Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

— Как вы себя чувствуете? — спросила она.

— Как всегда, — немногословно ответил тот, кашлянул и потер шею. — А вы что-то хотели? Если по поводу кадра, то я не выполняю просьб актеров и снимаю, как нужно, а не как они хотят.

— Нет, я просто спросила. Говорят, вы болели?

— Так, ерунда, горло прихватило. Наверное, с холодного пива.

— Но… у вас что-то на шее.

— Да, какая-то красная полоса. Может, спал неловко.

— И давно это у вас?

— Недели три. А что это вас так заботит?

— Вы, по-моему, не совсем поправились, вам нужно отлежаться.

– Я еще не умираю, — усмехнулся Кристоф. — Идите в кадр, мадемуазель. Данкур уже готов.

Съемки возобновились. Задетое самолюбие Данкура сыграло свою роль, и сцена заиграла. Монсо даже подпрыгивал от удовольствия, а Ларош показал ему большой палец. Даниэлю не удавалось только выбить у фехтовальщицы шпагу, но этому неожиданно помог приезд Эдмона. Увидев его в толпе зрителей, девушка отвлеклась и потеряла оружие.

На этом съемки закончились, и Монрей увез Женьку домой. Ему, конечно, не понравилось все, — ни возлежание с «де Лафане», ни, тем более, поединок с Данкуром.

— У тебя были влюбленные глаза, — хмуро сказал он.

— Я играла. Так было нужно по сцене.

— Я не о Морисе.

— Тебе показалось.

— Не надо обманывать. Актриса из тебя плохая, тебе не стоит больше сниматься в кино.

— Да, я была влюблена, но не в Данкура, а в поединок!

— Тем более.

Приехав на виллу, Женька решилась и позвонила домой. Ответила мама.

— Женечка… — голос ее прервался, послышались всхлипывания. — Как ты?.. Где ты?

— Я в Париже и… выхожу замуж.

— Куда?

— Замуж.

— Когда?

— На Рождество, а потом уезжаю на Луару.

— Женечка, ты что?.. Ты здорова?

— Здорова, а ты не плачь. Я скоро приеду, ты не волнуйся.

— А как же фехтование? Что ты скажешь отцу?

— Он дома?

— На тренировке.

— Тогда я сама с ним поговорю, когда приеду. Скажи ему только, что все хорошо.

После звонка домой Женька еще долго стояла на террасе, смотрела на догорающий закат и думала о том, что же она все-таки скажет отцу.

— Давай я куплю ему подарок, — попытался успокоить девушку Эдмон. — Что он любит?

— Он, как и я, любит фехтование.

— Тогда я подарю ему шпагу из своей коллекции.

— Чтобы он меня убил? — усмехнулась, продолжая смотреть на рубиновое небо фехтовальщица.

Подводные течения

Утром, когда Ришар и профессор обговаривали с Женькой ее ситуацию, Сельма доложил о приезде полиции.

— Кто? Опять Марени? — спросил Монрей.

— Да. С ним полицейский.

— А где Эдмон?

— Он уже внизу.

В гостиной действительно находился офицер с лицом Марени, которого сопровождал рядовой полицейский Эжен Годье. Их встречал Эдмон.

— Вот видите, месье Монрей, — улыбнулся Марени профессору, когда он, Женька и адвокат спустились в гостиную. — Недаром я столько раз досаждал вам своим посещением! Мое чутье меня не подвело, и мадемуазель Шмелева все-таки связана с вашим семейством! Вас видели в репортаже с выставки, мадемуазель, и теперь вам придется проехать с нами, чтобы объяснить причину своего исчезновения.

— Я должна ехать сейчас? — спросила девушка, настороженно посматривая на полицейского по фамилии Годье.

— Да. У ворот ждет машина.

— … Надеюсь, что у меня не должны быть связаны руки?

— Мы давно уже не связываем руки. У нас есть наручники, но они могут скорей понадобиться не вам, а вашим похитителям, — усмехнулся Марени.

— Эти люди — не похитители.

— Поезжайте, Женечка, — сказал профессор. — И не бойтесь. Мы с Эдмоном и Ришаром поедем следом за вами. Наше присутствие, я думаю, тоже там понадобится.

— Еще как понадобится, господа, — продолжал улыбаться довольный Марени. — Выходите, мадемуазель. Мы ждем вас в машине.

