонсорские фонды уже не могут их спасти. Дело в том, что эти фонды во многом дутые: многие капиталовложения образовательных учреждений, сделанные за последние двадцать лет, оказались неликвидными; для ряда активов просто нет публичных рынков, будь то древесина, недвижимость или, что самое страшное, акции закрытых компаний.

В пузырях многим финансовым организациям принадлежат так называемые активы третьего уровня. Это такие активы, стоимость которых не более чем гипотетична, например краткосрочные субординированные заимствования. Их рыночная стоимость определяется с помощью «модели оценки справедливой стоимости». Если ваша компьютерная программа определила, что стоимость этой бумаги равна 96 долларам, вы так и пишете. Агентства Moody’s и Standard & Poor’s присваивают акциям рейтинг ААА, то есть они действительно стоят 96 долларам. Однако сейчас-то мы знаем, что все это по большей части ерунда. И такой ерунды в образовательных фондах очень много.

Гарвард, как и все элитные школы, самостоятельно не управляет большей частью этих денег: появляется какой-нибудь крутой парень с рынка прямых инвестиций, убеждает инвестировать в его фонд, и Гарвард дарит ему 100 миллионов. Он вкладывает их в новые предприятия или покупает компании, но так или иначе оценивает результаты на основе модели, и Гарвард доверяет его цифрам. Затем управляющий фонда испытывает искушение приподнять эти оценки, как это и сделали Fannie Mae и Citibank, да, впрочем, и все, кто использовал оценку на основе моделей. А Гарвард любит с гордостью принимать такие цифры.

И все они на бычьем рынке думали, что делают кучу денег. Они тратили, повышали зарплату сотрудникам. Гарвард даже купил большие участки земли в Бостоне, как и Йель. Они считали, что деньги есть, пора расширяться, можно быть щедрыми. А потом наружу выплыла правда, финансовый кризис, и многие из них стали залезать в долги – продавать облигации, спекулируя своими престижными названиями и оценками ААА, а рынок на это купился.

Сейчас некоторые университеты впервые в истории оказались в долгах. У них есть обязательства, по которым надо платить. В то же время многие управляющие активами покупали с маржей, увеличивая активы в долг, и это классический пример того, как компании и организации создают себе проблемы. Они берут в долг, и им говорят, что никаких проблем нет. Потом дела начинают идти плохо, потом еще хуже, и становится ясно, что теперь так будет всегда, что это серьезная проблема. И особенно для академических учреждений: они не могут урезать траты, ведь у них есть профсоюзы и преподаватели на тенуре.

Есть еще и обязательства, не входящие непосредственно в балансовую ведомость. Одно из самых абсурдных обязывает заведение платить за обучение в колледже детей любого сотрудника – не только профессора, – проработавшего в университете десять лет. Таким образом, сотрудник с тремя-четырьмя детьми – это будущие обязательства на миллион долларов. Инвестиционная деятельность может потребовать непрерывного потока расходов, который не найдет отражения в балансовом отчете: хорошо, если дела идут на лад, но когда администраторам требуются деньги и наступают черные дни, возникают проблемы. И подобных обязательств у каждого колледжа миллионы.

Некоторые руководители финансовых отделов этих университетов не отличаются особым умом. Такая же ситуация и в других фондах, например пенсионных. Многие государственные и муниципальные пенсионные программы давно банкроты. На следующем медвежьем рынке, когда он наступит (а наступит он явно скоро), все зайдет еще дальше. Мир будет в шоке, когда Гарвардский университет, Принстон или Стэнфорд обанкротятся, когда эти учреждения, существующие десятилетия, порой даже столетия, обнаружат, насколько все плохо у них с финансами.

Когда в 2008–2009 году случился большой кризис, учебные заведения столкнулись с необходимостью сокращения расходов. Раньше они просто брали, например, 5 % из фонда. Но внезапно в результате кризиса капитал фонда из 40-миллионного превращается в 24-миллионный и руководство начинает искать, на чем бы сэкономить. Но ведь они уже увеличили минимальные расходы, включили постоянные задолженности в балансовые отчеты, в результате чего погрязли в проблемах, и теперь могут только наделать еще больше долгов, потому что считают, что рынок вот-вот повернет вспять. Они уговаривают сами себя: у нас талантливые менеджеры, и они убеждают нас, что все будет в порядке.

Мы проходили это несколько раз. Все развивается по нисходящей спирали, и когда люди спохватываются, то бывает слишком поздно, как в случае с Lehman Brothers и Bear Stearns. Одно из преимуществ здесь, разумеется, состоит в том, что мы можем наконец-то разделаться с тенурой. Кроме того, поднимутся азиатские университеты, которые пока не испытывают таких проблем, как огромные зарплаты, огромные обязательства перед профсоюзами и по тенуре.

Один из наиболее характерных аспектов американского университетского образования переживет даже схлопывание нынешнего пузыря. Я говорю о возможности уехать из дома и учиться среди сотен и тысяч других молодых людей в возрасте от 18 до 22 лет. Спортивные команды, дискуссионные клубы, социализация – все это устоит, даже если бо́льшая часть университетской жизни будет проходить за компьютером в общежитии. Может быть, сохранятся даже лекционные аудитории, но лекции будут транслироваться через спутник. Библиотеки же исчезнут или будут переоборудованы под теннисные корты.