Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знак? – едва слышно выдавила она.
– Какой знак? – вмешалась я.
– Кем надо быть, чтобы повесить такой знак?!
– Я сниму его сегодня же, – сказала мама.
– Какой знак? – повторила я.
– Об этом ваша грязь уже позаботилась, – огрызнулась Одри. Только сейчас, когда она буквально вонзилась в нас взглядом, я обратила внимание, какие зеленые у нее глаза.
– Я за все заплачу, – пообещала мама.
Мама – она такая: мелкие неприятности выводят ее из себя, зато кризисные ситуации заставляют мобилизоваться. Если официант, вопреки троекратному напоминанию, так и не принес ей воды, если она забыла темные очки, а тут, как назло, выглянуло солнце – берегитесь! Но когда приходит настоящая беда, мама хранит олимпийское спокойствие. Наверно, научилась этому за те годы, что безвылазно провела со мной в больнице. Я что хочу сказать: если все плохо, то мама – незаменимый член команды. Но, похоже, Одри Гриффин ее спокойствие только раззадорило.
– Вас только это интересует? Деньги? – Глаза Одри метали громы и молнии. – Сидите себе в огромном доме на горе, смотрите на нас сверху вниз и знай себе чеки строчите! А вниз к нам, грешным, спуститься – что вы, это ниже вашего достоинства!
– Вы, очевидно, сильно расстроены, – сказала мама. – Вспомните, пожалуйста, что все работы на склоне проводились по вашему настоянию. Я наняла вашего работника, и он все сделал к назначенному вами сроку.
– А вы, выходит, совсем ни при чем? – закудахтала Одри. – Хорошо устроились! Ну а знак? Знак тоже я заставила вас повесить?
– Какой знак? – Мне не нравилось, что они все время говорят про какой-то знак.
Мама повернулась ко мне.
– Би, я сделала глупость. Потом расскажу.
– Бедное дитя! – прошипела Одри. – После всего, что ей пришлось пережить…
– Что-о-о?! – вскинулась я.
– Я приношу вам свои извинения за знак, – с нажимом сказала мама. – Я сделала это сгоряча в тот день, когда застала вас и вашего садовника у себя на лужайке.
– Так, по-вашему, это я во всем виновата? Восхитительно!
Похоже, стрелка ее прибора миновала красную черту и поползла дальше, в область неизведанного, куда еще не рисковала заглядывать ни одна злобносчастливая душа. Мне стало страшно.
– Я не снимаю с себя вины, – ответила мама. – Просто хочу отметить, что сегодняшние события произошли не сами по себе.
– Так вы что же, считаете, что пригласить работника с целью оценки работ по благоустройству, предписанных городским кодексом, – это то же самое, что вывесить щит, напугать до полусмерти малышей из двух классов, поставить под угрозу набор в «Галер-стрит» и разрушить мой дом?
– Знак появился не просто так. И вам это известно.
– Ваааауууу, – взвыла Одри, растягивая звуки так, словно пустила их вверх-вниз по американским горкам. Ее голос сочился такой ненавистью и безумием, что, казалось, мог пронзить вас насквозь. У меня заколотилось сердце.
– Оч-чень интересно… – теперь Одри шипела. – Значит, вы думаете, что повесить над моим домом щит с клеветнической надписью – это адекватная реакция на производство оценки работ по благоустройству?! – произнося эту фразу, она тыкала пальцем по сторонам. – Кажется, я вас поняла.
– Это гипертрофированная реакция, – спокойно произнесла мама. – Не забывайте, что вы нарушили границы частной собственности.
– Да вы с ума сошли! – взорвалась Одри. Глаза ее бешено метались туда-сюда. – Боже мой! А я-то все пыталась понять, в чем дело. Но теперь, кажется, поняла! – Она напустила на лицо выражение изумленной идиотки и часто-часто захлопала в ладоши.
– Одри. Не забывайте, что именно вы начали эту игру.
– Я? Я не играю ни в какие игры!
– А кто заставил Гвен Гудиер разослать письмо про то, как я переехала вам ногу? Это что, по-вашему?
– Ох, Бернадетт, – печально покачала головой Одри. – Вам надо избавляться от паранойи. Если бы вы больше общались с людьми, то поняли бы, что мы – вовсе не свора чудовищ, которые спят и видят, как бы вас схватить. – И она выставила вперед руки со скрюченными пальцами.
– Думаю, мы закончили, – сказала мама. – Приношу извинения за знак. Это идиотская ошибка, и я готова понести за нее полную ответственность – как финансовую, так и моральную. В том числе перед Гвен Гудиер и «Галер-стрит».
Она отвернулась, обошла машину спереди и уже открыла дверцу, но тут Одри Гриффин, как оживший киношный монстр, снова выросла перед ней.
– Би ни за что не приняли бы в «Галер-стрит», если бы знали, что она – ваша дочь. Спросите Гвен. Никто не знал, что вы – та самая семейка из Лос-Анджелеса! Подумаешь, купили домину на самом лучшем участке и думают, что им все позволено! Вы хоть знаете, где мы сейчас стоим? В четырех милях от дома, где выросли я, моя мать и моя бабка!
– Охотно верю.
– Мой прапрадед был охотником на Аляске. Прапрадед Уоррена покупал у него пушнину. А вы заявились с мешком майкрософтовских денег и надеетесь стать здесь своими. Но вы – чужаки. И своими никогда не станете.
