Смешенье - Нил Стивенсон

– Служащие получают жалованье. Деньгами. Которых нет.

– Вы поистине невыносимы. Как вы провели последние две недели?

– Вы отлично знаете, что я был в Кембридже, помогал Исааку освобождать комнаты.

Роджер притворно изумился.

– Речь, часом, не об Исааке Ньютоне? Учёном? С какой стати ему вздумалось покинуть Кембридж?

– Он едет сюда, чтобы возглавить Монетный двор, – отвечал Даниель. (Событие готовилось больше трёх лет – дело тормозили политические неурядицы и нервное расстройство Исаака.)

– Говорят – умнейший человек из всех, когда-либо ступавших по земле.

– Он бы отдал первенство Соломону, но я с вами согласен.

– О Боже! Полагаете, он станет чеканить какие-то там монетки?

– Если политики не будут ему мешать.

– Даниель, вы меня обижаете. По сути, вы сейчас сказали, что альянс политически некомпетентен. Позвольте напомнить, что перечеканка одобрена обеими палатами. Так что этот мусор осталось терпеть недолго. – Канцлер казначейства вытащил из башмака пачку ассигнаций Английского банка, вложенную туда для тепла, и помахал ею в воздухе. Потом, оскорблённый самым её видом, бросил деньги через плечо в Темзу. Ни он, ни лодочник не обернулись.

– Глупое расточительство, – заметил Даниель. – Куда разумней было бы сжечь их в камине, чтобы согреться.

– Казначейские бирки горят жарче, хозяин, – вставил лодочник, – да и отдают их за шестьдесят процентов.

– Исаак приступит к работе в начале мая, – сказал Роджер. – Сейчас февраль. Чем бы нам покамест себя занять? Вы ведь намерены продолжить труды Коменского – Уилкинса – Лейбница по созданию пансофистской арифметической машины, она же логическое устройство, она же вычислительный автомат, она же алгебра умозаключений, она же хранилище всех знаний?

– Надо будет придумать более удачное название, – отозвался Даниель, – но вы отлично знаете, что ответ «да».

– Тогда прежде вам следовало бы поболтать с Лейбницем. Вы не согласны?

– Согласен, разумеется, – проговорил Даниель, – но даже будь в этой стране деньги, мне они не достанутся, так что я о такой поездке и не помышляю.

– Я нашёл в чулке несколько дореформенных луидоров и рад буду вам их передать в ожидании той поры, когда Исаак раскочегарит Монетный двор.

– И что, скажите на милость, мне делать с французскими деньгами?

– Купить на них что-нибудь, – отвечал Роджер. – Во Франции.

– Мы с нею воюем!

– Довольно вяло – одна серьёзная битва за последние два гола.

– И всё же зачем мне туда?

– Франция лежит на пути в Германию, где, если я не сильно ошибаюсь, живёт сейчас Лейбниц.

– Разумнее было бы её обогнуть.

– Куда удобнее отправиться прямиком – тем паче, что таким курсом следует ваша яхта.

– У меня и яхта теперь есть?

– Смотрите!- провозгласил маркиз Равенскар. Даниелю пришлось повернуть голову и глянуть вниз по течению. Они как раз миновали Стил-ярд и приближались к пристани у «Старого лебедя», сразу перед Лондонским мостом, После моста начиналась лондонская гавань, в которой стояла едва ли не тысяча кораблей.

– И что я должен был увидеть? Рыбный рынок? – возмутился Даниель. (Именно в ту сторону указывала сейчас рука Роджера.)

– Тысяча чертей! – воскликнул Роджер. – Она перед Тауэром, отсюда её не видно, так что давайте сходим и посмотрим.

Он спрыгнул с лодки на причал и зашагал к «Старому лебедю», не расплатившись с лодочником и даже не глянув в его сторону. Тот, впрочем, нимало не огорчился. По-видимому, у Роджера было полное взаимопонимание с ним, как и со всем Лондоном за исключением нескольких якобитов.

От «Старого лебедя», куда они заглянули, чтобы согреться пивом, можно было пройти по Темз-стрит, а затем долго продираться через ворота, башни и дамбы Таэура, обросшие, человеческим жильем, как пораженные сердечные клапаны – инфекционными бородавками. Однако Роджер хотел взглянуть на яхту с реки, поэтому они обошли мост и спустились к Львиному причалу под лабазоподобной церковью Святого мученика Магна, которую Рен отстроил заново, но ещё не успел снабдить башней или колокольней. Другой лодочник согласился отвезти их вниз по реке; Обогнув шумный рыбный рынок и Ки, они оказались в начале Тауэрской пристани – четвертьмильной стены, встающей прямо из реки. Впрочем, местами её украшали краны, пушки, крохотный зубчатый замок и прочие диковины. В стену уходили два причала и один сводчатый туннель; лодочник всё гадал, не к ним ли маркиз Равенскар направляется, однако Роджер гнал лодку дальше, до самого конца стены, где стояли два брига и трёхмачтовый корабль. Даниель машинально смотрел на судёнышки поменьше и поскромнее, пока не вспомнил, что он с Роджером, которому подавай всё самое лучшее. Взгляд маркиза был устремлён на трёхмачтовик. Носовая фигура изумляла – не тем, что была покрыта многими квадратными футами листового золота (дело вполне обычное), но своей диковинной формой. Золотой шар с глазами, носом и ртом, казалось, несся вперёд, увлекая за собой огромный клубящийся хвост золотого, серебряного и медного пламени. Даниель понял, что перед ним – очеловеченная комета или огромный огненный…

