Стихотворения и поэмы - Михаил Луконин

9. ХОРОШО

Хорошо перед боем,когда верится простов то,         что встретимся двое,в то,         что выживем до ста,в то,         что не оборветсявсё свистящим снарядом,что не тут разорвется,дальше где-нибудь,                                   рядом.В то,          что с тоненьким воемпуля кинется мимо.В то,          чему перед боемверить            необходимо.

1942

10. В ВАГОНЕ

Как странно все-таки: вагон.Билет. Звонок. Вокзал. Домой.И свет и гром со всех сторон.Колеса бьются подо мной.Шестнадцать месяцев копиля недоверие к тому,что кто-то жил, работал, был,болел и спал в своем дому.Шестнадцать месяцев подрядокопом всё казалось мне.В вагоне громко говорято керосине и вине.А у меня всего три дня.Я вслушиваюсь в их слова.Вздыхают, горестно клянядороговизну на дрова.А мне ведь дорог каждый час.

Жилет раскинув меховой,я по вагону, напоказ,пошел походкой фронтовой.Я был во всей своей красе(блестит на левой стороне!).«Оттуда? — спрашивают все. —Да, тяжело вам на войне…»Шел, улыбался и кивал,молодцеватый и прямой.«В боях бывали?»— «Да, бывал».— «Куда же едете?»— «Домой!»— «Из госпиталя? На, сынок…»Беру, жую мякинный кус.«Кури».             Глотаю я дымок,соломой отдает на вкус.«Ложись, устал…                       Мы ничего,мы тут пристроимся в углу.У вас там трудно с ночевой,мы перебьемся. Мы в тылу».— «Ложись и спи…»— «Слаба кирза,как они там зимой, в бою!» —Прикрыла женщина глаза,упрятав ноги под скамью.«Спи…»А колеса всё галдят.«Спи…»— «Все живем одной бедой».— «Спи. Исхудал-то как, солдат…»

А был я просто молодой.

1942

11. «Получил письмо я…»

Получил письмо я:                                  «Как живете?» —спрашивает Соня Милиоти.Это даже странно — «как живу»,не спросила первая «живу ли?»,не упал ли я от медной пулижелтыми глазами в синеву.Жив ли я? Живу я?Всем в ответшлю, углом листочки запечатав.«Жив!» — кричат мне тысячи примет,Пусть про это скажет Наровчатов.Метились в меня.                                  Сидели в доте.Танки гнали. Мерзли. Ни к чему —я хожу, шепчу слова, живу.«Как живу?» — спросила Милиоти.Так поверила в мою звезду,знает — жив, мне жить необходимо,значит — мины мимо, пули — мимо.Значит, верит — я еще приду!Мну сугробы и топчу траву.Ты спроси,               ревнуя и тоскуя!как живу?              О чем?                              За что живу я?Чем живу?Спроси — о ком живу?

1942

12. «Перед боем на рассвете…»

Перед боем на рассвететишина.И, как бывало,по испытанной приметенам кукушка куковала.Мне года узнать охота —дай, кукушка, мне ответ:жить на этом белом светесколько мне осталось лет?Только тут                 из пулеметаочередью грянул кто-то.Я прислушивался —нет,нет моих веселых лет.Свистнули по свету пули,и опять пошла война.Не считается —                             спугнули!Не кукушкина вина.Я не признаю ответа.У кукушки не всегдаполучаются года.Как ты смотришь?Ерунда,правда?Глупая примета.

1942 или 1943

13. В ЕЛЬЦЕ

Пленный пляшет.Молодой еще немец.Руки в рукава,                         подняв невысокий ворот.Ночь идет по Ельцу,не успевая за теми,что в атаку идут, открывая задымленный город.

Дом полуразрушен.Рассвет освобожденье приблизит.Толпятся разведчики, бодрствующие ночами.Пришли с донесением к командиру дивизии,за столом —начальник политотдела Качанов.Он слушает донесения и спрашивает: «Скоро?»Скоро город будет освобожден.Ожидая допроса,в зеленых шинелях                                     в полутьме коридорапляшут словоохотливые пленные,шмыгают носом.Город осыпается трескотней пулеметной.Автоматчики у тюрьмы, засели на колокольнях.

Город наш. Рассвет начинается. Вот он!Люди выходят, прищуриваясь невольно.Пленный жмется к стене,                                                а разведчики — мимо.Автоматчик с забинтованной рукою                                                             покуривает рядом.«Что, замерз? У нас на Орловщине зимно!Идем к командиру»,—                                        и показывает прикладом.Город освобождается. Уставший. Продымленный                                                                                        за ночь.Пленный глядит на людей, как на диво.Пляшет и пляшет, заискивая глазами.«Капут, капут», — повторяет он торопливо.«Брось скулить! —                             говорит автоматчик.—                                                                   Надорвешься до грыжи.„Капут“ — не подлизывайся,привычка, наверно.„Капут, капут“ — и пододвигается ближе: —А зачем стрелял в меня на улице Коминтерна?»

1941 или 1942

14. «Иду. Решаю. Передумываю то и дело…»

Иду.         Решаю.Передумываю то и дело.А лето цветное проходит мимо.Вспоминаю о том,                                  как умирают смело,но — жизни                        тоже                                   смелость необходима!Жизни тоже мужество надо,не поза.Я помню, как, захватив две гранаты,к «тигру»,                 оборвав себя на полуслове,                                                                   вышел Морозов,и дымом окутался танк полосатый.Все-таки странно — разные люди,прямо приходится удивляться:одни           на танки выходят грудью,другимне хватает силы признаться.Третьи —тоже военные,                           в звании,ходят, волнуются, не спят до пяти,мямлят,топчутся с кулаками в карманеи не находят мужествапросто уйти.Иду.          Удивляюсь.Глаз от бессонницы розов.Фронтовая дорога,                                подбитые танки во рву.Дай мне силы,                           командир отделенья Морозов.Постой. Я справлюсь.Возьму и взорву.

1943

15. ОСЕНЬ

Зори опять холодеют,                                         морщатся лужицы,красными вихрями закружились закаты.Дубы желтеют.                           Листья падают, кружатся.Облака развешаны, как плакаты.Обгоревшие печи застыли.                                               Тепла им не надо.Село притихло.                           Не возвращается стадо.Но утро приходит!Мы дальше идем вдоль заборов.На каланче у самой зари развевается знамя.Осень, осень!Смотри — над Днепром задумался город,Это Киев! Это Киев пред нами!Вот над Киевом знамя!Солнце остывает, как блюдце.Но люди выходят.                               Прекрасны и праздничны лица,Дома отепляют,                              солому везут                                                      и смеются:скорои лужи,и небо,и окна —               всё застеклится!А мы уходим!                        Поля вокруг пожелтели,то солнце пригреет,                                  то обдаст мокроватая стужа,Но нам ничего. Мы получили шинелии, складки расправив, подпоясались туже,А в перелесках                            по листьям                                               вода дождевая струится,Орудия бьют.По отсыревшей дорогебредут под конвоем посиневшие фрицы,и русская осень плюет им под ноги.

1944

16. ПРОВОЖАЮЩИМ