Темные изумрудные волны - Федор Московцев

А вот что рассказал Киселёв, одноклассник Клавы. Это был спокойный, семейный, что называется, домашний парень. Заподозрить его в адюльтере – все равно, что заподозрить слепого в подглядывании.

Он ехал по проспекту Ленина и увидел Клаву Гордееву на остановке, она ждала автобус. Киселев остановился и предложил подвезти. Клава села к нему в машину, они поехали. Проехав немного, она увидела мужа, помахала ему рукой, и попросила Киселёва остановиться. Тот включил поворотник, стал перестраиваться в правый ряд. Гордеев обогнал его и подрезал. Не успев затормозить, Киселёв врезался в его машину, повредил ему при этом правую заднюю дверь. Выскочив, Гордеев стал кричать, устроил сцену ревности. Затем сел в машину, резко нажал на газ – так, что дым из-под колёс – и уехал, оставив всех в недоумении. Киселёв вызвал милицию, Гордеева ждут неприятности.

«Уличив» таким образом жену в измене, Гордеев забрал из дома вещи и ушёл из семьи. Но уход из дома не означал отказ от сбора новых улик. Он объехал всех знакомых, и задал каждому вопрос: «А ты трахал Клаву?»

Ещё один случай рассказал Лактионов, институтский товарищ Гордеева. Они не виделись несколько лет, и как-то встретились на улице – это произошло за месяц до обличительных событий. Разговорились, и, в конце концов, беседа пошла за женский пол. Лактионов поведал, как весной, в апреле месяце, они с приятелем познакомились на «Белом Аисте» с двумя девушками. Уговаривать которых даже не пришлось, они сразу согласились пойти к ребятам в гости. Про таких говорят – «жёсткая конкретика». Была необузданная свалка, что называется, во все дыхательные и пихательные, обмен партнёрами, и всё такое. Ребята уже не знали, как отвязаться.

Гордеев хохотал над этим рассказом… пока не выяснилось, что девушки эти – его жена Клава и её подружка Вика. Он бросился с кулаками на Лактионова. Тот сказал, что, во-первых, даже не знал, что Гордеев женат; во-вторых, тот должен быть благодарен, что его жену вывели на чистую воду.

Примечательно, что Гордеев ушёл от жены не после этого разоблачения, а месяцем позже, после столкновения с Киселёвым.

Гордеев объявился в конце отпущенной ему недели и предложил съездить с ним в Саратов. Там, мол, и разберёмся. Андрей согласился, – ему нужно было туда по работе. Выехали на двух машинах. Гордеев ехал впереди. Когда проехали Камышин, он остановился, вышел из машины, махнул рукой, мол, выходи. Готовый ко всему, Андрей подошёл к нему, и тот сказал: «Моя жена – шаболка, она спит с Киселёвым. Ещё со школы». И вернулся в машину.

Через несколько километров Гордеев снова остановился. На этот раз он сказал: «Она ещё и с Второвым трахается».

Проехав какое-то время, он сделал ещё одну остановку, – чтобы спросить у Андрея, не спит ли он с его женой. Выслушав длинную эмоциональную тираду в свой адрес, вернулся в машину, и поехал дальше.

Андрей ехал медленно – трасса Волгоград-Саратов всегда была плохой. Гордеев же гнал по кочкам, как по автобану, и вскоре скрылся за горизонтом. Андрей не удивился, когда через некоторое время настиг его. Гордеев стоял на обочине и махал руками.

«Факмоймозг, что на этот раз?» – выругался Андрей.

Гордеев подозрительно спросил товарища, почему тот так медленно едет. Может, это ловушка. Известно ведь, что Глеба Гордеева хотят убить. Не дослушав, Андрей заявил, что больше останавливаться не будет, и плавно тронулся. Вдогонку Гордеев сказал, что будет ждать у гостиницы «Словакия». Его служебная «шестёрка» рванула с места, подняв облако пыли, и, подпрыгивая на ухабах, понеслась по дороге, напоминавшей стиральную доску.

Когда Андрей увидел Гордеева у гостиницы «Словакия», тот, по обыкновению, попивал коньяк прямо из горла. Он заявил, что им прямо сейчас надо куда-то подорваться. Нет, селиться – потом, сейчас надо ехать в какое-то место, где всё сразу станет ясно. Андрей хмуро сказал, что отмотал четыреста километров не для того, чтобы снова выслушивать неупорядоченный бред, напомнил про Кунсткамеру, и нехотя согласился выдвинуться в это таинственное место.

Когда отъехали, Гордеев оглядел мутным взглядом салон машины, поинтересовался, нет ли тут микрофонов, и попросил листок бумаги с ручкой. Уже привыкший к этим странностям, Андрей вынул из портфеля ежедневник, ручку, и передал ему. Тот, сделав большой глоток, что-то написал, и протянул ежедневник – на, посмотри.