– «Метеор»! – объявил Роджер. – Бывшая собственность господина герцога д'Аркашона. – Затем лодочнику: – Обойди корабль с обеих сторон, а когда доктор Уотерхауз закончит осмотр, мы поднимемся вверх вон по тому трапу. Даниель, надеюсь, вы не прочь полазить по трапам?

– Я бы по верёвке взобрался, чтобы такое увидеть.

– М-м… всякий нормальный человек, предложи ему выбор, лезть по верёвке или отправиться во Францию на герцогской яхте, предпочёл бы второе; посему я воспринимаю ваши слова как согласие быть в Дюнкерке через три дня, – сказал Роджер.

В прежние годы Даниель пересчитал бы пушки «Метеора», но сейчас смотрел только на декор. Искусные резчики увили всю яхту золотыми лавровыми гирляндами. Над ютом распростёрла крылья Победа: одной рукой она тянула гирлянды на себя, словно вожжи, другой держала поднятый меч. Под крыльями тянулся ряд окон.

– Ваша каюта, – объяснил Роджер, – где нам накрыли стол. Они пообедали жареными перепёлками, приготовленными на камбузе «Метеора», «который полностью перестроили, – сообщил Роджер, – ибо смрад от кухни покойного герцога внушал омерзение даже французам». Синяя скатерть была расшита золотыми королевскими лилиями; Даниель заподозрил, что прежде она служила флагом.

– Так теперь эта яхта ваша, Роджер?

– Пожалуйста, не опускайтесь до пошлых рассуждений, что кому принадлежит. Всем известно, что яхту захватили у Шербура, когда французы прошлый раз собирались на нас напасть. Король намеревался подарить её королеве, так что её немного подлатали…

– Кого, королеву?

– Яхту.. Но затем оспа похитила её из этого мира – королеву, а не яхту. «Метеор» превратился в бесполезную игрушку, не стоящую денег на своё содержание…

– Вы получили её задаром?!

– Чума на всех пуритан с их низкой одержимостью тем, что сколько стоит! – взревел Роджер, потрясая перепелиной ножкой, словно палицей Геркулеса. – Существенно, что семье де Лавардаков яхта очень дорога. А в Дюнкерке сейчас находится сама Элиза де Лавардак. – Взгляд Роджера на мгновение стал рассеянным. – Надеюсь, то, что говорят про неё и про оспу, – неправда.

Даниель, чью единственную любовь оспа на его глазах разжевала и выплюнула, почувствовал сильнейшее желание сменить тему.

– Начинаю понимать. Виги считаются партией Банка и войны. Банк, по слухам, идёт ко дну, а война застопорилась.

– Учтите. – Роджер вновь назидательно потряс перепелиной ножкой. – Банк расцветёт, и французов мы победим, дайте срок. Однако сейчас нам желательно не проиграть выборы Гарлею и Болингброку.

(Имелись в виду тори.)

– И вы хотите предложить Франции мир, а в Элизе видите своего рода мост между Францией и Англией. Вы хотите подольститься к ней и её мужу, вернув им «Метеор». И меня выбрали в качестве посла?

– Накануне революции вы ездили в Голландию, – сказал Роджер, – поскольку в вас меньше всего могли заподозрить дипломата.

– Чем чаще я буду ездить с такими поручениями, тем с большей вероятностью меня заподозрят, – отвечал Даниель. – Впрочем, я буду рад передать яхту Элизе, если вы этого от меня хотите. А потом отправлюсь в Ганновер.

– Какое совпадение! – воскликнул Роджер. – Мне надо передать нашей будущей королеве нечто слишком щепетильное, чтобы доверить бумаге.

– Вы о Софии Ганноверской? Не понимаю. Наша следующая королева зовётся Анной и живёт в Англии.

– И больна сифилисом, как сестра и отец, – пробормотал Роджер, – посему вряд ли может произвести жизнеспособное потомство. София же в своё время была исключительно плодовита. Попомните мои слова, нам осталось лишь немного потерпеть сифилитичных католиков Стюартов. Скоро трон займут Ганноверы, а Ганноверы – прирождённые виги.