Укрощение королевы - Филиппа Грегори

Я склоняю голову.

– Только они должны быть хорошенькими, – уточняет король. – Позаботься об этом. Я не хочу вздрагивать при виде своих придворных.

Я ничего не возражаю против его плана наполнить двор хорошенькими женщинами моими руками, как он вдруг сжимает мою руку.

– Ах, Кейт, мы хорошо поладим. Сегодня после полудня мы поедем на охоту, и ты будешь сидеть рядом со мною.

– С удовольствием! – отзываюсь я.

Мне очень хочется сесть на лошадь и проехаться верхом с охотой. Я хочу ощутить свободу погони за охотничьими собаками, несущимися по следу, но прекрасно понимаю, что все будет выглядеть иначе. Я должна буду сидеть в королевском шатре рядом с королем и наблюдать, как на нас выгоняют оленя, чтобы Генрих мог выстрелить, не поднимаясь из своего кресла. Лесничие найдут зверя и выгонят его прямо на короля, а пажи зарядят отточенный болт в арбалет. Королю останется только прицелиться и выстрелить. Он превратил охоту со всем ее азартом и опасностями открытых полей и леса в простой забой скота, как в мясницкой лавке. Королевская охота, некогда бывшая поводом для восхищения простолюдинов, стала простой бойней. Но сейчас это все, на что он способен. Мужчина, которого я помнила сливавшимся в единое целое с лошадью, который за день охоты мог загнать троих коней, – превратился в убийцу, привязанного к стулу, побежденного возрастом и болезнью, зависящего от молодых во всем, вплоть до зарядки своего арбалета.

– Я буду счастлива сидеть с вами, – я вынуждена лгать.

– А я научу тебя стрелять, – обещает он. – Я подарю тебе маленький арбалет – ведь у тебя должно быть свое оружие, чтобы ты участвовала в этом развлечении. Ты должна почувствовать удовольствие убивать.

– Благодарю вас, – я понимаю, что он старается быть добрым ко мне.

Король кивает, давая мне понять, что я могу идти. Я встаю и на мгновение замираю на месте, не понимая, что делать дальше, когда он поднимает ко мне свое круглое лицо. Генрих похож на ребенка, доверчиво предлагающего поцелуй. Я кладу руку на огромное плечо и наклоняюсь к нему. У него отвратительно пахнет изо рта, словно я позволяю собаке облизать свое лицо, но я не позволяю себе поморщиться.

– Любимая, – тихо произносит он. – Ты моя любимая. Ты станешь моей последней и любимой женой.

Я настолько тронута, что наклоняюсь еще ниже и прижимаюсь щекой к его щеке.

– Иди и купи себе что-нибудь красивое, – приказывает он. – Я хочу, чтобы ты выглядела как возлюбленная жена и лучшая королева из тех, что помнит Англия.

Я выхожу из королевских покоев в потрясении. Я никогда не выглядела любимой женой – да никогда и не была ею. Для моего второго мужа, лорда Латимера, я была партнером и помощницей в присмотре за его землями и воспитании его детей. Он обучил меня тому, что мне было необходимо для выполнения своей роли, и он был рад тому, что я была рядом с ним. Но лорд Латимер никогда не баловал меня, не дарил подарков и не заботился о том, как я выгляжу для окружающих. Он уезжал и оставлял меня наедине с серьезной опасностью, рассчитывая на то, что я смогу защитить замок Снейп, уверенный, что я смогу управлять его людьми в его отсутствие. Я была его помощником, наместником, а не любимой женщиной. А теперь я замужем за человеком, который называет меня своей возлюбленной и планирует для меня развлечения и удовольствия…

Нэн с Джоан ждут меня за дверью.

– Пойдем со мною, – говорю я ей. – Кажется, в моих покоях есть кое-что, что тебе было бы интересно увидеть.

* * *

Мои личные покои оказываются заполненными людьми, пришедшими, чтобы поздравить меня со свадьбой и попросить о месте, аудиенции или просто о деньгах. Проходя мимо них, я улыбаюсь каждому, но не останавливаюсь. Сегодня я приступлю к исполнению своих обязанностей королевы, но сейчас хочу посмотреть на подарки, которые сделал мне муж.

– Ого, – произносит Нэн, когда охранники распахивают перед нами двойные двери и мои фрейлины поднимаются при моем появлении, чтобы указать мне, довольно растерянно, на полдюжины шкатулок и ларцов, которые королевские слуги расставили по комнате, вложив ключи от них в замочные скважины. Я чувствую волну радости, но тут же осознаю, что такое стяжательство греховно, и смеюсь над самой собой.

– Так, все отойдите в сторону, – шутливо говорю я. – Я собираюсь искупаться в сокровищах!

