Любимая - Сандра Кэнфилд

Войдя в синеватую тень галереи, Роуэн остановился, наслаждаясь прохладой и тишиной. Умиротворение. Находясь здесь, он живо вспомнил умиротворение, снизошедшее на него в лучах яркого белого света. Он безумно тосковал по нему, жаждал получить хоть частицу этого покоя, пока его жизнь не вошла в колею.

Посмотрев на коврик в форме полумесяца, лежавший у двери, Роуэн подумал, что, может быть, он обретет здесь долгожданный покой. Выудив ключ из кармана свободных брюк цвета хаки, он вставил его в замочную скважину, и тут заметил приклеенную к двери липкой лентой записку. Роуэн развернул ее, прочитал и огляделся по сторонам в поисках бродячего кота, который периодически навещал этот дом, рассчитывая перекусить. Но мурлыки не было видно.

Повернув ручку двери, Роуэн открыл тяжелую деревянную дверь и осторожно переступил через порог.

В доме было жарко. По всей видимости, хозяин дома выключил кондиционер накануне, перед отъездом в Европу. Всего два дня назад Стюарт предложил Роуэну временно пожить здесь. Как только тот решился, его стало обуревать желание уехать поскорее, чтобы разобраться в своей жизни и своей смерти. Но сначала надо было что-то предпринять, чтобы избавиться от жары.

Роуэн оставил входную дверь открытой в надежде, что шальной ветерок может навестить эти изнывающие от жары места, и принялся за поиски. Он прошел по коридору, тянущемуся через весь дом. В коридоре, словно в комнате, стояло несколько стульев и небольшой диванчик. Обстановка была выдержана в голубых и абрикосовых тонах. Термостат Роуэн обнаружил рядом с позолоченным зеркалом в стиле рококо. Движимый любопытством, он заглянул во все комнаты, находившиеся внизу, выяснил, что дом гораздо больше, чем ему показалось с первого взгляда. Он был узким, но длинным.

В конце коридора располагалась кухня - белый пол и потолок, белые занавески, белая мебель. В центре белого стола, покрытого белой скатертью с отделкой из беттенбергского кружева, стояла белая широкая ваза, в которой плавала желтовато-белая магнолия. Красота и суровость этого помещения, слегка напомнившего Роуэну операционную, нарушалась лишь сиянием начищенной меди, сверкавшей ярче новенького пенни. С потолка на цепях свисал брус, на котором висели медные кастрюли и сковородки. На разделочном столе выстроились медные кухонные принадлежности, на стене висели формы для выпечки, на полке стоял горшок с бело-зеленым плющом.

К кухне примыкала огромная комната с высоким потолком и деревянным полом, в которую можно было войти из коридора. Благодаря расстановке мебели и расположению ковров она была разделена надвое. В дальнем углу стоял темный стол из ореха и шкафы для бумаг. Это был кабинет. Часть комнаты, находившаяся ближе к двери, служила библиотекой. Всю стену занимали книжные полки, причем верхний ряд был расположен так высоко, что книги невозможно было достать без лестницы. Обстановка здесь была выдержана в винных тонах, и в комнате стоял запах кожи, исходивший от мебели и книг в дорогих перелетах, причем многие из них, как понял Роуэн представляли собой первые издания. Боль всего его поразил недостаток освещения. Крохотные шторы скрывали узкие окна. Роуэну вновь подумалось, что этот дом пытается сохранить в своих стенах некую тайну.

Следующая комната - судя по всему, гостиная - была обставлена в совершенно ином стиле. Она была более яркой, женственной, и Роуэн задумался, женат ли Дэвид Белл. Почему-то он пришел к выводу, что доктор холост. Возможно, владелец, реставрируя дом, стремился сохранить историческое правдоподобие. Обстановка этой комнаты была в голубых и розовато-оранжевых тонах. Окна закрывали пышные шторы из дамасского шелка цвета слоновой кости.

В центре находился камин из белого мрамора. Каминную полку украшали две вазы с розами пастельного цвета и два подсвечника из бледно-голубого стекла. Перед камином, закрыв его на лето, стояла ширма-зеркало, сделанная так, чтобы дамы девятнадцатого века могли видеть в нем подолы своих длинных платьев.

Роуэн знал это, потому что его бабушка интересовалась стариной и у нее была точно такая же ширма для камина. В детстве Роуэна восхищали антикварные вещицы, которых было полно в доме бабушки. Он всегда увлекался историей, любил представлять, что некогда сам жил в прошлом.

***

Он продолжал разглядывать обстановку комнаты, и вдруг замер на месте, увидев портрет, висевший над камином. На нем была изображена молодая женщина, которой вряд ли, было больше двадцати одного - двадцати двух лет. Роуэну показалось, что он где-то видел ее раньше, но затем он понял, насколько это глупо: эта дама жила в другое время, в другом веке. Кроме того, ее красота была незабываемой. Если бы он хоть раз увидел ее, то ни за что не забыл бы. Она пленила его.

Волосы, иссиня-черные, как вороново крыло, и длинные, словно зимняя ночь, волнами и завитками падали на плечи красавицы, обрамляя ее лицо, форма которого напоминала сердечко. Ее кожа была снежно-белой, алебастровой, безупречной. Высокие скулы, чуть заостренный подбородок, маленький прямой нос. Но главным в этом лице были глаза. Они были темными, темней безлунной ночи, черней одиночества.

Разумеется, здесь художник приврал. Не могут же человеческие глаза быть черными, как оникс. Или могут? Нет. Несмотря на это, Роуэн знал, что ее глаза действительно были черными, хотя и не понимал, откуда ему это известно. Он не представлял, почему скрытая в этих глазах печаль так тревожит его. Его беспокоила не столько сама печаль, сколько отчаянные старания женщины скрыть ее. Роуэн не отводил взгляд от портрета. Его сердце билось медленно и неровно. У него создалось впечатление, что эта женщина смотрит вдаль, туда, где находится что-то, чем ей не удастся обладать, несмотря на самое горячее желание.

Чудесные розовые губы, пухлые и чувственные загадочно улыбались.

Постепенно Роуэн осознал, что ему грустно. Он буквально физически, так же, как он чувствовал чужие мысли в ресторане, ощутил печаль. Казалось, грусть женщины, изображенной на портрете, давит на него, и он подумал, что сломается под этой тяжестью. Роуэн инстинктивно прижал ладонь к груди, как будто этот жест мог облегчить его состояние.

Именно тогда он почувствовал чье-то присутствие.

Кто- то -человек или животное - вошел в комнату.

Сердце Роуэна бешено забилось. Он хотел оглянуться, но чуть-чуть побаивался. Решившись, он резко развернулся, не представляя, что его ждет. Увидев своего гостя, Роуэн от души посмеялся над своими страхами.

Сиамский кот, по-видимому, вошедший через распахнутую входную дверь, сидел и спокойно смотрел на Роуэна своими большими голубыми глазами. Кончик длинного хвоста, выглядевший так, будто его обмакнули в растопленный шоколад, подергивался, словно хлыст.