Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

получается вот это. Священный напиток. Выпей одну чашку, отказываться — неуважение.

Кисловатый, с оттенком дрожжей напиток напоминал затхлую тёплую газировку, но в голову давал будь здоров. Я и не заметила, как праздник перебазировался обратно на улицу, и народные гуляния начали набирать силу: поединки, пляски, скачки на варгах и тому подобные увеселения. Бодрости и сюрреализма пейзажу добавляли драконы, разгуливающие туда-сюда. Орки разбегались, чтобы не попасть под ноги, но не боялись их совершенно.

Мне же стоять и улыбаться было всё тяжелее, голова была как в тумане и снова начинало мутить.

— Ганконер, мне бы в холодок, я отойду ненадолго, — я не выдержала и обратилась к нему, не уверенная, что это уместно.

Но нет, он спокойно оторвался от беседы со старейшинами и повел меня в пещеру, в какой-то отнорок, в котором по стене стекала холодная, ломящая зубы вода. В прохладе я поотошла, но сразу возвращаться не хотелось.

— Тут можно где-нибудь подышать в сторонке?

Он молча вывел из пещеры, и мы двинулись наверх по какой-то тропочке, с краю поросшей гривастым диким ячменём. В моей сбруе подъём давался тяжело, и под конец Ганконер чуть ли не тащил меня. Но со скалы, на которую мы забрались, вид открывался чудесный, и дышать здесь было легко. Такой простор, такая воля открывались отсюда! Вот она, свобода, беги на здоровье! Ага, в этом платье. Да хоть в каком — без Темнейшего я тут буду не высокой гостьей, а шашлыком.

— Чудесное место. Но не знаю, как поползу вниз.

— Ты устала, богиня. Не надо никуда ходить, сейчас, — Ганконер подошёл к краю скалы, и меня снова сплющило от крика, которым призывались драконы.

На скалу взлетел только тот, что поменьше, большой остался внизу, и в него загрузились служанки.

— Блодьювидд, ты полетишь со мной или с ними?

Я призадумалась. В паланкине мне не понравилось, но лететь с Ганконером? Он смущает меня. Но потом вспомнила, что к десяти харадримкам в паланкине добавился ещё жирный жареный индюк, а там и без него тесно было, и решительно согласилась — когда я ещё верхом на драконе покатаюсь!

Черная тварь зашипела на меня, и зрачки у неё были, как грязно-алые щели, но Ганконер прикрикнул, и дракон опустил шею, на которую я кое-как взобралась и потихоньку опустилась пониже, туда, где была удалена одна воротниковая чешуйка, и в получившемся углублении уже сидел Владыка, держась за поводья.

Вся жизнь промелькнула перед глазами, когда дракон мягко оттолкнулся от земли и начал набирать высоту. Ганконер не давал заскучать, периодически заставляя его пикировать над красивыми, как владыке казалось, местами, и полёт был сродни катанию на американских горках. Упасть я не боялась — мышцы у Ганконера были как сталь, и держал он очень крепко и осторожно. Но смущал — вроде бы и не специально, но дыханием в ухо, и тем, как прижимал, и как поправлял мои волосы, которые ветер кидал ему в лицо.

* * *

— Блодьювидд, ты как хочешь, а я мыться, — и владыка, отпустив драконов, двинулся во дворец.

Я шла следом, размышляя, что мыться и мне хочется после дня в пыли, и что ждать, пока он помоется и идти следом смешно. И пошла с ним, но глаза во время мытья старательно держала опущенными и была холодна. Ганконер, сначала ласковый и шутливый, потихоньку, по-моему, обиделся и обозлился. Во всяком случае, когда прощался со мной в спальне, глумливо сказал, обращаясь к Халаннар:

— Не забудьте принести госпоже настойку мандрагоры три штука.

И, посмотрев на меня, холодно произнёс:

— Спокойной ночи, богиня.

Я промолчала.

64. Тигры и тени

Так, драгоценный и спокойный,

Лежите, взглядом не даря,

Но взглянете — и вспыхнут войны,

И горы двинутся в моря,

И новые зажгутся луны,

И лягут радостные львы —

По наклоненью Вашей юной,

Великолепной головы.

© Цветаева

любовь пришла на мягких лапах

как кошка села у огня

и отвернувшись презирает

меня

©

Проснулась с раздражением, от лепестка, упавшего на нос. Дунула, открывая глаза, и успела заметить, что на упархивающем лепестке что-то понаписано. Спросонья, не дожидаясь, пока упадёт, заскакала следом, но он был подозрительно шустр, непредсказуемо меняя траекторию, ускользая вроде бы естественно, но очень долго; причём ловили мы уже вдвоём с Иртханну. Догадавшись, что свинство подстроено, злобно остановилась. Лепесток тоже успокоился и ловко шлёпнулся на нос ещё раз. Подошла к окну и прищурилась на проявляющиеся строчки. Текст гласил: «Вы так чудесно скакали за лепестком — как две толстые лесные кисоньки за бабочкой. Это было мило. Богиня, я тут подумал, что не знаю, передние или задние конечности младенцев тебе нравятся и чью кровь ты предпочитаешь с утра пораньше (кроме моей, само собой), поэтому, возможно, ты осияешь своим присутствием пиршественную залу? Ах да, одеться, одеться не забудь!»

Ого, это, стало быть, он незримо присутствовать может и текст на лепесточке менять. Я всё время немножко забываю, что за этим прекрасным лицом, за этими шутками сидит Кощей. Вот он где, настоящий-то.

— Иртханну, одеваться выход пир!

Надо посмотреть, может, там что вкусное дают. Наиздевался-то Ганконер, как минимум, на чёрную икру тазиком.

Меня снова одели ходячей сокровищницей. Сверху Халаннар попыталась нацепить паранджу, которую я отвергла, хмуро поинтересовавшись, как я в ней есть буду, чем смутила служанок, и паранджу унесли. Надеюсь, в последний раз её видела. Но дамы настойчивые.

— Мой вчера подарок бусики кость где?

Помялись, но принесли. Всё-таки любопытная вещица: косточки аккуратно так поделены на одинаковые кусочки размером с фалангу большого пальца, любовно отполированы (хотя следы зубов чьих-то на костях видны), перемотаны красными шерстяными нитками и кисточек из этих же ниток понаделано. Надену. Пусть охраняет меня из мира духов.

* * *

Столовая почему-то находилась в подвале. Она была слеплена по образу и подобию лихолесской (сокол, где ты?), только, понятно, из чёрного камня. И поделена: на возвышении стол владыки, для особо приближённых и обласканных, персон на тридцать, а внизу длинные столы для прочих. Никаких цветов, никакого дневного света. Обилие факелов на стенах освещало рваным, пляшущим пламенем орочьи морды, милее от этого не становившиеся. Служанки выпустили меня через маленькую дверку за троном, что порадовало: идти мимо орков не хотелось.

Ганконер обернулся и указал на чёрный каменный стул справа от себя. Я бы эту мрачную готическую мёбель, наверное, с места бы сдвинуть не смогла, но стул сам отъехал в сторону, а потом сам задвинулся к столу. Магия. Меня тут же представили куче