Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест

смерть многих наших солдат, что погибли во имя великих подвигов и посмертно получили эти медали. Я не политофицер, мне ни к чему проводить с вами беседы о политических и идейных аспектах ваших речей. Лично я вас уважаю, несмотря на бардак в вашей голове. Вы многое сделали для того, что бы носить эту медаль, но не желая её одевать, делаете лишь хуже себе и своей дальнейшей карьере. И я искренне надеюсь, что в вашей голове наступит порядок. Выздоравливайте поскорее.

– Спасибо вам товарищ генерал за всё, – выдавил из себя Чак не совсем искренние слова благодарности.

– Майор Лина, – обратился Маунд к покрасневшей от стыда девушке. – Через час жду вас в канцелярии штаба. Сегодня у нас непростой день. Нужно подготовить множество приказов.

Генерал удалился и наступила неловкое молчание, которое закончилось демонстративным вздохом Китти. Чак сразу понял, что она этим хотела сказать и только открыл рот, дабы оправдаться, сразу же получил резкий взгляд в ответ. Следом Китти понесло.

– Ты, Чак, совсем дурак или там в танке тебе снаряд в голову попал? Это что сейчас такое было? Кто тебе вообще позволил такое говорить? Ты хоть понимаешь, что это не просто генерал? Это мать его, Маунд Маут! Повторяю Маут! Сын Мурзана! Ты в открытую ему дерзишь, будто перед тобой жалкий офицеришка, а не он. Ты хоть понимаешь, что ты наговорил?

– Я…

– Ты! И замолчи, и слушай. Ты ему жизнью обязан, благодаря ему тебя со света того возвращали. И вовсе не потому, что ты ему так нужен. А что в ответ? Медальку ему не нужно! Гордый сил нет. Да взять эту медаль должен был и спасибо сказать.

– Китти, прости меня, я действительно сморозил, – пытался оправдаться он, но Китти, аж повысила на него голос и будь он во здравии, обязательно влепила бы ему пару подзатыльников.

– Ты неисправимый дурак, Чак Зит. Как только в жизни твоей, что-то налаживается, ты сам все портишь. Дурак ты. Вот и весь ответ.

И вновь наступило неловкое молчание. Чак закурил сигарету, но озлобленная Китти выхватила её из рук и закурила сама. Злобно пуская дым, словно дракон. Капитан боялся противиться и молча вынул вторую и закурил вновь.

– Докуривай и я отведу тебя в палату. А мне пора идти в штаб, – с яркой обидой сказала Китти и, затянувшись вновь, выбросила недокуренную сигарету на землю.

Чак молча забычковал папиросу и убрал в пачку. Он чувствовал себя, как провинившийся щенок.

***

Проделав уйму бумажной работы, и натерев на руках мозоли, Китти устало подошла к окну и отворив ставни втянула в лёгкие дождливой прохлады. Мелкие, холодные, капли усердно били по крыше и залетали в открытое окно, освежая усталое лицо, снимая ставший уже родным и близким стресс, сопровождавший каждый её день.

Ей до сих пор было обидно от бессовестной выходки Зита, она на него очень злилась и даже не хотела его видеть. Да и как ей показалось Маунд был к ней неожиданно холоден, говорил лишь только по делу и не разу ей за вечер не улыбнулся. Хотя может дело было и не в Чаке вовсе, может его, что-то тревожило, но хитроумный женский мозг уже построил множество теорий и домыслов, один хуже другого.

На дворе была уже глубокая ночь, в городе стояла кромешная тьма, соблюдался режим светомаскировки, в комнате Китти так же было темно, лишь слабая настольная лампа мерцала где-то в глубине, но она никак не могла послужить наводкой для вражеской авиации. Китти услышала, как отворилась входная дверь и чьи-то неуверенные шаги заскрипели по рассохшемуся паркету.

– Кто там? – окликнула она в темноту, не оборачиваясь.

– Маунд, – раздался усталый голос в ответ.

– Проходи, я тут у окна, воздухом дышу.

Мгновение спустя он подошёл к ней со спины и обняв за талию опустил лицо в распущенные волосы. Она почувствовала, как его дыхание отдаёт алкоголем, Маунд пил крайне редко и это её насторожило.

– Прости меня, за капитана Зита. Он просто дурак, – обернувшись к Маунду, виновато молвила она.

– А ты, что сестра или жена ему, тебе то за, что извиняться? – удивлённо спросил Маунд в ответ.

– Да нет, просто он некрасиво себя повёл. Ты столько сделал для него, что бы он выжил, а он ерепениться, как дитя малое, согласился бы, что ему эта медаль? Тянет, что ли?

– Китти, я это не для него делал, а для тебя. На него мне плевать, но если он как-то дорог тебе, то и я обязан был помочь ему. Не ради него, ради тебя.

– Ты пойми меня правильно, Маунд, он человек не плохой, это оболочка у него такая злая, а внутри он очень даже хороший человек. За эти годы Чак сильно изменился, и если честно, мне его очень жаль, дай ему вернуться в Муринию.

– С чего ты взяла, что я с ним, что-либо сделаю?

– Не знаю,– замялась Китти.

– Не хочет медаль, пусть не берёт, мне-то какое дело.

– Ну и хорошо.

– Ты вообще, хоть что-нибудь знаешь о друге своём Чаке?

– Только то, что он мне рассказывал.

– Я тут разрешил себе немного полюбопытствовать и запросил его личное дело. К тому-же, всё равно мне нужно было с ним ознакомиться, раз к такой высокой награде представлять его собрался. Так вот, интересный он человек, не сказать чтобы прям книгу про него написать можно, но почитать есть чего. В целом он положительный парень.

Маунд вынул из-за пазухи папку с множеством листов. Китти поглядела сначала на неё, потом на Маунда.

– Почитаешь, если захочешь. Не знаю почему, но мне показалось, что тебе будет интересно.

– Оставь на столе, – сухо сказала она. – А ты, чего пьяный? Случилось чего?

– Не знаю, чувство какое-то нехорошее. Что-то сильно тревожит меня, как будто случиться, что-то должно. Прошлый раз у меня такое чувство было перед смертью жены. Вот и не знаю, как с ним бороться. Да и медивы как то странно себя ведут, последняя разведка донесла вести, что те отступили, да порядочно. Никак в ловушку нас манят. Пытался с отцом связаться, не могу. Нет на месте его. Хотя должен быть. Короче как-то погано на душе, толку от алкоголя, конечно-же, никакого, но, что то подсказывает, что нужно выпить, как будто легче станет. А ведь не станет.

– И много уже выпил?

Маунд молча достал из внутреннего кармана плоскую полулитровую бутылку ягодной водки. В ней было чуть больше половины. Он открутил пробку и неловким движением предложил Китти выпить.

– Давай, но