Нэн поворачивает ключ в замке первой шкатулки, и мы вместе поднимаем тяжелую крышку. Это оказывается дорожной шкатулкой, в которой аккуратно уложены золотые тарелки и кубки для приватных трапез королевы. Я киваю двоим фрейлинам, ожидающим знака подойти. Они распаковывают одну роскошную тарелку за другой, наклоняют их, ловя на блестящих поверхностях блики света, которые радостно разлетаются по комнате.

– Еще! – требую я, и у каждого в руках оказывается по тарелке, и мы все ловим солнечные блики и рассылаем их друг другу в лица и по стенам. Я смеюсь от радости, и мы танцуем, и мне кажется, что вся комната танцует с нами, наполненная волшебным светом.

– Что там дальше? – отдышавшись, спрашиваю я.

Нэн открывает следующий ларец. Он оказывается наполненным ожерельями и поясами. Сестра достает из него длинные нити жемчуга и расшитые пояса, украшенные сапфирами, рубинами, изумрудами, бриллиантами и камнями, имен которых я даже не знаю, поблескивающих в оправе из серебра и золота. Она развешивает золотые цепочки на спинках и подлокотниках кресел, а серебряные, украшенные бриллиантами, – на коленях служанок, чтобы полюбоваться игрой света на камнях и гранях, оттененных роскошными тканями. Там были опалы с мягким молочно-белым, персиковым или зеленоватым мерцанием, крупный теплый янтарь и множество других, неограненных, камней, казавшихся в горстях простой галькой, скрывающей волшебный драгоценный блеск в своих глубинах.

Нэн открывает следующий сундук, и там оказывается аккуратно скатанная в рулоны мягчайшая кожа. На свет появляются перстни с великолепными камнями и камни на длинных цепочках. Без единого слова она выкладывает предо мною знаменитую плетеную золотую цепь Екатерины Арагонской. В следующем мешочке оказываются рубины Анны Болейн.

Королевские украшения Испании, приданое Анны Клевской, лежавшие в еще одной шкатулке, разложены у моих ног. Сокровища, которыми король осыпал Екатерину Говард, лежат в отдельном сундуке, нетронутые, потому что их бывшая владелица отправилась на плаху лишенной всех регалий.

– Только посмотрите на эти серьги! – восклицает кто-то, но мне это уже не нужно, и я поворачиваюсь к окну, чтобы посмотреть на регулярные сады и на блеск реки, пробивающийся через листву. Внезапно меня охватывает тоска.

– Это драгоценности мертвых жен, – потерянно говорю я подошедшей Нэн. – Это – любимые украшения тех, кого больше нет в живых. Эти цепи украшали шеи бывших жен моего мужа; какие-то украшения надевала каждая из них, по очереди. Эти жемчуга согревались теплом их кожи, серебро потемнело от их пота.

Нэн так же бледна, как и я. Это она уложила изумруды Екатерины Говард в кожаные мешочки и упаковала в эту самую шкатулку в день ее ареста. Это она застегнула на шее Джейн Сеймур сапфировое ожерелье в день ее венчания. Это она подала Екатерине Арагонской те самые серьги, которые лежали сейчас на столе в моих покоях.

– Ты королева, значит, тебе принадлежат королевские сокровища, – решительно заявляет она, хотя у нее самой голос дрожит. – Именно так, потому что так и должно быть.

Раздается стук в дверь, и стражник распахивает ее, чтобы впустить Уильяма Герберта, мужа Нэн. Тот улыбается, увидев нас окруженными и очарованными драгоценностями, словно дети в кондитерской лавке.

– Его Величество прислал вот это, – говорит он. – Ее незаслуженно обошли вниманием. Он велел возложить ее на твою драгоценную голову.

Поднявшись на ноги и направившись к своему зятю, я неожиданно замечаю, что Уильям не смотрит мне в глаза. Он не отрывает взгляда от облачного неба, видимого сквозь окно за моей спиной, не глядя на сокровища, которые я так аккуратно обхожу, на головные украшения Екатерины Арагонской, на блестящие черные соболя Екатерины Говард. В руках он держит маленькую тяжелую шкатулку.

– Что это? – спрашиваю я, и мне на ум сразу же приходит мысль о том, что я этого не хочу.

Вместо ответа Уильям кланяется и открывает металлическую застежку. Когда он поднимает крышку, та откидывается назад на медных шарнирах. Внутри оказывается маленькая уродливая корона. Фрейлины позади меня ахают, а Нэн делает жест, словно намереваясь остановить то, что последует дальше. Уильям ставит шкатулку и достает оттуда тонкой работы корону, украшенную сапфирами и жемчугом. На ее вершине, словно на куполе церкви, красуется простой золотой крест.

– Король желает, чтобы вы ее примерили.

Я послушно опускаю голову, чтобы Нэн сняла с нее арселе и приняла из рук мужа корону. Она оказывается правильного размера, но, садясь на мою голову, тут же награждает меня головной болью.