Некромагичка для мажора (СИ) - Даллас Ирэн

— Проще, чем услышать пошлость от Цицерии? — предложила вариант Тришка.

Линда тут же тихонько захихикала, вжимая голову в плечики. Да и Туна нашла шутку забавной.

— Именно… вполне… подходит. У меня в голове вертелось, скорей, что-нибудь оскорбительное про вас двоих, — госпожа ничуть не солгала. Настроение у неё было такое, что хотелось как-то задеть своих проштрафившихся подчинённых, да вот только вермут повлиял на ей способность облачать мысли в наиболее удачную форму. — И вот ещё что: когда будете “брать” этого идиота, не говорите ему ни слова о причинах, по которым его схватили. Думаю, он и сам быстро сопоставит факты, но будет лучше, если у пленника останется место для сомнений и надежды. Ничто так не ломает человека, как момент, когда нет больше ни никаких сомнений в отсутствии шанса на спасение и помилование.

Дворянка подняла руку и капризно помахала ей. Ценуса правильно истолковала намёк, а потому, всего через несколько секунд губ Фортуны коснулся прозрачный край стакана с зеленоватым тягучим алкогольным напитком.

— Я хочу присутствовать при этом. Я хочу стать свидетельницей момента преображения. Я хочу увидеть, как Глашек становится Лешей. Как она превращается из серой заучки в легендарное воплощение врага человечества. Хочу увидеть, как меняется лицо её жертвы. Как это будет?

Слечна Штернберк мечтательно закатила глаза. И пусть таким образом в поле её зрения попала умильная моська камеристки, госпожа её не видела, ибо взор был обращён в мир грёз.

— Полицейский безвольно поникнет, как марионетка, которой перерезали все нитки? Или его глаза и рот начнут расширяться до пределов человеческих возможностей? Может, он начнёт дёргаться? Вырываться? Попытается убежать или в последнем броске понадеется перегрызть зубами глотку некромагичке?

Госпожа прервала свои измышления, когда ощутила прикосновение нежной хрупкой боковинки шоколадной конфетки с обжигающей хмельной начинкой. Она тут же жадно выхватила губами угощение из рук Ценусы и тотчас, губами же, его и раздавила, дабы затем слизнуть выступившую через трещины хрупкой оболочки сердцевинку.

В такие моменты Фортуна любила представлять, что ест не самую обычную, пусть и высококачественную, сладость, а некоего фантастического жучка, которому оторвали все лапки. Именно поэтому она и предпочитала давить его панцирь не зубами, а губами — чтобы хоть немного почувствовать сопротивление чего-то, что представляет живым. И именно поэтому девушка любила отодвигать язычком обломки шоколадной оболочки, чтобы дотянуться до пьянящего нутра.

— А Броня? Какой станет она? Её взгляд окончательно заледенеет? Уголки губ болезненно сведёт в зверином оскале? Мне так и не довелось ни разу увидеть её воочию. Только услышать… говорят, Глашек в образе Лешей становится сама не своя. Полностью теряет контроль над эмоциями. Словно бы и в самом деле в её черепушке плещется память обезумевшей Боудикки или кого-то её калибра. Это заодно объяснило бы столь высокое мастерство в дендромагии.

— Да не-е-ет… госпожа, вы и правда верите, что эта безродная может быть перерождением кого-то из древних друидов? — Фортуна ощутила, как вздрогнула Линда, всего на секунду представив, что человек, которому она умудрилась нахамить, оказался кем-то… настолько опасным.

— А иначе отчего она так старательно скрывает, кем была в прошлой жизни? — небрежно пожала плечами слечна Штернберк. — Да и Иггдрасиль… вы ведь видели это древо?

— Видела… — ответила Тришка. Её задумчивый взгляд устремился в ночную тьму, а ладонь рассеянно скользила по стопе госпожи, словно бы обретя собственную волю, достаточную, чтобы действовать в случае отсутствия сигналов со стороны мозга. — У меня тогда возникли те же мысли. Но мне кажется, что скорей Глашек будет намеренно соответствовать столь удачной мистификации. Ей это выгодно. Совокупность нашего страха с покровительством могучей семьи сделают её куда более важной, чем эта безродная на деле является.