Андрей прочитал: «Сукой будешь, если не позаботишься о моей дочери». Перед глазами замелькали живописные картины – Гордеев бросается с моста в Волгу, Гордеев выпрыгивает из окна гостиничной высотки…

– Отличная идея, могу посодействовать. Одна маленькая просьба: не уноси с собой все секреты – имеется в виду информация о деньгах и о товаре.

Гордеев забрал блокнот, и, полный глубокой внутренней обреченности, начертал следующую надпись: «За мной следят спецслужбы. Меня хотят убить».

Откинувшись на спинку сиденья, Андрей залился смехом:

– Кому ты нужен, поросячий нос?

В блокноте появилась новая надпись: «Не смейся, всё очень серьёзно».

Андрей уже высматривал, куда бы нанести чувствительный удар, но, заметив порожнюю бутылку, передумал. Нетрезвый, психически нездоровый, глубоко дефектный товарищ, ну какие могут быть с ним беседы. Да ещё этот его невкусный запах. По-прежнему невозможно было находиться рядом с Гордеевым без сильнейшего обострения обонятельного восприятия, граничащего с нарушением работы центров высшей нервной деятельности.

Андрей остановил машину у обочины.

– Не желаешь проветриться? Кстати, оживленная трасса, можешь выбрать себе подходящий автомобиль, и броситься под колеса.

Гордеев открыл дверь, вывалился из машины, и отправился пугать народ.

Его физические движения находились в неразрывном единстве с его душевной жизнью. А душевный мир стоял в непримиримом разладе с внешним миром. Уйдя в страну подземной радуги и летящих в небо кроликов, он предоставил компаньону самому разбираться в суровых реалиях. В итоге от неразберихи во взаиморасчетах («загуляло» пять тысяч долларов) пострадал «Фармбизнес» – Андрей с Глебом свои деньги не вкладывали, товар брался на реализацию. А Брук, которому помогли отвестись от обвинений в убийстве компаньона, а также в силу специфики самих взаимоотношений с ним, посчитал разумным молча списать убытки. Андрей и Трезор были из тех, кто сами приходят и сами уходят, когда считают нужным, поэтому не приходилось сомневаться в лояльности хозяина «Фармбизнеса».

Андрей потерял бизнес. Второв что-то говорил о поставках медикаментов бюджетным клиникам, обещал крупный заработок, твердил, что «привлечёт к делу». По опыту было известно, кому достанется крупный, а кому мелкий заработок. На него надежды никакой. Трезор был недоволен тем, что схема с «Фармбизнесом» оказалась недолговечной, и новых тем уже не предлагал.

В середине июня позвонил Краснов и сообщил, что руководство «Эльсинора» планирует направить запрос в некую консалтинговую фирму, у которой имеется база данных по всем сотрудникам иностранных компаний. Оказалось, что все фармацевтические фирмы договорились предоставлять друг другу данные по своим работникам, и создать единый информационный банк, – для эффективной работы своих HR-служб. В ходе беседы Краснов деликатно намекнул, что известно о случаях, когда люди работают сразу на нескольких фирмах.

После этого предупреждения Андрей отправил по факсу два заявления об увольнении – в «Шеринг АГ» и «Дэву-Фарм». Остался один только «Эльсинор». Но это донор, а у доноров есть одно неприятное свойство – они кончаются. Кольцо сужалось, пространство для манёвра резко ограничивалось. Дым и то весомее, чем результативность последних девяти месяцев работы.

«Нет ничего хуже, чем отсутствие выбора», – вспомнил Андрей слова Рената.

Наблюдая за чужими успехами, он злился, что все большие дороги в жизни забиты шумной, жестикулирующей, враждебной ему толпой. Всюду он видел отталкивающих его быстрых, юрких людей с блестящими тёмными глазами, ловких и опытных, снисходительно усмехающихся в его сторону. Казалось, что удача тянется к длинномордым, темноглазым, сутулым и узкоплечим, к дегенератам. Малокровный Брук, малоумный Шавликов, макроцефальный Синельников, и даже малахольный Фурман – всем им сопутствовал успех. А его благородная и суровая фигура бесцеремонно отброшена на задворки. Будущее неясно.

Глава 107

Свадьба состоялась в начале июля. Позади остались приготовления, покупка всего необходимого, ремонт в трёхкомнатной квартире в Ворошиловском районе, предоставленной Ревазом, отцом Мариам. Эти заботы отвлекли мысли от всего остального. А разгоревшееся желание не знало ни сна, ни покоя.

Перед глазами запрыгали люди, магазины, машины, наряды, подарки, цветы и шампанское; всё стремительно завертелось, образовав один пёстрый поток.

Утром жених выкупал невесту. Друзья жениха настойчиво сбивали цену, подружки невесты торговались, как продавщицы зелени. После выкупа состоялись посиделки с конфетами и шампанским. После этого отправились в ЗАГС.