Некромагичка для мажора (СИ) - Даллас Ирэн

— Да уже кто угодно, — задумчиво произнесла матушка. — Ректор УСиМ является достаточно важной фигурой. Сам факт того, что он что-то хочет, повышает ценность абсолютно любого объекта, человека или явления в глазах общественности. Уверена, вокруг Глашек в ближайшее время начнут виться, словно мухи, различные ловцы удачи калибром поменьше.

Она сделала очередной глоток вина.

— Не удивлюсь, если потом окажется, что изначально коварный Ришард именно на это и рассчитывал. Убить одним тапком двух зайцев: с одной стороны, возвысить безродную за счёт чужого внимания и брака с каким-нибудь представителем шляхты, решившим, что он обошёл самого ректора на повороте, а с другой — припугнуть своего непослушного сынка, который от следующей невесты будет уже не столь активно воротить нос, понимая, что с папочки станется подыскать партию и похуже.

— В крайнем случае, я сама могу очаровать Глашек, — Фортуна изящным жестом коснулась своей груди.

— Я на такой мезальянс не согласен, — возмущённо фыркнул отец. Он даже убрал руку от лица, чтобы обжечь дочь грозным взглядом. — Мне нужен Даркен Маллой в зятья.

— А оно и не требуется: важно лишь убедиться, что безродная отказала ректору, после чего допустимо просто бросить её, — пожала плечиками слечна Штернберк. — Вряд ли столь высокий господин стерпит подобное оскорбление и примет Глашек обратно, ежели та в очередной раз передумает.

— Это… может сработать, — папенька, наконец-то, начал остывать. Эмоции уходили, и мужчина вновь обретал способность мыслить здраво. — Да… это может сработать. Наш род по знатности и значимости почти равен роду Маллоев. Простолюдинка вполне может предпочесть свадьбу с милой и приветливой Фортуной браку с капризничающим и демонстририрующим недвусмысленную симпатию к другой женщине, Даркеном.

— Главное, включи всё своё очарование, — коварно подмигнула родителю юная некромагичка. — Не хочу, чтобы знакомство с родителями отпугнуло этого осторожного зверька.

— Не сомневайся, — Дионис Штернберк расплылся в широкой самодовольной улыбке. — Я буду само дружелюбие.

2.

Ценуса отлично выучила свою роль.

Она исчезла из поля зрения, едва лишь заметила, что над головой госпожи сгущаются тучи, и поспешила запастись хорошим вермутом и шоколадными конфетами. Камеристка достаточно хорошо изучила свою госпожу, а потому без труда могла предсказать, когда той захочется напиться.

А “напиться” для Фортуны — это не столько результат, сколько процесс. Особый сложный ритуал, отступление от которого делает процедуру употребления алкоголя бессмысленной. Спирт в крови нужен, в первую очередь, чтобы обострить чувства. Отсечь человека от прошлого и будущего. Оставить ему только сиюминутное “сейчас”.

Оттого и было важно, чтобы служанка дождалась госпожу в её покоях стоя. С подносом, на котором уже находились готовые к употреблению выпивка и угощение. Она, и никто другой из числа слуг. Потому что Фортуна не получала такого удовольствия, когда перед ней унижалась челядь, а не шляхта.

Отношения у слечны Штернберк и Ценусы были весьма странными. Начинались они, несомненно, крайне некрасиво: богатой наследнице высокого рода была нужна дорогая игрушка, а семейству Сарация — покровительство. И ради этого покровительства они были готовы низвести свою старшую дочь до статуса живой куклы. Не то, чтобы Туна могла их в чём-то винить. Такова жизнь. Сильные вытирают ноги о слабых. А те слабые, что с этим не согласны, — долго не живут.

И по-началу юной наследнице рода Штернберк нравилось издеваться над Ценусой. Порой, даже слишком жестоко: в конце концов, в мире, где даже убийство не является чем-то необратимым, человек, наделённый властью, может зайти куда как дальше, чем в любом другом. Однако, в какой-то момент Фортуна… попросту потеряла к этому интерес.