— И какие у тебя мысли, слечна Мартинес-Видок? — фыркнула Фортуна. — Ты попытаешься встать на пути у восходящей звезды УСиМ? Попытаешься рассеять ореол её величия? Раскрыть людям глаза на правду?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Выражение лица испанки тут же стало донельзя кислым. Настолько, что на этом балконе, определённо, не было человека, у которого от одного лишь вида моси Тришки не началось обильное слюноотделение.

— Нет… я не решусь, — покачала высветленной головой ясноокая некромагичка. — Если только, конечно, вы не прикажете, госпожа. По своей собственной инициативе даже я не перейду дорогу проекту пана ректора. Уверена, эта девочка ещё успеет нас удивить… и удивить неприятно.

— О, у кого-то межушный нервный ганглий подал первые признаки развития, — усмехнулась Фортуна. — Надеюсь, в будущем, вы более не будете меня так подставлять.

— Не будем, не будем, — спешно закивала Линда. — Мы уже стали крайне осторожны с Глашек.

— Успели извиниться? — хитро посмотрела на своих подручных слечна Штернберк.

— Извиниться? — икнула девочка с ампутированной личностью.

Она торопливо перевела взгляд на своего любимого донора “собственного мнения”. На Тришку.

Испанка поджала губы.

— Да к ней, как к дикой кобыле подступаться. ¡Maldición! — некромагичка мотнула головой. В этот момент она сама куда больше напоминала дикую кобылицу, чем та, о ком шёл разговор. — Если бы Глашек было бы дано испепелять мир взглядом, Богемия давно уже обратилась бы в мёртвую пустыню.

Фортуна усмехнулась.

— Именно это отличает вас, низкородных, от настоящей шляхты. Именно это мешает вам добиваться своих целей и ограничивает спектр ваших возможностей. Стандарты. Вы растёте вне строгих стандартов по-настоящему высокого дворянства, и это вас расслабляет, — она стрельнула взглядом в сторону Линды. — А уж в твоём случае, слечна Льис, всё обстоит ещё хуже: откуда взяться стандартам в семье, которая всего пару поколений тому назад была челядью?

— Но я стараюсь соответствовать, — обиженно протянула та.

— Держись подле меня, — Туна собственническим жестом взялась за подбородочек неуверенной в себе низкородной некромагички и приподняла его, чтобы было удобней смотреть подчинённой прямо в глаза. — И тогда, быть может, чему-нибудь и научишься. Но помни: стандарты нельзя просто озвучить. Их надо чувствовать. Хорошо чувствовать.

— Да, госпожа, — она попыталась кивнуть, но рука слечны Штернберк помешала опустить голову даже на мгновение, даже в знак согласия с покровительницей. — Благодарю вас за заботу.

Но это не была забота. В отличие от Ценусы, у Линды был полный набор тех черт, что были присущи людям, которые испортил прошлую жизнь той, кто в Форгерии известна под именем богини удачи.

4.

Последней на встречу пожаловала Цицерия Холли. Фортуне нравилось наличие подобного человека в свите: в конце концов, эта бесстрашная блондинка попросту обожала бесить окружающих. В этом была сама суть субкультуры, к которой относилась Цици.

Те, кто звали себя гиноистками, в открытую бросали вызов общественным устоям. В конце концов, пусть даже мир шляхты разительно отличался от мира челяди, только слепой мог не заметить общих паттернов в культуре “верхов” и “низов”. Дворяне просто позволяли себе больше, чем могли себе позволить далёкие от магии безродные, обречённые до конца своих дней бессмысленно копошиться в своих мелочных проблемах в надежде урвать у Форгерии право потратить ещё одни сутки на исступляющее повторение повторение тех же действий, что они совершали ежедневно на протяжении всей своей никчёмной жизни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Жизнь челяди подчинена строгим правилам. И пусть в последнее время, по мере погружения в информационную эпоху, рамки допустимого начали пошатываться, отступить от шаблона мог позволить себе не каждый. Там, внизу, люди либо боялись “не таких”, либо завидовали им. Крах “не такого” — одна из немногих радостей, что доступны пугливому зашоренному народцу. И этот крах случался регулярно. А ежели он запоздывал, так добрые соседи от души ему способствовали, ускоряя возвращение своего окружения к статусу кво.