Женька опять в некотором смешении чувств посмотрела в спину выходящего Эжена, а Эдмон подошел к ней и сказал:

— Успокойся, того наглого нормандца уже отправили на галеры.

— Кто? Ты?.. То есть, де Шале?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Де Санд прочитал твои записи прежде, чем отдал их Монро, а потом предъявил королю.

— И король не послал его с этими сочинениями?

— Ну, ты все-таки была супругой его фаворита, отпрыска знатной фамилии, а потом де Санд обещал, что если правосудие не покарает Эжена Годье, он убьет его сам. Что вздыхаешь? Ты же сама этого хотела.

— Хотела, но…

— Да, я помню, он тебе нравился… Что ж, галеры — тоже отвратительная штука, но оттуда можно еще сбежать и податься в разбойники.

— А Марени?

— Марени — хорошая ищейка, но не аналитик, а вот Катрен…

— А будет еще и Катрен?

– Да, он вел мое дело о «Ладье». Говори только о том, что сказал тебе Серсо, то есть Ришар.

В полицейской машине Эжен сидел рядом с Женькой на заднем сиденье. Он не лез, только иногда посматривал в ее сторону и вытирал платком пот под фуражкой. Тем не менее, Женька не чувствовала себя спокойно, и дело тут было совсем не в причине этого повторяющегося полупленения. Чувства ее продолжали быть смешанными и проступали на скулах красными пятнами то ли какой-то вины, то ли того отвратительного поражения, которое она пережила в полутьме полицейского экипажа.

— Что вы на меня так смотрите? — спросил Эжен.

— Как?

— Будто я собираюсь на вас наброситься.

— Мне просто душно, откройте окно.

Эжен открыл окно, и фехтовальщице стало легче.

В полиции ее, в самом деле, допрашивал комиссар Катрен. При беседе присутствовал Ришар.

— Значит, вы уехали сами, мадемуазель? — спросил комиссар.

— Да, я уехала по предложению Марка Монрея сама.

— С какой целью он сделал вам такое предложение?

— Его сын Эдмон хотел, чтобы я вышла за него замуж. Он видел меня на соревнованиях.

— Весьма романтично, но вы сами ведь не видели Эдмона Монрея?

— Не видела.

— И все-таки уехали?

— Да. Мне нужны были деньги, а Эдмон — известный предприниматель, — сказала Женька так, как посоветовал при утреннем разговоре адвокат.

— То есть, вы уехали с расчетом хорошо устроить свою жизнь?

— Да.

— А почему вы не обсудили это с родными?

— Отец никогда бы не позволил мне бросить фехтование.

— Да-да, я наслышан о ваших спортивных успехах.

Катрен пристально посмотрел на шею Женьки, прикрытую модным платком, но сказал о другом.

— Сведения о вашем местонахождении я уже отправил в Москву, а вы… Пока ваши отношения с месье Монреем не оформлены, вы являетесь здесь только гостьей. У вас просрочена виза. Если вы не продлите ее в течение трех дней, то вам придется выехать из страны.

— Мы продлим, комиссар, — пообещал Ришар.

После Катрен опросил обоих Монреев и всех отпустил. Профессор и Ришар тотчас занялись продлением срока визы. Им помогал Кристиан Саваль, у которого были связи в визовой службе. Пожимая ему руку, фехтовальщица снова терялась и опускала глаза, хотя Эдмон ни в чем ее не упрекал.

Пока утрясался вопрос с визой, Женька решила воспользоваться временем до начала действия договора с профессором и поехать в фехтовальный зал к Данкуру, но не нашла его визитку с адресом. Эдмон признался, что выбросил карточку, когда случайно нашел ее в одежде. Конечно, это был только порыв, поскольку фехтовальщица легко могла узнать адрес другим путем, но девушка прислушалась к этому порыву и осталась со своим будущим мужем.

Эдмон в это время занимался делами по проекту «Дежанси» и везде возил фехтовальщицу с собой. Он не оставлял ее даже в машине, поэтому она присутствовала на всех переговорах с подрядчиками, дизайнерами и юристами. Женька невольно втягивалась в его дела и постепенно забывала об утерянном адресе фехтовального зала. Когда все договора были заключены, молодая пара поехала на Луару.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я хочу, чтобы ты немного пожила у меня, — сказал Эдмон.