– Аминь.
– Все родители вас на дух не выносят, Бернадетт. Вы знаете, что на День благодарения мы всем классом ездили на остров Уидби, а вас и Би не позвали? Правда, я слышала, вы чудесно отметили праздник в «Дэниелс Бройлере»!
У меня перехватило дыхание, как будто Одри Гриффин нанесла мне удар в солнечное сплетение. Я схватилась за машину, чтобы не упасть.
– Ну все, Одри. – Мама сделала несколько шагов в ее сторону. – Пошла вон отсюда.
– Прекрасно! Грубость при ребенке. Надеюсь, вам стало легче.
– Повторяю. Пошла вон, Одри. И не втягивай в это Би.
– Мы любим Би. Она отлично учится, она чудесная девочка. Это доказывает, что дети психологически очень устойчивы, раз, несмотря ни на что, она выросла такая хорошая. Будь она моей дочерью – и то же самое скажет любая мать из нашего класса, – я бы никогда не отправила ее в школу-пансион.
Я наконец смогла набрать в грудь достаточно воздуха:
– Я сама хочу в школу-пансион!
– Конечно, хочешь, – с жалостью в голосе сказала Одри.
– И это была моя идея! – заорала я в ярости. – Я вам уже говорила!
– Не надо, Би. Оно того не стоит, – сказала мама. На меня она даже не смотрела, просто протянула руку в мою сторону.
– Конечно, твоя, детка, – сказала мне Одри, не сводя глаз с мамы. – Конечно, ты хочешь уехать. Кто бы на твоем месте не захотел.
– Не смейте так со мной говорить! – проорала я. – Вы меня не знаете!
Я насквозь промокла, мотор машины все это время работал вхолостую, расходуя бензин, обе двери были открыты, так что дождь заливал кожаные сиденья, к тому же мы встали точно в воротах, а они все время пытались закрыться и тут же разъезжались обратно. Я боялась, что двигатель перегреется, а Пломбир просто сидел сзади с глупым видом, разинув пасть и вывалив язык, будто не понимал, что мы нуждаемся в защите. И надо всем этим разносилась песня Here Comes the Sun, которая, как утверждает мама, напоминает ей обо мне. Я поняла, что больше никогда не смогу слушать Abbey Road.
– Господи, Би, что случилось? – Мама поняла, что со мной что-то не так. – Сердце?
Я оттолкнула маму и ударила Одри по мокрому лицу. Я знаю, что так нельзя. Но я больше не могла!
– Я молюсь за тебя, – сказала Одри.
– За себя помолитесь, – рявкнула я. – И вы, и остальные мамаши не стоите мизинца моей мамы. Это вас все ненавидят. Ваш Кайл – малолетний преступник, мало того что двоечник, еще и в спорте круглый ноль. Если кто с ним и тусуется, то только потому, что он распространяет наркоту, да еще вас передразнивает. А муж у вас – алкоголик, его три раза ловили за рулем пьяным вдрызг, но ему все сходит с рук, потому что он водит дружбу с судьей. А вас одно волнует: чтобы никто ничего не узнал. Но поздно: Кайл про вас всей школе рассказывает.
– Я христианка, я тебя прощаю, – быстро сказала Одри.
– Я вас умоляю. После того, что вы тут наговорили моей маме. Христианка!
Я залезла в машину, захлопнула дверь, выключила Abbey Road и заплакала. Я сидела в луже, но мне было все равно. Мне было очень страшно. Но не из-за знака, и не из-за этого дурацкого оползня, и уж, конечно, не потому, что нас с мамой не позвали на идиотский остров Уидби, – нам сто лет не нужны никакие поездки в компании этих дуболомов. Я испугалась потому, что сразу поняла: теперь все изменится.
Мама села рядом и закрыла дверь.
– Ты суперкрута, – сказала она. – Ты это знаешь?
– Я ее ненавижу.
Я не стала говорить вслух (потому что было незачем, потому что это подразумевалось само собой, хотя и непонятно почему: ведь раньше у нас не было от него секретов), что папе мы ничего не скажем.
После той безобразной сцены мама изменилась. Случай в аптеке тут ни при чем: она вышла из аптеки совершенно нормальной; мы же пели с ней в машине под Abbey Road. Мне плевать, что говорят папа, врачи, полиция и кто угодно. Во всем виноват скандал, который устроила маме Одри Гриффин. А если не верите мне, то вот, прочтите.
- Ребенок на заказ, или Признания акушерки - Диана Чемберлен - Зарубежная современная проза
- Алфи и Джордж - Рейчел Уэллс - Зарубежная современная проза
- Час збирати метафори - Михайло Блехман - Зарубежная современная проза
- Карибский брак - Элис Хоффман - Зарубежная современная проза
- Моя любовь когда-нибудь очнется - Чарльз Мартин - Зарубежная современная проза
- Мистификатор, шпионка и тот, кто делал бомбу - Алекс Капю - Зарубежная современная проза
- Конец одиночества - Бенедикт Велльс - Зарубежная современная проза
- Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей - Салман Рушди - Зарубежная современная проза
- Остров - Виктория Хислоп - Зарубежная современная проза
- Форсайты - Зулейка Доусон - Зарубежная современная проза