Пожалуй, высокородная перестала наслаждаться процессом достаточно быстро. Вот только поняла в чём дело отнюдь не сразу. Ей казалось, что мучения подопечной не будоражат кровь из-за того, что в них нет никакой новизны, а потому, госпожа постоянно пыталась придумать что-нибудь новенькое в надежде вновь почувствовать то же самое, что ей довелось испытать в первый день, когда она осталась наедине со своей игрушкой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Понимание, что именно мешало Туне получить удовольствие от страданий Ценусы, пришло куда как позже, чем следовало. А ведь ответ оказался прост: лишь в первую неделю слечне Штернберк удавалось себя обманывать и в должной мере отождествлять свою камеристку с теми людьми, образы которых не оставляли сознание Фортуны с прошлой жизни. Однако затем высокородная узнала свою куклу поближе, и оказалось, что сходство ограничивается лишь рядом внешних атрибутов.

И именно тогда мучения Ценусы потеряли былое очарование.

Мучения, но не те неудобства, которые ей приходилось терпеть, чтобы выказать особое почтение своей госпоже.

— Хозяйка, я уже вызвала слечну Мартинес-Видок, слечну Льис и слечну Холли, — доложилась камеристка, едва лишь увидев усталое лицо Фортуны.

Та быстрым шагом подошла к служанке, схватила стакан — у бокалов слишком часто отламывались ножки, когда высокородная лихо била ими о доступные горизонтальные поверхности, — и залпом выпила примерно половину.

— На первых двоих из списка я сейчас особо зла, — сосуд с вермутом коснулся губ служанки.

Госпожа обожала поить свою куколку “с рук”. Ей это нравилось всегда. Но с тех самых пор, как Туна осознала, что не способна больше видеть в лице Ценусы своих старых обидчиц, этот жест обрёл совершенно иной смысл. Теперь высокородная подчёркнуто заботилась о своей игрушке. Даже косметические процедуры проводила лично и лично же приобретала ей украшения. Из-за этого по внешности камеристка совершенно не отставала от своей хозяйки: пожелай она соперничать с Фортуной за право зваться первой красавицей потока, у неё это вполне могло бы получиться.

— Их гонор мне серьёзно усложнил задачу, — пояснила госпожа.

Едва лишь стакан отдалился от лица Ценусы, та тут же аккуратненько облизнула губы. У неё это всегда получалось очень миленько: девушка это делала особенным образом. Едва-едва высовывая кончик языка. Да и в целом, служаночка была какой-то… хрустальной. Её движения чаровали трогательной осторожностью и выверенной скупостью.

Работая с внешностью камеристки, Фортуна задалась целью сохранить её индивидуальность. На самом деле, это не так уж просто: избавиться от недостатков, сохранив самобытность. Ведь абсолютное, доведённое до идеала, отсутствие несовершенств, обращается в следование шаблону. А шаблонных красоток в мире слишком много. И чем тогда Ценуса отличалась бы от них? Одними лишь вьющимися длинными волосами цвета светлого каштана?

Нет-нет-нет! Просто необходимо выделить эту хрустальность! Подчеркнуть большие печальные глаза! Подобрать изящные украшения, выглядящие не менее хрупко, чем их носительница! И ещё много-много-много маленьких, незаметных, даже незримых высокоточных штришков от лучшего дизайнера-косметолога в УСиМ!

— Они лишь делали всё то же, что и обычно, — напомнила Ценуса. — Откуда им было знать, что в этом конкретном случае стоило сделать исключение, если такового не удостаивались даже более благородные особы, вроде той же Каппек? А ведь она куда как ближе к Даркену Маллою, чем была на тот момент Глашек.

— И что мне теперь? — Фортуна резко взмахнула рукой, расплескав немного вермута на тонкую белую сорочку служаночки, резко увеличив степень прозрачности ткани до абсолютных величин. — Понять и п’гостить, как говорит Даркен? Мне нужна разрядка, Ценя! Я не могу это держать в себе! Я взорвусь!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Камеристка отставила в сторону поднос и подалась вперёд, к госпоже. Близко-близко. В упор. Её губы оказались прямо рядом с ушком Фортуны.

— Но-о-о-ожки.

— М-м-м? — чуть повернула голову госпожа.

— Но-о-о-ожки. Я помну тебе ножки и ты расслабишься.

— И чего это ты вдруг с вежливой формы на такую неформальную перешла? — возмутилась высокородная.