Чугунные крылья Икара - Борис Вячеславович Конофальский

девиц спускает.

— Десять сольдо? — воскликнул Крючок и вылупил глаза. — Да я ему за десять сольдо десять девок портовых приведу, а там, в порту, девки во, — Лука продемонстрировал объем груди портовых девок, — не девки, а загляденье. Он и от одной такой живой не уйдёт, так и мы ещё поразвлечёмся.

Буратино слушал всё это с иронической улыбкой, он прекрасно понимал, что десять девок за десять сольдо Лука не приведёт, а вот пяток хорошеньких портовых шлюх на эти деньги заказать, конечно, можно. И вдруг когда эта мысль додумалась до конца, какое-то сладостное томление коснулось души нашего героя. Пиноккио отчетливо осознал, что с теми деньгами, которые сейчас лежат в сейфе конторы, он может заказать себе сюда всех, всех доступных женщин города. Это открытие ошеломило нашего героя, он, если честно, до сих пор даже не думал об этом, хотя частенько мечтал о женской ласке, пусть это будет любая женщина, ведь ему просто очень хотелось попробовать.

«Чёрт, а ведь и вправду я вел себя, как осёл, длинными ночами на чердаке я слушал, как папаша там внизу развлекается, я мечтал о кареглазке, о синьоре Малавантози, о ком угодно, и мне в мою тупую деревянную башку даже и мысли не могло прийти, что с моими деньгами я запросто могу объявить конкурс среди местных проституток, и с победительницей этого конкурса я буду вытворять всё, что мне только заблагорассудится. Самые потаённые и извращённые мои желания самая красивая в городе шлюха выполнит с радостью, и меня абсолютно не волнует цена», — думал Буратино. Наконец, он посмотрел на Крючка, который тоже о чём-то думал, судя по выражению лица, о чём-то приятном, и спросил у него, немного смущаясь:

— Слышь, Лука, а ты… Ну в смысле того… С девками уже… Это? А?

— Ну да, — отвечал Крючок, которого тот факт, что с девками он уже «ну да», просто распирал от гордости, — я, брат, с ними уже, можно сказать, на ты. Я их уже наизусть знаю, мне девку уболтать, что папиросу выкурить. Скоро уже год, как я начал с ними развлекаться, и скажу тебе, это приятное дело. Особенно в рот.

— Серьёзно? А сколько у тебя уже было девок? — спросил Пиноккио.

— Три, — не без гордости сказал Крючок и показал три пальца.

— А много раз ты с этими тремя… того?

— Тоже три, — отвечал Крючок, — но скажу тебе, братан, по секрету, как поимел одну девицу, считай всё.

— Что всё? — не понял Буратино.

— Всё с ними ясно, как Божий день, поимел одну, считай, что и любую другую уболтаешь. Это я тебе говорю как старый специалист.

— Да? А чего ты за год всего трёх тогда поимел, раз ты такой большой специалист? — не до конца верил Буратино словам своего дружка.

— А когда мне с ними куролесить, когда ты на меня столько работы навалил, мне аж нет продыху, а бабы, знаешь ли, они внимания к себе требуют, цветочки там всякие, петушка на палочке, косыночки, опять же, для них и дыньку своровать не грех, а времени-то нету. То бухгалтерия, то дорогу строй, то с бутылками возись.

— Это да, — согласился Пиноккио, — времени у нас, честно говоря, немного.

Они опять замолчали, каждый думал о чём-то своём, и паузу снова прервал Пиноккио:

— Лука, а расскажи мне о своих бабах, как у тебя с ними было.

— Ну знаешь, — вдруг замялся Крючок, — с каждой по-разному, они же все разные, у каждой свой прибабах имеется, свой выверт какой-нибудь.

— Ну расскажи, как с первой, — не отставал от него Буратино.

— Ну с первой, — начал Лука, — с первой всё было просто. Есть тут одна шлюха, — начал Лука, — по кличке Треска.

— Это у которой нет четырёх передних зубов, да ещё ей лет пятьдесят?

— уточнил Буратино.

— Никакие ей не пятьдесят, а всего сорок два, а зубов нет, так мне на это наплевать, что мне с ней орехи колоть, что ли?

— Ну давай дальше.

— Ну так вот, паренёк один, убили его на танцульках в прошлом годе, хороший был малый, кликуха у него была Шпынь, так вот, этот Шпынь мне и говорит: «Знаешь, Крючок, а Треска-то каждое воскресенье к морю ходит стирать одежду и мыться. Ну я это дело и смекнул. И вот как и говорил Шпынь, пришла она в одно укромное место, где народу нет, и ведь какая чистоплотная женщина, хоть и шлюха, каждую неделю и стирается, и моется, хоть часы по ней проверяй, в одиннадцать часов утра.

— Ну?

— Ну вот. Постиралась она, значит, а из одёжи у неё только юбка и рубаха нательная, а бедная она, потому как поддать сильно любит, но воскресенье у неё святой день, она не работает, не пьёт, не курит, и моется по воскресеньям, и в церкву ходит. Набожная женщина. Так вот, — тут Лука закурил папиросу, — постиралась она, значит, повесила свою одёжу на кусты сушиться, а сама лезет в воду и давай себе бока тереть песком, говорю же, чистоплотная. А пока она там песком натиралась, мы со Шпенем у неё одёжку и тиснули. Сховали её на скале и сели смотреть, что будет. Ну она песком оттёрлась и выходит на берег, шмоток нет, а мы вот они. Ну она к нам, где, мол, моя одёжка? А мы ей: так и так, давай нам, а мы тебе одёжку вернём. Что тут началось, скажу я тебе, ругается она похлеще докера. И шакалы мы, и паскудники, и грабители, и чтоб у нас всё поотваливалось. А мы ей и говорим: раз такое дело, то мы пошли, а ты тут ругайся дальше. Тут она, конечно, раскисла, постыдила нас чуток, что негоже женщин грабить, но согласилась. Здесь Крючок замолчал, вспоминая своё приключение. А Буратино представлял себя на его месте, и, надо признаться, что такой ход событий его вряд ли бы устроил, потому что не считал наш герой соблазнительной партнёршей сорокадвухлетнюю потрёпанную девушку, но, тем не менее, эта тема продолжала его волновать, и он стал расспрашивать Крючка дальше:

— Ну, а вторая твоя девица какова была?

— О! — сладострастно прищурился Лука, — королева, женщина необыкновенной красы.

— Тоже шлюха?

— Да нет, что ты! Баба исключительной добропорядочности, таких честных поискать. Да и молодая, лет тридцать-тридцать пять.

— Ну расскажи, как ты с ней познакомился?

— Честно говоря, я с ней не особенно-то и знакомился, в общем, как её звать, я и не спросил, а если бы и спросил, так она бы и не ответила, пьяная была до